Низкое солнце просвечивало задымленный лес, клонилось к закату. Когда стало смеркаться, фашисты прекратили атаки.

Андрюхин вызвал командиров на совещание. Выслушав доклады о потерях и наличии боеприпасов, он отдал приказ — с наступлением темноты всем бесшумно сняться с занимаемых позиций и собраться у штаба.

Отдавая приказ об отходе, Андрюхин внешне был спокоен, хотя на сердце у него было тяжело: большого усилия стоило командиру не выдать своих чувств. Но, помня, что противник превосходит их в силе, он не имел права рисковать и, чтобы сохранить отряд для дальнейшей борьбы, обязан был вывести людей из окружения в новый район.

Уходить предстояло на юг, через ту самую топь, через которую, как знал командир, хотя и с трудом, но можно пройти. Знал потому, что этот пятикилометровый участок был еще весной разведан партизанами, и труднопроходимые места они тщательно загатили. Партизанские разведчики не раз пользовались этой дорогой.

Похоронив невдалеке от землянок павших в бою товарищей и замаскировав дерном могилы, партизаны молча покинули базу. Головным шел взвод Типугина. Ему был дан приказ: в случае встречи с фашистами — пробивать путь для всего отряда. За вторым, типугинским, взводом — в нем находился и комиссар Гордеев — двигались подводы с ранеными, имуществом отряда, а следом — первый взвод. Замыкал отряд третий, баутинский, взвод. Андрюхин уходил последним с этим молодежным взводом, которому была поставлена задача прикрывать отряд.

Всю ночь без отдыха, лишь с короткими остановками отряд продвигался на юго-запад. Он уходил в Холм-Жарковский район. За ночь прошли более двадцати километров. И весь следующий день щорсовцы провели на марше. В полдень форсировали неширокую реку Неча, к вечеру — исток Лосьмянки, и, обойдя стороной деревню Демяхи, уже были на границе Батуринского района.

Партизаны шли по открытой, холмистой, с редкими перелесками местности. Когда впереди показался густой смешанный лес, который широкой полосой протянулся до горизонта, Андрюхин через связных отдал приказание прибавить шагу.

Прошло около часа, и вот уже совсем близко спасительный лес, каких-то полторы — две сотни метров. Партизаны повеселели. «Ушли!» — думали все. Но радость их была преждевременной: со стороны деревни Демяхи показалась цепь немцев. Они обходили отряд справа, стремясь отрезать партизан от леса.

Андрюхин — он ехал верхом на коне — первым заметил гитлеровцев. Поняв замысел врага, он крикнул командиру третьего взвода:

— Баутин, бегом со взводом на правый фланг. Прикрыть отход! Не подпускай фрицев к дороге!

— Есть! — отозвался Баутин. — Взвод, за мной!

Обогнав колонну, бойцы рванулись наперерез фашистам.

Из головы колонны прибежал черноусый Казанцев, связной Гордеева. Он передал командиру вопрос комиссара: «Не требуется ли помощь?»

— Третий взвод сам справится с задачей, — ответил Андрюхин. — Передай комиссару, чтобы ускорили движение.

А партизаны, поняв обстановку, уже сами спешили уйти с открытого поля. Вскоре вся колонна, кроме баутинского взвода, втянулась в лес.

Третий взвод успел выдвинуться вперед, залечь вдоль дороги.

Подпустив гитлеровцев поближе, бойцы дружно ударили по ним из автоматов.

Гитлеровцы залегли и тоже ответили огнем. Они попытались обойти партизан, но Баутин зорко следил за маневрами противника, посылал бойцов на угрожаемый фланг, и те отгоняли фашистов гранатами.

Полетайкин находился поблизости от Петра Корнилова. Лежа в канаве, он наблюдал за тем, что творится от него справа и слева. Он-то и заметил какую-то группу людей, неожиданно появившуюся со стороны леса. Полетайкин только успел разглядеть одного в немецком кителе.

— Корнилов! — крикнул он Петру. — Немцы слева! Передай Баутину.

— Откуда?

— Вон они. Из леса выскочили.

— Много?

— С десяток.

Корнилов передал по цепи Баутину о возникшей новой опасности, а сам пополз навстречу предполагаемому противнику. Полетайкин и Веселов последовали за ним. Они ожидали, что вот-вот по ним ударят из автоматов, но этого не произошло. Наоборот, к их удивлению, невесть откуда взявшаяся странная группа открыла шквальный огонь по карателям. Незнакомые бойцы держались спокойно, стреляли короткими очередями. Петр успел подумать, что эти ребята не просто ведут бой, а выполняют привычную работу.

— Ура! — крикнул Полетайкин, вскочил на ноги, но тут же грузно опустился.

— Учись, дядя, как работать надо! — отозвался Петр.

— Без меня, Петя, поработай, — простонав, ответил Полетайкин.

— Ты что? — удивленно спросил Петр, подползая к Полетай-кину. — Куда тебя?

— В ногу. Выше колена.

— Держись! — выкрикнул Петр и, повернувшись лицом к немцам, лежащим в поле, застрочил по ним из своего трофейного шмайсера.

На левом фланге человек в немецком кителе, положив ручной пулемет на сук березки, стоя бил по фашистам. Гитлеровцы не выдержали, стали отползать, а затем побежали назад.

Баутин поднялся во весь рост и громко крикнул:

— Взвод! За мной, вперед!

Партизаны с криком «Ура!» бросились за ним, стреляя на ходу. Незнакомые бойцы тоже поднялись. Фашисты в панике отступили.

Собрав трофеи, партизаны вернулись к дороге, где встретились с теми, кто выручил их в бою. Бойцы баутинского взвода с удивлением разглядывали незнакомых людей, вооруженных немецкими автоматами и карабинами. На фуражках, пилотках и шапках у них тоже были пришиты красные ленточки. Да и одеждой они не выделялись. Только один из них, худощавый среднего роста блондин, был в немецком кителе без погон. На груди у него висел ручной пулемет.

— Откуда вы взялись, братцы? — спросил Баутин.

— Из леса, вестимо, — ответил невысокий курносый паренек.

Партизаны весело рассмеялись.

— Это ясно, что из леса, — сказал Баутин, когда смех утих. — Но кто вы? Ну, вот тот, например, что в немецком кителе?

— Я — Федор, — ответил паренек и, кивнув в сторону партизана с ручным пулеметом, добавил: —А он Иван Иванович будет. Ясно?

— Ничего не ясно. Мне это ничего не говорит, — Баутин нахмурился: он понял, кто перед ним, но затеянная игра все же задевала его самолюбие.

А Петр тем временем сбегал к кусту, где лежал Полетайкин, помог ему подняться. Полетайкин шел сильно прихрамывая. Он сжимал рукой левую ногу. Пальцы и брючина были в крови.

И тут к нему подошла незнакомая девушка с санитарной сумкой. Она разрезала брючину ножницами, наложила тугую повязку на рану.

Полетайкин встал, протянул девушке руку, сказал:

— Спасибо, дочка! Знаешь свое дело. Тебя как звать-то?

— Люба, — ответила девушка и махнула рукой. — А благодарить-то не за что.

— Все-таки откуда вы взялись? — обратился Баутин к пожилому партизану, который, как предполагал он, был командиром этой группы. — Чего здесь делалй?

— Своим делом занимались. Откуда мы? Вы, кажется, тоже туда путь держите. Так нам по пути. Идем догонять ваших…

— Верно, — согласился Баутин. — Пора. А как вас зовут? — обернулся он ко второй девушке с автоматом.

— Познакомиться хотите? — улыбнулась девушка. — Имени не скажу. Рано пока. Может, потом и узнаете, а по фамилии я — Федорова. Если свататься придешь — ищи по деревням Федоровых. На Смоленщине их не сосчитать.

Она засмеялась, а с нею и все партизаны.

Баутин слегка смутился и, обращаясь к незнакомым бойцам, сказал:

— Спасибо вам, ребята, за выручку. Мы запомним. И в долгу не останемся.

Он повернулся к своим товарищам и скомандовал:

— Взвод! За мной, шагом марш!

Вот так летом сорок второго года произошла встреча партизан из отряда имени Щорса с группой из другого партизанского отряда, который назывался «Смерть фашизму».

Вскоре третий взвод догнал свой отряд. Щорсовцы все дальше и дальше уходили на юг, в Смоленскую область.

Вскоре после выхода из окружения, когда партизаны еще не успели как следует обжиться на новом месте, в одну из ночей наблюдатели, высланные Андрюхиным следить за движением противника по большаку в сторону фронта, принесли неожиданное донесение. Партизаны доложили следующее: только что проследовала в северном направлении колонна немецких танков в количестве тридцати машин, которые шли с открытыми люками и с зажженными маскировочными фарами. Командиры машин стояли в люках, следили за движением и, видимо, переговаривались по радио, хотя за шумом моторов и лязгом гусениц партизаны голосов не слышали.