За сутки до назначенного времени Андрюхин вместе с начальником разведки Смирновым и пятью партизанами, которые прихватили с собой канистру с бензином, на трех санях отправились с базы в заданный квадрат. В полдень прибыли на место. На краю леса сделали короткий привал, а затем принялись за дело: валили сухостой, пилили дрова, раскладывали их кучками по полю на равном расстоянии друг от друга.

К сумеркам все приготовления были закончены. Поужинав у костерка в лесу, партизаны оставшееся время провели в томительном ожидании.

В двадцать четыре ноль-ноль Андрюхин поднял группу и вывел ее в поле. Вместе со Смирновым он еще раз обошел подготовленные для костров дрова, расставил у каждой кучки по одному партизану, а в час тридцать приказал облить дрова бензином. Партизаны, кроме того, смочили бензином и паклю, которой были обмотаны концы тонких шестов. Приготовив все, стали ждать.

Андрюхин и Смирнов внимательно вслушивались в тишину ночи, поглядывали на темное небо, где зябко мерцали редкие звезды.

Андрюхин посветил фонариком на циферблат часов — стрелки приблизились к двум. Никаких признаков приближающегося самолета— тишина. Немного погодя он спросил Смирнова:

— На твоих сколько?

— Два часа восемнадцать.

— Задерживается почему-то?..

И не успел Андрюхин договорить, как стоявший дальше всех партизан радостным голосом выкрикнул:

— Летит, товарищ командир!

Андрюхин встрепенулся, скомандовал:

— Тихо. Зажигай!

Партизаны кинули зажженные факелы в поленья — пять оранжево-красных огней вспыхнули разом.

Андрюхин наклонил голову, замер: издали до него донесся едва слышимый, стрекот мотора. Он быстро приближался, нарастал, становясь все отчетливее.

Ровный рокочущий звук пронесся где-то высоко над их головами, удалился в сторону и замер.

— Неужто это' немец пролетел? — спросил Андрюхин.

— Не может быть, — возразил Смирнов. — По шуму мотора узнаю, что наш прошел.

Самолет появился скора, но уже с другой стороны. Он опять пролетел над полем, помигав рубиновыми бортовыми огнями, погасил их, и вскоре удалился в том направлении, откуда прилетел. Андрюхин со Смирновым отошли от костров подальше и, заслонив глаза ладонью, стали пристально вглядываться в небо. Вскоре они заметили едва приметные серые пятна на разных высотах и расстояниях, которые медленно опускались к земле.

— Парашюты! — сказал Андрюхин.

— Точно, товарищ командир. Три.

Партизаны, загасив костры, бросились к приземлившимся парашютам, Андрюхин и Смирнов еле поспевали за ними. Под первым и вторым парашютами оказались грузы в мягкой упаковке. Приказав подавать сани и укладывать на них груз, Андрюхин со Смирновым побежали к третьему парашюту, который опустился в значительном отдалении от костров.

Подбежав, они заметили маленькую фигуру человека, который складывал парашют. При их появлении человек выпрямился и быстро обернулся — Андрюхин со Смирновым увидели в трех метрах от себя молоденькую, невысокого роста девушку в светлом армейском полушубке, валенках и шапке-ушанке.

Держа в вытянутой руке пистолет, девушка твердым голосом спросила:

— Пароль?

— «Щорс», — откликнулся Андрюхин.

— «Москва», — отозвалась девушка.

Андрюхин бросился к ней, крепко обнял и, поцеловав в щеку, сказал:

— Дорогой ты мой человек. Заждались мы тебя.

— Поосторожнее, «Белочку» раздавите, — слегка отстраняясь, сказала девушка.

— Мне сообщили — радист прибудет, а тут «Белочка».

— Я и есть радист.

— Понял. Только не радист, а радистка. Тебя как зовут?

— Вера.

— А белочкой-то кого зовут.

Девушка улыбнулась.

— У меня, товарищ командир, вот здесь, под мышкой, рация небольшая прикреплена, «Белочкой» называется. Для малого радиуса действия. Вот я и боялась, что вы ее раздавите.

— Понятно, — улыбнулся Андрюхин.

— А почему вы ее с грузом не упаковали? — спросил Смирнов.

— На всякий случай. Боялась расстаться. А вдруг при выброске что-нибудь не так произойдет. Вторая, основная рация, там с грузом упакована.

— Правильно сделали, — похвалил Андрюхин и добавил: — Вы одна с Большой земли прилетели?

— Нет, товарищ командир. Вторым после меня минер Максимов прыгал. Надо скорее найти его.

Андрюхин повернулся и крикнул в темноту:

— Веселов, Полетайкин! Гоните в северный угол поля. Быстро!

Вскоре партизаны вернулись, и Полетайкин доложил Андрюхину:

— Товарищ командир, ваше приказание выполнено.

И тогда вперед шагнул высокий мужчина в белом полушубке.

— Вы товарищ Андрюхин?

— Да, я.

— Сержант Максимов прибыл в ваше распоряжение.

— Здравствуйте, товарищ Максимов, — сказал Андрюхин, протягивая руку. — С благополучным приземлением.

На базу партизаны возвращались радостные и очень довольные. Взметая сухой снег, кони бежали бойко.

В последних санях, чуть приотстав, ехали Андрюхин, Максимов, радистка и Смирнов; он правил лошадью.

Андрюхин, покуривая, расспрашивал радистку о московских новостях, о том, как живут и трудятся москвичи.

И хотя Вера оказалась неважной рассказчицей, говорила скупо, зато эти живые слова ее, человека с Большой земли, Андрюхин и Смирнов слушали с благоговейным вниманием.

— Ой, чуть не забыла! — воскликнула девушка. — Вам, товарищ Андрюхин, и всем партизанам из Центрального штаба партизанского движения большой привет и благодарность передать просили.

— Спасибо! — сдерживая волнение, ответил Андрюхин. — Порадовал)! ты нас сегодня крепко. Спасибо. А когда первый сеанс связи?

— Завтра в ночь. От двадцати трех до часу.

— Добро. У нас есть важные сведения, которые надо срочно передать, — сказал Андрюхин и, обратись к начальнику разведки, добавил: — Товарищ Смирнов, заранее подготовьте разведданные. Да обязательно вставьте сообщение Сережи Корнилова о передислокации горнострелковой дивизии.

— Есть, товарищ капитан, — коротко ответил Смирнов.

— Еще вам, товарищ командир, вот что просили передать, — девушка расстегнула полушубок и, достав из нагрудного кармана конверт, передала Андрюхину. — Письмо вам лично, от семьи.

— Спасибо. Вот уж никак не ожидал…

Андрюхин ваял письмо и спрятал его на груди под шинелью.

Уже два раза по заданию Андрюхина ходил Сережка в разведку. Добытые им ценные сведения о численности немецких воинских частей, их передислокации тут же передавались по рации советскому командованию. Теперь юный разведчик был в отряде на особом положении. Андрюхин убедился, что лучшего разведчика ему не сыскать. Командир сразу оценил и Сережкину память, и наблюдательность, его умение вести себя при встрече с гитлеровцами.

В третий раз командир послал Сережку с заданием в деревню Крапивня.

Всю ночь Сережка провел в пути. Он сильно устал, но мысль, что утро может застать его в открытом поле, в котором негде будет укрыться от случайной ненужной встречи, подгоняла его.

Близился рассвет, и на восточной светлеющей полоске неба очертился бугор. Когда Сережка поднялся на него, он увидел в серой предутренней полутьме деревню, тоже темную, без единого огонька.

«Это Крапивня, — подумал Сережка и с сожалением вздохнул. — Не успел затемно дойти до нее».

Сережка рассуждал по-своему: если не удалось в темноте прокрасться в деревню, то на рассвете соваться в нее куда опаснее — сразу задержат, если попадешься на глаза часовому. Значит, надо идти днем, не прячась, не вызывая у немцев подозрения.

Он еще раз оглядел деревню и поле и свернул в лощину, заросшую кустарником.

На востоке небо все светлело. Уже заметнее стали видны серые облака, низко плывущие над землей. Сережка вышел на узкую полевую тропку, засыпанную снегом; она петляла, убегала в сторону кустарников. Он пригнулся и побежал по ней, чтобы согреться.

Разведчик был уверен, что в то время когда он свернул с дороги и шел по полю, а потом трусцой бежал по тропинке его никто не видел. Однако на самом деле из одного окна избы за ним уже следили.