Европейцы не могли сдержать изумления. Как? Обезьяна сообразила все это? Им эта мысль казалась невероятной, хотя Хоуп был очень умен и развился от постоянного общения с людьми.

Дым густел. Красноватый огонь мелькал в кустарнике, слышался треск сухого дерева. Наконец, целая армия испуганных львов выскочила из леса и бросилась бежать без оглядки, забыв о путешественниках. Позади них из леса появился Хоуп. Прыгая, приплясывая, подбежал он к своим хозяевам. Глаза его блестели лукавством. Солдаты торжественно салютовали ему. В самом деле, не всякий человек нашелся бы при подобных обстоятельствах!

Через час караван расположился у ручья. Лесок продолжал гореть, но воды было много. Верблюды мирно паслись на лужайке. Хоуп сел около ручья, опустив ноги в воду и, забавно моргая глазами, пил воду маленькими глотками, словно смакуя дорогое вино. Солдаты приготовили обед и лучшие куски предлагали обезьяне. Хоуп важно поедал все, что ему подносили. Конечно, он сознавал, что заслужил это своим геройским подвигом.

— Вперед!

Караван снова пустился в путь, когда луна появилась на горизонте. К утру добрались до колодца, где предполагалась остановка.

Путешественников ожидало горькое разочарование.

Пальмовые деревья у ручья были сожжены, а колодезь наполнен грязью.

Все переглянулись. Кто мог сделать это?

Потом Робер улыбнулся. Конечно, английские шпионы. Они не нашли ничего лучшего, чтобы остановить их. Путешественники не страдали от жажды, потому что запаслись водой, но им хотелось отдохнуть в тени пальм. Поставили палатки и укрылись в них от жары. Верблюды вытянули свои длинные шеи и жалобно кричали, предвещая знойный день.

Путешественники задыхались в своих палатках. Только Нилия, казалось, ничего не замечала.

Она лежала, устремив свои большие глаза на Жака. Ее мучила какая-то мысль, делавшая ее нечувствительной к температуре.

Наступила ночь и принесла с собой прохладу.

Караван двинулся далее. На пути все деревья были сожжены, все колодцы загрязнены! Предстоял знойный, томительный день. Но путешественники заметили вдали капризный силуэт абиссинских гор. Скоро Абуцин, где они отдохнут и забудут всю свою усталость.

Утром, на заре, маленький отряд расположился лагерем на лужайке, где протекал ручей. Солдаты устроили импровизированный очаг, чтобы приготовить обед. Верблюды растянулись у ручья.

Вдруг раздался резкий крик. Все оглянулись в ту сторону, откуда он послышался. Стоя на вершине холма, Хоуп немилосердно кривлялся. Он вращал глазами, угрожающе простирал лапы, бил себя в грудь, скрежетал зубами.

Что там случилось?

Робер и Жак бросились туда, где он стоял, и вскрикнули от ужаса.

Вокруг холма, повсюду, со всех сторон появились английские всадники. Путники были окружены. Солдаты поняли, в чем дело, — и на их лицах появилось выражение бессильной злобы. Целых два английских полка устроили облаву на маленький отряд.

Едва они успели оправиться от ужаса, как на них обрушилось новое несчастье. Верблюды начали беспокоиться, потом поднялись, качая шеями, как маятники, начали бегать яростным галопом и закорчились, словно от невыносимой боли.

Путешественники стояли и смотрели, не зная, что делать. Потом верблюды бросились бежать к утесам на восток и исчезли из вида.

Что это значило?

Вдруг на равнине раздался звук трубы. Английский офицер остановился у подножия холма, а в двух шагах от него всадник поднял вверх копье, на котором колыхался белый флаг.

— Парламентер! — пробормотал Лаваред.

— Надо принять его, — произнес Жак, — в худшем случае мы узнаем, каким образом попали в ловушку!

— Это правда. Идите к нему, Жак, завяжите ему глаза, хотя это бесполезно теперь. Но будем соблюдать все правила войны!

Жак поклонился и ушел. Скоро он подошел к английскому офицеру.

Это был молодой человек, с приятной физиономией.

— Я желал бы переговорить с генералом Робером Лаваредом! — сказал он, когда Жак подошел.

Жак вздрогнул.

Значит, англичане знали о присутствии Робера! Они подготовили эту ловушку, чтоб лишить армию патриотов своего энергичного вождя!

— Если вы хотите видеть генерала, — ответил он, притворяясь удивленным, — то вам надо отправиться на берега Нила!

Офицер улыбнулся.

— Вы правы, что отвечаете так. Но вы не обманете меня. Наши сведения верны. Я сейчас видел генерала Лавареда, вот он стоит со своей обезьяной! — добавил англичанин, указывая на скалу, где находился Робер.

Очевидно, английские шпионы усердно следили за караваном.

— Если вы позволите завязать себе глаза, я проведу вас к нему! — вскричал Жак.

— Пожалуйста!

Через минуту Жак вел офицера с завязанными глазами по тропинке, ведущей на площадку утеса. Робера окружали солдаты. По его знаку Жак снял повязку с глаз англичанина. Молодой офицер с любопытством огляделся вокруг себя.

— Генерал Робер Лаваред? — без малейшего колебания обратился он к французу.

— Да, это я!

— Позвольте мне представиться! Сэр Генри Лоуренс!

Оба раскланялись.

— Чувство гуманности заставило генерала Гольсона послать меня к вам! — начал офицер.

— Генерал Гольсон очень добр!

Англичанин не заметил иронии этих слов и продолжал:

— Вы окружены войском, в пятьдесят раз превышающим вашу численность. Вода в ручье отравлена, вы видели гибель ваших верблюдов!

Презрительная улыбка появилась на губах Робера.

— Англичане отравляют воду в колодцах, — произнес он негодующе, — это не достойно культурной нации!

Офицер слегка покраснел.

— Обстоятельства вынуждают нас к этому! — сказал он.

— Мы, французы, не понимаем этого!

— Во всем остальном, — продолжал англичанин, не обращая внимания на слова Робера, — мы поступаем вполне лояльно. Если бы мы желали вашей гибели, нам не трудно было бы достичь этого! Это наше право! Но британцы чутки к голосу гуманности. Сдайтесь! Вы будете в тюрьме, но с вами будут обращаться очень вежливо, пока восстание не будет подавлено. Потом вас отпустят на свободу!

Робер пожал плечами.

— Предпочитаю умереть свободным!

— Подумайте! Мы удивляемся вашей энергии и мужеству и щадим вас!

— Ваше удивление еще усилится, когда вы увидите, что я не боюсь смерти!

Наступило молчание.

— Вы осуждаете на смерть ваших спутников! — произнес Лоуренс.

— Я уверен, что они одобряют меня! — ответил Робер и, повернувшись к солдатам, сказал: — Вы слышали? Хотите ли быть пленниками Англии?

— Нет, нет! — в один голос ответили солдаты.

— Видите, — возразил Робер, — все они предпочтут смерть!

Англичанин сделал последнюю попытку.

— Я преклоняюсь пред нашим мужеством, но вы забываете, что среди вас находится молодая девушка, почти дитя. За что обрекаете вы ее на смерть?

— Да, — неожиданно вскричал Жак, — вы правы, если вам знакомо чувство человечности, пожалейте, спасите ее!

Он не успел кончить, как Нилия бросилась к нему и вцепилась в его руку.

— Нет, нет, — простонала она раздирающим душу голосом, — не отдавайте меня англичанам! Позвольте мне разделить вашу участь! Я благословлю смерть, если умру с вами!

Жак хотел противоречить, но Робер прервал его.

— Вы поняли, сэр! — обратился он к парламентеру. — Возвращайтесь к своим и расскажите им все, что вы видели. Передайте им мои слова: мы останемся здесь, пока не умрем!

Офицер открыл рот, намереваясь что-то сказать, но Жак, по знаку Робера, накинул ему повязку на глаза, схватил за локти и повел по тропинке вниз.

Три дня Робер и его спутники стояли лагерем на площадке утеса. Провизия уже вышла. Несчастные терпели голод и жажду, допив последнюю каплю имевшейся у них воды. Никакое страдание не сравнится с жаждой. Голод убивает человека, притупляет его чувствительность, жажда возбуждает нервозность и раздражает ее до крайности. Солдаты тоскливо посматривали на горизонт, надеясь увидеть абиссинские войска. Робер потерял всякую надежду, поняв, какую ловкую западню устроил им неприятель.