Робер с состраданием смотрел на геройские усилия солдат, на это погибающее могущество Англии! Предшествуемый белым флагом, он подъехал к каре, в центре которого находился лорд Бигген, верхом на черной лошади.

— Генерал, несколько слов! — произнес Робер.

Ответа не было.

— Генерал! Вы проиграли! Не осуждайте на гибель ваших бравых солдат!

Молчание.

— Генерал! — крикнул Робер в третий раз.

Лорд Бигген привстал на стременах, надменно и яростно начал выражать всю свою злобу и ненависть, разразился потоком брани.

Робер уехал. Сражение продолжалось, ожесточенное, беспощадное. Наступила ночь. Сто тысяч всадников бросилось в погоню за убегавшими остатками английской армии. Генерал был убит. Пуля опрокинула его, и черная лошадь галопом бросилась вперед и остановилась недалеко от Жака. Он вспомнил слова Нилии, поймал лошадь, вскочил на седло, посадил перед собой девушку и помчался.

— Где мистрис Прайс? Где Кауфман? — спросил он, наклоняясь к Нилии.

Жак пришпорил лошадь. Благородное животное помчалось как стрела к северу, неся, как перышко, своих седоков.

Понимая, что дело проиграно, Кауфман покинул поле битвы, спустился по узкой тропинке к Нилу и направился быстрыми шагами в Кенех. Здесь мистрис Прайс ожидала исхода битвы. Ей было приказано, в случае поражения, запрячь лошадей в фургон, где находились деньги армии, и спешить к северу.

Мистрис Прайс сидела и ждала. Послышался шум шагов, дверь отворилась, и Кауфман, задыхаясь, вбежал в комнату.

— Ах, вы меня испугали, сэр Кауфман!

— Мне некогда извиняться. Лорд Бигген послал меня к вам. Битва проиграна.

— Проиграна? Мятежники победили, разбили лорда Биггена, лучшего генерала армии! Как это случилось? Где Жак, мой мальчик?

— Нечего болтать, — сердито возразил немец, — разве вы забыли приказание генерала относительно фургона? Идите же, запрягайте лошадей!

— Я совсем забыла! — вскричала мистрис Прайс. — Бегу, бегу! Не задержу вас более десяти минут!

— Я поеду с вами! Лорд Бигген думал, что вы будете нуждаться в помощи!

— Добрый человек! — пробормотала Прайс, уходя.

Оставшись один, Кауфман осмотрелся. Толстая Прайс жила в маленьком домике, совершенно изолированном от других жилищ. Домик был окружен садом и находился на конце деревни.

— Отлично, — подумал Кауфман, — никто не помешает мне! В фургоне находится сумма в миллион фунтов, Англия разбита, но должна дорого заплатить мне за оказанные ей услуги!

Вошла мистрис Прайс.

— Все готово. Я возьму свой чемодан!

— Скорее… торопитесь, время дорого! — произнес Кауфман. — Скажите, — добавил он, — кто же будет править лошадьми? Мы поедем одни?

— Конечно. Понимаете, такой фургон, чем меньше народу, тем лучше!

— Значит, вы одна в этом доме?

— Одна, страшно и сознаться! — проговорила испуганно бедная женщина.

Одним прыжком немец наскочил на нее, повалил на землю и занес над ней нож.

— Пощадите! — молила бедная женщина.

Нож опустился, мистрис Прайс закрыла глаза, но, к удивлению своему, не почувствовала удара. Верно, доктор сжалился над ней! Она открыла глаза и разинула рот от изумления. На полу лежал Кауфман с ножом в груди. В двух шагах от него стояла красивая мисс, такая красивая, какой она еще никогда не видела, а подле нее Жак, ее нежно любимый Жак.

Мистрис Прайс протянула к нему руки.

— Жак! Мой Жак!

— Мама, добрая мама! Вы еще любите меня?

— Еще спрашивает, неблагодарный! Я так счастлива видеть тебя! Ты победил и вернулся!..

Жак обнял ее.

— Я поспел вовремя, мама, чтобы помешать этому негодяю убить вас!

— Ты спас меня, дорогой мой?

— Да, мама, он уже занес нож…

Мистрис Прайс прервала его.

— Кто эта красавица с тобой?

— Это мисс Нилия, моя будущая жена!

Прошел месяц. В Каире происходило большое торжество. С необычайной роскошью праздновалась свадьба Робера и Лотии, которые сделались повелителями освобожденной ими страны. Все европейские монархи прислали своих представителей на церемонию.

Вещие слова Гладстона оправдались.

В Индии началось восстание, — и англичане были изгнаны. Австралия и Канада объявили свою независимость. Чернокожие в Нигере, Сьерра-Леоне восстали, сожгли все конторы английских купцов и приняли протекторат Франции. Народ ликовал. На пути Робера, Лотии, Армана и Оретт, Жака и Нилии, которые были повенчаны в один день со своими друзьями, раздавались восторженные восклицания, радостные приветствия. Энтузиазм усилился при виде Хоупа, важно прогуливавшегося в своей новой форме. Умная обезьяна с достоинством принимала все почести. Громкое «виват» наполняло воздух и гремело по всему городу. Жители бросали цветы под ноги лошадей, запряженных в богатые коляски. Но общая радость достигла апогея, когда богато одетый герольд объявил народу, что генерал Робер, а теперь Робер 1, король египетский, позволил населению Бахр-эль-Газаля и Белого Нила снять все преграды, заставившие воды этих рек течь в Конго.

В этот самый день воды снова хлынули в Египет, вернув его плодородие и позволив возобновить свои славные традиции.

Граждане свободного Египта, в знак своей благодарности, поднесли в дар Маршану обширные территории страны Бахр-эль-Газаль и Суэца и отдали ему Фашоду, — где он так много страдал и боролся.

Египтяне старались великодушно загладить несправедливость Англии.

Вечером, войдя в роскошные апартаменты, приготовленные им в древнем дворце хедива, Жак сказал Нилии:

— Моя дорогая жена! Мне недостает только одного для полного счастья: узнать мою настоящую мать и жить с тремя обожаемыми женщинами, с моей Нилией и обеими матерями!

Нилия печально посмотрела на него.

— В портфеле Георга Кауфмана, который я нашла возле его тела, есть нужные тебе сведения! — произнесла Нилия.

— Моя мать умерла? Говори же!

— Нет, но она несчастна. Двадцать лет тому назад она была сослана в бразильские рудники за кражу бриллиантов… Погоди! Она не воровка! Это воровство совершил Кауфман… есть доказательства!

Жак дрожал всем телом. Нилия подошла к нему.

— Завтра, — сказала она, — ты прочтешь, узнаешь все и решишь, что мы должны делать. Твоя жена последует за тобой, чтобы делить с тобой и радости, и горе! Но сегодня, — умоляюще добавила она, — в первый день нашего брака ты не должен грустить! Цыгане уверяют, что все дни супружества похожи на первый. Поэтому не будем печалиться!

Жак нежно улыбнулся, чтобы не огорчать свою жену.