1918 Холодный уголь раскален Глотала шахта черным ртом И в черную влекла утробу, Но, скорчившись внизу, никто Не отбивал ни гнев, ни злобу Под черным угольным пластом. Глотала шахта черным ртом. С ослепшей лошадью вдвоем Мы молча подавали уголь, И каждый думал о своем — О травах росных, о подруге, — Но оба мы в гробу живем С ослепшей лошадью вдвоем. Проглоченный, никто из нас Ни гневен, ни озлоблен не был… Но знал ли кто-нибудь из вас, Как тяжело без звезд и неба Пробыть в утробе лишний час? Об этом знал ли кто из вас? А в штольнях были? А в забой На смертную ползли работу? По черному пласту киркой Стучать до кровяного поту И ждать — вот-вот над головой Качнется гибелью забой!.. Но говорят — какая боль! — Что мы — изменники, слепая… Шахтовладельцы и король О лишнем часе мало знают… Шахтовладельцы и король На нас с тобой не заодно ль? Им лишний час пробыть легко Под одеялом на кровати… А камни острые торчком В кровати если? А сгорбатясь Лежать под черным потолком, Почти задавленным, легко? И лишний час дышать углем, Быть лишний час в золе зарытым… А ну, ослепшая, тряхнем, — Пусть брызнет гнев из-под копыта, Пусть злоба каменным углем Нависнет и над королем! В забоях сердца рвется газ… Слепая, слышишь рев и грохот? Мы бросили в гробу работы, И в шахты вновь на лишний час Никто не спустится из нас, — В забоях сердца рвется газ. И черный уголь раскален… В холодном угле — злое пламя. Пускай забойщик окружен Неумолимыми врагами Со всех сторон, со всех сторон, — Ведь черный уголь раскален? Да! уголь в сердце раскален До бури, до огня, до жизни. Ударит час — и со знамен Огонь неудержимый брызнет, — И вспыхнет шахта красным ртом Над черным угольным пластом. 1926 Николай Кузнецов Ленинец Каждый раз, когда вечер алый Уходит уснуть за город, Он приходит домой усталый От гудящих электромоторов. За день усталость грузом Засела в его плечах, А он в синей рабочей блузе Садится за том Ильича. На бульварах электроточки, Дамы, духи, наряды, А он по дорожкам строчек Бродит упорным взглядом Жизнь не раз разразится громом И не раз еще бурей вспенится, Но от слов дорогих и знакомых Закаляется сердце ленинца. Стол залит электрическим светом, В углах притаились тени, И беседуют чуть не до рассвета Он и Ленин. Радиобашня В синеву на полтораста метров, Откуда видны далекие пашни, До туч, гоняемых ветром, Выросла радиобашня. Сжималось кольцо блокады, Когда наши рабочие плечи Поднимали эту громаду Над Замоскворечьем. Не беда, что она немного Эйфелевой башни ниже, Все же тучи, воздушной дорогой Пробегая, ей голову лижут… Нашей работы упорной Что может быть бесшабашней! Когда нас душили за горло, Мы строили радиобашни. «День уйдет, утихнет город…» День уйдет, утихнет город, Улыбнется месяц за окном. Каждый раз в такую пору Я сижу, задумчив, за столом. Месяц, месяц, ты любимец ночки, Будь хорошим, подскажи, Как в стихов размеренные строчки Сердце мне свое вложить. Не ответит месяц на мои вопросы, Самому придется разрешить. Вьется дым кудрявой папиросы, Я сижу, задумавшись в тиши. А пока гуляет ночка До утра по улицам пустым, Я кусочки сердца в виде строчек Положу на белые листы. Леонид Лавров Нобуж (Отрывок из поэмы) Прислушиваясь к шуршанью веток, К теченью ночного ветра, К биенью ночного пульса, Я сижу у себя на постели. До моего напряженного слуха Добираются через окошко: Резиновый шелест мака, Огуречный мохнатый шорох, Словно кожаный, хруст капусты, И шипенье ползущей тыквы; Настороживши белое ухо, Подмявшись немного набок, Сидит, как больная собака, Рядом со мной подушка. Так всегда, как только На деревьях большие тени Закачаются, как обезьяны, Я сажусь у себя на постели Изучать тишину и прохладу, Думать о том и об этом, Болтать босой ногой, Водить ею, как кистью, по полу, Беседовать с душой огорода… |
