Автомат Петра неожиданно смолк — кончились патроны. Он схватил его за ствол и со всей силой ударил подбежавшего фашиста. Но другой немец наскочил на него сбоку. Петр обернулся и не успел размахнуться, как в грудь ему плеснула струя огня, кинула его навзничь. Деревья вдруг зашатались, закружились в глазах Петра, и все сразу исчезло.

Петр лежал на спине, широко раскинув руки, и, казалось, своим телом прикрывал от врага родную землю.

Весть о гибели группы партизанов-подрывников тяжело переживал весь отряд.

Андрюхин собрал командиров, чтобы вместе разобраться в происшедшем. Он понимал, что никто уже не расскажет о всех подробностях драмы, разрыгравшейся на лесной поляне: очевидцы и участники боя остались лежать там.

Вместе с тем Андрюхин не сомневался в том, что Петр Корнилов мог допустить какую-то оплошность, нарушить строгую инструкцию о том, как надо было вести себя на задании. В чем же была причина столкновения группы с немцами?

Обсудив все обстоятельно, они пришли к выводу, что Петр Корнилов случайно нарвался на один из отрядов карателей, которые прочесывали леса.

На следующий день, словно в подтверждение правильности выводов командира, произошло другое событие.

А все началось с того, что в отряд пришел неизвестный. Как ему удалось найти дорогу к партизанам, никто не знал. Видно, хорошо знакомы были деду Чувашову местные леса, хотя, прежде чем отыскать базу, он долго бродил и наконец наткнулся на сторожевой пост партизан.

— Стой! Кто идет? — Окрик прозвучал в морозной тишине как выстрел.

Чувашов от неожиданности вздрогнул, огляделся. Из-за дерева вышел человек с автоматом в руках.

— Ты кто такой? — Остановивший его парень лет двадцати смотрел на Чувашова с усмешкой, не подозревая, что тот еще более внимательно разглядывает его шапку с красной ленточкой.

— Тебя искал. А ну-ка отведи меня к своим, — к удивлению партизана, строго потребовал незнакомец.

Парень, не сводя глаз с деда, крикнул:

— Румянцев, проводи гостя до старшого.

С соседней огромной ели спустился другой парень, помоложе, клацкнул затвором и недружелюбно сказал:

— Иди, дед, впереди. Вот туда. — Румянцев стволом карабина указал на тропку, теряющуюся в кустах.

Чувашов пришел к партизанам со страшным известием, которое потрясло Андрюхина.

В деревне Холопово фашисты расстреляли тридцать два человека. Тогда дед, конечно, не знал, сколько жителей деревни погибло от рук карателей, но сам факт жестокости был налицо.

— Я-то чудом уцелел, на конюшне был, — еле сдерживая слезы, закончил свой рассказ Чувашов.

— Карателей много было? — помолчав, спросил Андрюхин, раскрывая планшет, в котором лежала карта.

— Не более полсотни с офицером. Да они, фрицы, и теперь еще там. Ночевать, видно, собираются, не торопятся.

— Ближайшую дорогу указать сумеешь? — спросил Андрюхин, прикидывая по карте расстояние от базы до деревни.

— Смогу, — торопливо ответил дед.

— Тогда пойдешь провожатым. И прямо сейчас. Сможешь?

— Вытерплю.

Андрюхин вызвал командира третьего взвода Баутина, коротко пересказал ему сообщение деда и приказал немедленно выступить с пулеметом и минометом всему взводу к деревне Холопово. Отдавая распоряжение, Андрюхин, с трудом сдерживая гнев, закончил:

— Всех карателей уничтожить! Чтобы ни один гад не вырвался живым! Поняли?

— Есть, товарищ командир! Приказ будет выполнен, — ответил Баутин.

— Пулеметчиком возьмите Николая Аверкина.

Баутин собрал свой взвод, ознакомил с поставленной задачей и повел партизан на север от базы. Всю ночь партизаны были в пути. На рассвете они подошли к деревне.

Баутин расположил своих бойцов так, чтобы гитлеровцам не оставалось никаких лазеек для отхода.

Пока Баутин отдавал распоряжения, Чувашов неотступно следовал за ним. Он внимательно наблюдал за приготовлениями партизан к бою, так что со стороны казалось, будто и он руководит налетом и точно поторапливает командира взвода. Приотстав, он шептал тому или другому лежащему в снежной ячейке партизану:

— Сынок, бей их, гадов, пометче.

— Исполним, дед, как велишь. Не сомневайся, — отвечали партизаны.

Тем временем Сергей Скворцов со своими бойцами устанавливал миномет. Партизаны вскрыли ящики с минами. Скворцов доложил Баутину о готовности расчета к бою.

— Ну вот, папаша, можно начинать, — сказал Баутин.

— Начинай, голубчик. Начинай скорей, — нетерпеливо ответил дед.

— Только тебе придется вон там, за кустиком, полежать.

— Постой, командир. Чего же мне от фашистов прятаться-то? Я, если дозволишь, лучше ребятам подсоблю. Снаряды подавать стану.

— Они сами справятся, папаша, лучше нас с тобой, — ответил командир, но тут же добавил: — В таком случае ложись слева от миномета, на бугорок, и постреливай по карателям. Умеешь?

— А то нет. Дело знакомое.

— Скворцов, — сказал командир, — передай на время свой карабин деду. Пусть отведет душу.

— Есть, — ответил Скворцов и, сняв карабин, подал Чувашову.

— Ты, папаша, во время стрельбы приклад крепче прижимай, — посоветовал Сергей.

— Не учи. Справлюсь, — хмурясь, отозвался дед. Забрал карабин и заспешил к своей позиции.

Он разгреб снег, притоптал валенками ячейку, вынул очки, нацепил их на нос и улегся за снежным невысоким бруствером.

— Командир, — окликнул Чувашов, наблюдавший за Баутиным, — ты скомандуй, чтоб по крайней избе стеганули, там фрицев более всего.

Баутин поднял руку:

— По крайней избе слева, огонь!

Первые три мины разорвались в стороне, с недолетом или перелетом. Наконец четвертая мина накрыла цель, полыхнул огонь, дымом заволокло крышу.

Гитлеровцы выбегали на улицу, метались около машин, некоторые открыли беспорядочную стрельбу.

— Аверкин, огонь! — крикнул Баутин пулеметчикам.

Бодро застучал пулемет, и разом заработали автоматы. Минометчики перенесли огонь, и мины стали рваться вдоль улицы. Загорелись машины, сначала одна и следом же за ней другая.

Фашисты еще не успели опомниться, как Баутин поднял партизан в атаку.

— Взвод, за мной! Вперед!

С криком «Ура!» партизаны бросились в деревню. Чувашов поднялся из своей ячейки и тоже побежал следом за партизанами.

Миномет смолк. А через несколько минут прекратилась автоматная и винтовочная стрельба.

Ни одному карателю не удалось уйти живым из Холопово.

Партизаны торопливо собирали трофейное оружие. Баутин первым заметил сгорбленную фигуру деда Чувашова, стоявшего около крайней избы, у которой взрывом мины снесло угол и часть кровли.

Дед как-то странно прижимал к животу правую руку, его пошатывало.

Баутин подбежал к нему и, увидев кровь на пальцах, спросил:

— Ранило, что ли?

— Да так, пустяки, — поморщился дед. — Два пальца царапнуло.

Подошли остальные партизаны: Саша Семенов рванул индивидуальный пакет, туго забинтовал руку Чувашову и утешительно сказал:

— Бывает, папаша, похуже. А это до свадьбы заживет.

— Заживет, — согласился дед, вытирая левой ладонью слезы со щек.

— Болит небось? — посочувствовал Баутин.

— Терпимо, — дед наклонил голову.

— А чего же плачешь тогда?

— Жалко избушку. Крепко угол-то снесли ребята.

— Постой, дед. Это что же, твоя хата, что ли?

— Моя, милый. И внучкина.

— Дела, — смущенно произнес Баутин. — Ты предупредил бы сперва…

— Нельзя. Ни в коем разе нельзя было, командир.

Ветерок шевелил лохматые седые волосы деда, а он стоял около своего дома и не ощущал холода.

— Ты чего без шапки, папаша? — спросил Саша Семенов.

— Видать, потерял второпях, когда за вами бежал.

Семенов снял с себя ушанку с красной ленточкой, надел на голову деда.

— А сам-то как же?

— Обойдусь, — улыбнулся Саша Семенов. — Мы к холоду привычные. А вот тебе простужаться не следует.

На базу, к истоку реки Вопец, партизаны возвратились к ночи.