Три фигуры партизан были видны далеко. Немцы сразу застрочили по ним из автоматов.

Николай, бежавший слева от Соловьева, вдруг вздрогнул, будто споткнулся, сделал шаг, другой и рухнул на землю. И тут же сильно ударило самого Смирнова — в грудь и руку. Он затоптался на месте, пытаясь повернуться и ответить врагам своим огнем. Но вдруг и Соловьев стал падать. Командир пытался удержать его, но не смог — руки непослушно скользнули вниз.

Потеряв сознание, Смирнов уже не слышал той яростной стрельбы, которая вспыхнула несколькими минутами позже, после того, как их подкосили вражеские пули.

Очнулся Смирнов на второй день. Левое плечо и грудь — в бинтах, рука выше локтя — тоже. К нему подошел человек в белом халате.

— Где я? — спросил Смирнов.

— Лежите спокойно. Вы в медсанбате. Теперь уже не опасно.

Смирнов обвел взглядом просторную избу. Кроме него, в ней никого не было.

Он закрыл глаза, и память вернула ему вчерашние события: погоня, вспышки ракет и огонь вражеских автоматчиков. «Где Сергей и Николай?» — в тревоге подумал он.

Тихо скрипнула дверь, и в избу вошел кто-то.

— Ну как он? — спросил вошедший.

— Пришел в себя. Держится молодцом. Будет жить.

— Да-а! Вовремя мои ребята его подобрали. Кстати, у него в нагрудном кармане часы были, разбило их пулей, и это спасло, — сказал врач.

Смирнов вновь открыл глаза и посмотрел на разговаривавших военных.

Рядом с врачом стоял молодой капитан.

— Доктор, разрешите-ка немного с ним побеседовать.

Капитан присел на край койки.

— Вам благодарность командир дивизии просил передать. Нужные вы сведения раздобыли. В ранце важные документы оказались. Вы по чьему заданию действовали?

— По приказу командира партизанского отряда имени Щорса Андрюхина.

— Позывные вашего отряда?

— Красные тюльпаны.

— Слыхал. Я доложу об этом командиру дивизии. Попрошу, чтобы связались с вашими и доложили о вас. А теперь поправляйтесь. Придет машина, отправим вас в госпиталь.

— Не согласен я, товарищ капитан. Мне в отряд надо.

— Ну хорошо. Тогда попросим доктора. Пусть подлечит вас у себя.

Капитан встал и, пожав руку раненому, собрался было уходить, но Смирнов остановил его вопросом.

— Кто же меня вынес? Где мои ребята?

— Спасли вас наши разведчики. Прибежали на выстрелы, отбили вас у немцев, а те два парня… погибли. — Капитан нахмурился, отошел к окну.

— Тот, светленький парнишка умер на рассвете, — пояснил врач, — а второй, постарше, был убит сразу.

Смирнов отвернулся к стенке и, скрипнув зубами, простонал.

— Не успел Сережа Соловьев в комсомол вступить. А я ведь ему рекомендацию обещал дать.

— Он погиб как комсомолец, — отозвался капитан. — Похоронили их здесь, в этой деревне.

— Как называется деревня? — чуть слышно спросил Смирнов.

— Нарезки, — ответил капитан.

Произошло все это 4 июня сорок второго года.

После того, как Смирнов немного окреп и раны его почти затянулись, он ушел к себе в отряд. Пробрался он к своим через так называемый Свиты-Демяхинский коридор, который не был занят противником.

С утра командир отряда отдал приказ: всем чистить оружие, командирам взводов доложить о наличии боеприпасов.

Под разлапистыми елями для чистки оружия у партизан был сооружен стол из жердей. Накрыв его плащ-палатками, пятнистыми немецкими накидками, бойцы разложили на столе свои винтовки и автоматы, принялись чистить и смазывать оружие.

Сережа Корнилов устроился по соседству, на свежем пне. Положив карабин на колени, вынул из кармана масленку с двумя горловинками, ветошь. Он, конечно, уже научился разбирать и собирать затвор, но полной уверенности не было, и потому покосился на партизан, взглянул на Петра, с чего начать.

Тот, перехватив Сережкин взгляд, подошел к нему и присел на корточки рядом.

— Дай-ка свой карабин, — сказал брат.

Петр внимательно оглядел карабин, покачал головой, сказал:

— Сперва надо вынуть из магазина патроны, потом затвор, проверить еще раз, не остался ли в стволе патрон. Затем можно приступать к чистке. Понял?

— Ага.

— Не «ага». А надо отвечать: так точно! Ты партизан. Понял?

— Так точно!

— Вот это уже другой разговор. Ответ по-военному.

Сережка вынул патроны из патронника, вложил в обойму и спрятал в подсумок. Передернул затвор и для убедительности сунул мизинец в патронник.

Сережка уже заканчивал чистку, когда подошел командир взвода. Он оглядел партизан, чистивших оружие и, заметив мальчика, сидящего в стороне вместе со своим братом, окликнул:

— Боец Корнилов, срочно к командиру.

— Меня, что ли? — спросил Петр.

— Нет, Сережу.

— Я сейчас, товарищ комвзвода. Вот закончу с карабином. Мне его только сверху смазать осталось.

— Отставить! — недовольно отрезал командир взвода. — Выполняйте приказ. Живо. Одна нога — здесь, другая — там. Карабин свой потом смажете.

Сережка хотел было возразить, но, поймав строгий взгляд брата, проворно вскочил, бойко выкрикнул: «Есть!» и со всех ног пустился к штабной землянке.

Прежде чем войти в штаб, Сережка подтянул потуже брезентовый ремешок, поправил шапку, сдвинув ее чуть набекрень, как это делал брат Петр.

Поприветствовав часового при входе, спустился по ступенькам вниз и не без робости постучал в тесовую дверь.

— Войдите! — отозвался знакомый голос командира изнутри землянки.

Мальчик глубоко вдохнул воздух, оглянулся на часового — тот сверху подбадривающе кивнул ему головой: «Смелей, мол».

Сережка открыл дверь, шагнул через порог.

Командир отряда Александр Яковлевич Андрюхин и комиссар Николай Стефанович Гордеев сидели за столом друг против друга. Они посмотрели на мальчика, приветливо улыбнулись ему.

А тот не растерялся и, вскинув ладонь к виску, бойко доложил:

— Товарищ командир, боец Корнилов по вашему приказанию прибыл.

Андрюхин встал из-за стола, прошел к мальчику, протянул ему широкую свою ладонь, крепко пожал Сережкину руку:

— Здравствуй, товарищ Корнилов.

Он тронул Сережку за плечо и внимательно оглядел его худенькую фигурку, на миг задумался, точно решая какой-то серьезный и очень важный вопрос.

Сережка стоял навытяжку, по команде «Смирно». Курносое веснушчатое лицо его было вскинуто вверх, он восхищенно глядел в грустные и усталые от недосыпания глаза командира.

— Проходи. Присаживайся, — сказал командир и легонько подтолкнул мальчика к столу.

Сережка присел на краешек лавки и снял шапку.

Командир и комиссар сели напротив.

— Завтракал? — спросил командир.

— Так точно! — ответил мальчик.

— А потом чем занимался?

— Оружие чистил, как все.

— Хорошо почистил?

— Хорошо.

— Молодец.

— К бою готовимся, товарищ командир, — довольный разговором, вставил юный партизан.

— Откуда это ты взял?

— В отряде так говорят.

— Ишь ты, — не в силах скрыть улыбку, качнул головой Андрюхин. — Придумали, видать…

— Никак нет, товарищ командир, — откровенно и доверительно возразил Сережка.

— Что ж, вот так все и говорят, что к бою готовятся?

— Не… Все не говорят. А только некоторые и то меж собой, шепотом.

— Ишь ты, — Андрюхин улыбнулся и провел ладонью по бритым синим щекам. — Чуешь, Николай Стефанович, люди в бой рвутся, а мы вроде и не догадываемся. Ты побеседуй с бойцами, растолкуй, что к чему.

— Хорошо, поговорю, — ответил комиссар Гордеев.

Командир разложил на столе карту, разгладил на сгибах и и подвинул к Сережке.

— Ты карту читать умеешь? — спросил Андрюхин.

— Могу. Я в школе географию изучал. И даже сам карту рисовал с нашей деревней и речкой.

— Тоже нужное дело, — улыбаясь, согласился Андрюхин. — Но вот тут дела посложнее. Ну-ка взгляни повнимательней. Сумеешь разобраться?

Сережка нахмурил брови, уставился в карту со множеством паутинок дорог, рек, зеленых пятен, изображающих лесные массивы. Бегло прочитав названия деревень и поселков, разбросанных тут и там, отыскал среди них и свои Вышегоры. Он провел пальцем по голубой узкой ленте реки — все было точно: вот и холм, за ним поля, слева лес, в самой глубине его — кордон лесника.