Так, например, Любовь Борисовна ушла из науки не по своей болезни, а потому что по болезни отошел от дел ее научный руководитель и темы, которые он вел, свернули. Конечно, она тоже перенесла это болезненно. Это ведь ломка всей работы! Это выход из наезженной колеи и переход на новые темы, что сравнимо с перелетом на другую планету. Но это же придает ситуации другую окраску!

Или вот еще. После прочтения статьи остается впечатление, что Любовь Борисовна перенесла стресс, связанный с завершением научной карьеры, и на этой основе ударилась в поэзию. Но это совершенно не так! Она всегда писала, и писала прекрасно.

Расскажу такую историю. Ее тетради с ученическими сочинениями по литературе учитель попросил оставить в школьном музее и на протяжении многих лет читал их на уроках своим ученикам. И вот один ученик стащил эти тетради и с ними поехал во Львов поступать в вуз. Не поступил. Дабы подсластить пилюлю, решил прокатиться в Крым на отдых. Там у него закончились деньги… Короче, пустился мальчишка во все тяжкие. И только наличие этих тетрадок на месте преступления помогло изобличить убийцу.

Помню, шла летняя сессия второго курса, когда Любовь Борисовну срочно выдернули прямо с экзамена и увезли в областную прокуратуру на допрос и опознание этих тетрадок, измаранных кровью жертвы. Конечно, я поехал с ней. Бедная, она была в ужасе! Об этом можно прочитать в ее воспоминаниях «Когда былого мало».

Так вот, любовь к творческому слову у Любови Борисовны была всегда, она с нею родилась. И после окончания школы совсем не зразу решила поступать на мехмах — бродили в ней мысли о филологическом факультете. Но в принятом решении убедило совершенно справедливое наблюдение, что не все великие писатели были филологами.

А стихи она начала писать потому, что вырабатываемая ее интеллектом творческая закваска, долгие годы уходящая на научную работу, вдруг резко осталась без применения. Да без стихов она бы просто захлебнулась в ней!

И таких не проясненных моментов в газетных статьях, к сожалению, много.

— Я женщина такая… — с аналитическим складом ума. Теория относительности, математическая логика, сопротивление материалов — вот что меня влекло с самого детства. Потому-то после школы вопрос выбора профессии передо мной вовсе не стоял — прямиком пошла в университет. На мехмат, естественно.

— И сразу поступили?

— Разумеется.

— В те-то времена…

— Так у меня же Золотая медаль была!

— И что потом?

— Потом был университет. Наш, днепропетровский. После окончания — Институт геотехнической механики, младший научный сотрудник. Поначалу интересно было. А потом… словом, перешла в ДХТИ (Днепропетровский химико-технологический институт, — Примеч. сост.), преподавала. И снова поняла: что-то здесь не то, не получаю я морального удовлетворения. А может, просто я не из тех, кто задерживается на одном месте? Помните, как пел Виктор Цой: «Перемен требуют наши сердца». Я, наверное, из таких людей. Очередным местом прописки стал ВНИИмехчермет — появился в нем новый младший научный сотрудник, механического направления.

— ?!

— Вы что думаете, я чинила какие-то приборы, технику? Моя профессия – это теоретическая механика. Поэтому занималась наукой. И безмерно счастлива, что судьбой было мне отмерено отдать ей пятнадцать лет моей жизни. Маловато, конечно. И успела я совсем не много: 22 публикации, 11 изобретений, причем все запатентованы. Но ведь грянули перемены…

— И какую же, если не секрет, вы разрабатывали проблему?

— Износостойкость оборудования в запыленных средах. На примере Приднепровской ГРЭС и не только. Весь Союз, уже бывший, тогда объездила, все аглофабрики — от Сургута до Кривбаса — изучила досконально. Но…

— Но?

— Увы, случились неприятности со здоровьем. Повторюсь — а тут перемены в стране, другое отношение к науке… И пришлось изменять все в корне. Всю свою жизнь, что, признаться, оказалось делом очень трудным: ведь я по натуре непоседливая.

— И во что это вылилось?

— Оклемалась. Перешла на работу без командировок — на областную книжную типографию, куда требовался инженер по оборудованию. Там меня очень хорошо приняли. Долго я привыкала к новой среде, тосковала…

Но верх взяла привычка жить дальше, искать интересное, размышлять. Думала я, думала, и сами по себе, нежданно-негаданно, родились стихи.

— Наверное, грустные…

— Абсолютно нет. О любви. Меня словно прорвало: что бы ни делала, о чем бы ни думала, а эти два слова, многократно слышанные — «только любовь» — жили во мне неугасимо. Конечно, это было прощание с молодостью…

— Читателям может показаться, что вы пишете о любви между мужчиной и женщиной. Но в ноябре прошлого года «Днепровская панорама» (о других изданиях говорить не будем) опубликовала ваши стихи — они были о другой любви: к Украине, ее природе, к запахам родной земли.

— Да. Но ведь все равно о любви. Только любовь, как я вдруг открыла сама, дарует нам самое бесценное — жизнь. Перестанем любить — и перестанем жить…

— Это кредо наверняка помогает вам заведовать (насколько мне известно, на общественных началах) женским отделом в журнале «Борисфен»?

— Безусловно.

— А первой вашей «ласточкой» стала книжка-раскраска «Алфавит».

— Но и она сделана с любовью. Я не о себе — так говорить о себе не принято. Я об известном художнике Василии Хворосте. Его рисунки великолепны, и я очень рада, что он согласился сотрудничать по изданию этой книги далеко не именитого автора. Как благодарна и Михаилу Селезневу, Константину Чернышеву. Это мои учителя в поэзии. И самые строгие критики.

— Если не секрет, собираетесь ли издавать свои сборники о самом главном открытии?

— Они уже на подходе. Это сборники «С любовью на ‟вы”» издательства «Пороги» и «Восторженная любовь» издательства «Січ». Готовлю и третий сборник «Мої світи», но он пока что в планах.

— Желаю им осуществиться. С юбилеем вас! Здоровья, счастья. И — любви!

— Спасибо. Вам — того же!

Статья опубликована 1 ноября 1997 года в газете «Днепровская панорама» по следам двух презентаций вышедших сборников Любови Овсянниковой.

Да, это действительно был бенефис Любви — два вечера (один в доме архитекторов, другой — в библиотеке им. Светлова), где свои стихи читала хорошо знакомая друзьям «Днепровки» Любовь Овсянникова. Ведь пишет Любовь Овсянникова именно об этом — неиссякаемом, безмерном — чувстве любви, о чем красноречиво говорят названия двух ее первых сборников: «С любовью на ‟вы”» издательства «Пороги» и «Восторженная любовь» издательства «Січ». На подходе очередная книга «Мої світи». Но и она о том же — о восхищении автора родной землей, о Доброте и Красоте, о яблоках, созревающих в материнском саду, о нас с вами — людях.

— Я словно в юность звонкую спешу, — делилась сокровенным с почитателями поэзии виновница торжества, и казалось, что говорит она и о тебе. Ведь среди собравшихся ее послушать были не только молодые, и слова эти, произнесенные с чисто женской задушевностью. Выражали затаенные мысли многих.

— Я буду петь, пока живу на свете, — произносила Любовь Борисовна, и все сердца бились в унисон с ее сердцем.

— И жажда жить тем ярче и сильней, чем больше я нужна тебе в дороге…

Это уже посвящение мужу, Юрию. Он любим и любит, он никогда не гасит ее стремление к сочинительству, помогал и помогает «в большом и малом». Он — настоящий друг.

Но счастье этой удивительной женщины не только в супружестве. Оно сопутствует ей и в работе, творчестве. Как и друзья. Редактор Василий Левченко, художники Василий Хворост и Константин Чернышев, строгий критик и добрый советчик Михаил Селезнев… А Галина Калиниченко, Борислав Карапыш, Фидель Сухонос, Анатолий Шкляр, другие собратья по перу? А множество подруг из сферы литературы, журналистики, культуры? А мир ученых, педагогов, медиков? Даже перечислить всех — просто невозможно такова притягательная сила ее души. Только ее обаяние. Таков ее талант. И не случайно при встречах с ней никому не хочется расставаться. И не случайно о ней, ее поэзии вспоминают потом подолгу. И не случайно говорит профессор АП. Поповский: