— Но на все это, на подготовление колонны, сбор продовольствия и амуниции, потребуется немало времени! — заметил кто-то из членов совета.

— Трех недель должно быть достаточно на это, — сказал Бигген, — а через месяц, считая от сего дня, мы будем уже у Филэ, то есть как раз ко времени, назначенному заговорщиками для генерального сбора!

Затем, достав из кармана своего доломана несколько запечатанных конвертов, лорд Бигген положил их на стол и сказал: — В этих конвертах, господа, вы найдете распоряжения и предписания, относящиеся к каждому из вас! Попрошу вас принять все это во внимание и, основательно прочитав предписания эти, немедленно сжечь и уничтожить. Англия требует ваших трудов, чтобы в последний раз подавить в Египте восстание, которого уже больше не повторится! — конфиденциально заметил Сирдар, и несколько понизив голос, добивал: — Наши транспортные суда уже вышли в море, они везут нам сюда блиндированные башни, которые мы расставим по всей линии реки от Александрии до Фашоды; таким образом мы будем стоять стражами у реки, которая является главнейшим условием жизни в Египте, и если туземцы в чем-либо выкажут нам хоть малейшее сопротивление, то мы своими пушками прогоним их в глубь страны на смерть от голода и жажды. Итак, господа, да живет и процветает наша Старая Англия! England for ever![2]

Присутствующие дружно подхватили этот возглас, который Сирдар произнес стоя, и затем все стали разбирать конверты, лежавшие на столе, и расходиться по домам, чтобы там самостоятельно работать над осуществлением плана Сирдара для уничтожения отважных египетских патриотов, мечтавших о свободе и независимости своей славной родины.

Что же касается Джека, то он аккуратно сложил мешки, служившие ему подстилкой, вернул на место вынутую им плитку паркета и снова вышел на улицу по той же черной лестницей, по которой пришел сюда. Только теперь у него была новая забота: выяснить, кем же является эта таинственная Нилия?

— Джон и Джек, вы мне нужны оба! — заявил Сирдар молодым людям на другой день после заседания военного совета. — Вы оба, я уверен, безусловно преданы Англии; Джон и Джек Прайс не могут быть безучастны к судьбам своей великой страны, и потому я призвал вас сюда, чтобы доставить вам случай сослужить службу Англии!

— Мы готовы служить ей всеми силами!

— Прекрасно, дело в том, что компания французов собирается отправиться вверх по течению Нила до острова Филэ на дахаби, принадлежащей копту Кедмосу. Я имею основание желать, чтобы за этими французами следили, и это наблюдение над ними я поручаю вам, молодые люди!

Молодые люди молча поклонились.

— Эта дахаби стоит на якоре против дома Кедмоса, на ней — хорошая паровая машина, на случай надобности это небольшое судно снабжено двумя косыми парусами. Оно отправляется отсюда сегодня же и, так как на него принимают пассажиров, то вы должны попасть в их число, изъявив желание в качестве американских туристов — Джона и Джека Лога, приехавших из Нового Орлеана, осмотреть берега Нила и древние достопримечательности Египта. Сколько бы с вас ни потребовали платы за проезд, вы уплатите без разговоров!

При этом лорд Бигген вручил каждому из молодых людей по туго набитому бумажнику, добавив:

— Это вам на путевые расходы. Теперь выслушайте, чего я ожидаю от вас: вы будете наблюдать и следить за всем, что будет происходить на дахаби; каждый вечер это судно по имени «Ялла», что означает «Вперед!», будет приставать к берегу, и во время этих стоянок вы будете сходить на берег. Прогуливаясь, вы незаметно отойдете подальше и будете ждать человека, который, подойдя к вам, произнесет условные слова: «Ночь теплая», на что вы ответите ему: «И звездная»; тогда он скажет вам: «Доброе предзнаменование» — а вы ответите: — «Надеюсь, что так!» — Потрудитесь, господа, записать эти слова сейчас же в свои записные книжки и затем запомнить их. Кто бы ни был тот человек, который обратится к вам с этими словами, вы дадите ему полный отчет обо всем, что видели и слышали и что успели заметить, но все это устно, письменного не должно быть ровно ничего!

Молодые люди снова поклонились.

— Надеюсь, вы поняли меня, — докончил лорд Бигген, — идите, друзья мои, и помните, что от умелого и добросовестного исполнения возложенного на вас поручения зависит очень многое. Главное, будьте осторожны и не дайте заметить этим иностранцам, что вы за ними следите!

Джон и Джек откланялись и, выйдя из приемной залы Сирдара, направились прямо в свои комнаты переодеться в дорожные костюмы и собрать чемоданы. Затем, простившись с почтенной мистрис Прайс, без всяких объяснений покинули резиденцию Сирдара и, миновав близстоящий дворец хедива, по бульвару Марс-Ель-Атика и мимо сада британского посольства и превосходной резиденции Ибрагима-паши и дворца матери хедива, вышли на набережную Кар-Ель-Аин, где стоял грандиозный дом Кедмоса. Широкие гранитные ступени, перерезая роскошный цветник, разбитый террасами, вели от самой террасы дома к водам Нила. У маленькой пристаньки стояла дахаби, на-рядно и кокетливо окрашенная в белое, с пунцовыми бортами и серебряными украшениями; на корме ее развевался трехцветный французский флаг.

Какое-то болезненное чувство сжало грудь Джека при виде этого флага; он готовился вступить, как враг, на это судно под французским флагом, когда, быть может, сам он был француз. И ему стало досадно на себя, что он принял поручение Сирдара.

На палубе дахаби стояли двое молодых людей в щегольских дорожных костюмах с усиками, закрученными «а-ля мушкетер», оба брюнеты, с живыми подвижными и добродушно-приветливыми лицами, по которым сразу можно узнать французов; оба они были чрезвычайно похожи друг на друга.

Они оживленно разговаривали между собой в то время, когда Джон и Джек подошли к пристани.

— Скажи, кузен Робер, теперь, когда «Ялла» уже готовится к отплытию, твоя решимость не покидает тебя? — спросил один из них.

— Да полно, уж не Лаваред ли ты? Уж не намерен ли ты отказаться от мысли изгнать отсюда англичан, которые порабощают этот прекрасный народ?

Арман Лаваред весело рассмеялся.

— Для меня, что охотиться на тигров в Бенгалии, что на англичан в долине Нила, решительно все равно! Но ты навязал себе на шею дело, в котором сам черт ногу сломит! У твоих людей нет оружия, нет организации!..

— Оружие будет, оно получается нами из Абиссинии!

— Будет, а у англичан оно есть, и все высшего качества и новейших образцов; словом, все выгоды на их стороне; мне-то это, конечно, все равно, но ты в этом деле рискуешь головой!

— Что ж из того! Зато, в случае победы, мне обещана рука прекрасной дочери Хадора…

На этом месте разговор их был прерван Джоном, который, даже не приподняв шляпы для приветствия, с обычной невежливостью англичан, которые вообще неохотно кланяются, произнес:

— Нам сказали, что дахаби «Ялла» отправляется сегодня к верховьям Нила! Брат мой Джек и я, Джон Лог, из Нового Орлеана, из Соединенных Штатов. Мы хотим ознакомиться с достопримечательностями этой страны и потому желаем быть приняты в качестве пассажиров на эту дахаби!

— Обратитесь к капитану и условьтесь с ним относительно этого, — сказал Арман Лаваред, — это касается его, а не нас!

Мнимые американцы отправились сговариваться с капитаном.

— Это превосходно, что случай занес сюда этих американцев; никто не станет подозревать в политических замыслах пароход, на который принимают посторонних пассажиров! — произнес Робер.

Арман ничего не ответил на это. По широкой гранитной лестнице спускались теперь две дамы в белом, в больших соломенных шляпах, вокруг которых вились голубые вуали. Одна из них была блондинка, с типичной красотой англичанки, когда англичанка бывает страсть как хороша; другая, смуглая и стройная, с большими темными глазами, полными задумчивой неги и огня, — красота жаркого юга. За ними торжественно выступало, упираясь на суковатую дубину, уродливое существо в красном фраке, расшитом золотыми галунами, и треугольной шляпе с плюмажем; то был Хоуп, громадный орангутанг, который, большими прыжками обогнав дам, раньше их очутился на палубе «Яллы» и, дружески пожав руку Робера, с распростертыми объятиями кинулся к Арману, к которому он питал особую привязанность. Теперь и дамы взошли на палубы. Смуглая Лотия подошла к Роберу и, протянув ему руку, тихо сказала: «Настает час, когда вы отдаетесь всецело моему делу, делу моего народа! Я знаю, что душа ваша слилась с моей душой, Робер, но все же в эту решительную минуту я хочу сказать вам, что если вы выйдете победителем, то назовете меня своей женой; если же будете побеждены, то я последую за вами повсюду — даже на смерть, и буду вашей подругой и здесь, на земле, и там, в царстве солнца!»