Хан намеренно оскорблял Ивана Выговского. Во-первых, пусть знает свое место и не считает себя равноправным партнером. А во-вторых, он не питал добрых чувств ни к русским, ни к казакам. Ведь что было, после того как в первое правление Мехмед Гирея русские захватили часть кавказских владений Крыма? Господин Мехмед Гирея – турецкий султан – лишил его трона и сослал бывшего хана на остров Родос. Десять лет Мехмед Гирей жил в изгнании и все ждал, не пришлет ли повелитель всех правоверных для него кофе с алмазной пылью – после такого напитка бывшие ханы умирали гарантированно. Неудивительно, что Мехмед Гирей стал философом – при таких-то превратностях судьбы. Неожиданно умер его брат – правитель ханства, и султан вновь вернул Мехмеда на престол. Теперь бывший ссыльный мог отомстить русским гяурам.

…– Что за шум? – поинтересовался воевода Семен Романович Пожарский.

– Татары и казаки захватили переправу, угнали табун лошадей, – доложили ему.

– Всем по коням! – велел племянник героя войны 1612 года.

Русская кавалерия, преследуя врага, подскакала к переправе через речку Сосновку.

Князь Семен Петрович Львов предупредил:

– За рекой может быть засада. Мы же не знаем, где хан крымский с основными силами?

– Давайте мне ханишку, давайте мне его калгу[64] – всех их вырубим и выпленим! – ответил Пожарский.

Галопом поскакала через реку тяжеловооруженная русская рать. Только часть дворян и рейтар переправились через Сосновку, как на них со страшным криком поскакали десятки тысяч татар. Подскачут поближе, выстрелят несколько раз из луков и отскачут. Тем временем казаки Выговского ударили с фланга и разрушили переправу. А Сосновка, хоть и не широка, но глубока, без брода переправиться не просто. И получилось, что русская тяжелая конница попала в окружение. Рейтарский полк Фанстробеля погиб почти весь, большие потери оказались в полку Джонсона, а вот полк Венедикта Змеева, хорошо обученный, сумел пробиться к своим. Нелегко пришлось в тот день русскому дворянину Василию Бестужеву. Позднее в рапорте напишут, что он был «сечен по голове саблею во многих местах, да по левой щеке и по шее рублен саблею ж, да он же поколот саблею в бок, раны тяжелы». С такими ранами, когда впору сознание просто от потери крови потерять, Василий Федорович сумел пробиться из окружения к своим.

Семен Романович Пожарский бился отчаянно, пытался прикрыть отход своих подчиненных, зарубил нескольких татар, но попал в плен.

После боя хан и поэт Мехмед Гирей философски посмотрел на Пожарского и принялся выговаривать ему: что же ты нас, татар, так низко ставил?! Пожарский поступил смело, но грубо: использовал ненормативную лексику русского языка, после чего плюнул хану в лицо. Поэт вынужден был повелеть отрубить дерзкому пленнику голову.

Потери русской армии убитыми и пленными составили почти пять тысяч человек. Князь Трубецкой, еще не зная о разгроме Пожарского, послал ему в помощь конницу Григория Ромодановского.

– Вперед! – призвал своих казаков гетман Иван Выговский. – Расчистим путь к самостийной Украине!

Но Ромодановский был командиром опытным. Он спешил своих конников и те стали залпами стрелять по противнику. Казаки и татары имели троекратное превосходство, но что они могли противопоставить столь губительному огню? Стрелы отлетали от русских панцирей; татары в тот миг проклинали гяура, открывшего порох. Бой шел до вечера, лишь польские наемники полковника Лончинского, служившие гетману Выговскому за хорошие деньги, сумели вновь захватить переправу. Тем временем татары смогли найти проводника, который провел их через болото в тыл ратникам Ромодановского. Только после этого Григорий Григорьевич Ромодановский велел своим конникам отступать к русской пехоте.

На следующий день Иван Выговский рискнул отправиться на штурм укрепленного лагеря противника. Русская пехота не только отразила натиск, но и отбросила казаков на пять верст, сам гетман был ранен. На чем сражение и закончилось.

Осаждать Конотоп, имея за спиной казаков и татар, было делом бессмысленным. За ночь русские умельцы построили гуляй-город – передвижные деревянные укрепления. Под их прикрытием армия Трубецкого, отбивая наскоки казаков и татар, стала отходить к Путивлю.

Несчастливой была судьба талантливого русского полководца Алексея Трубецкого. Десятки лет Алексея Никитича не выдвигали на руководящие должности из-за того, что его старший брат в период Смутного времени стал предателем, а после изгнания поляков из России эмигрировал в Польшу. Лишь в 1656 году уже пожилой князь сумел проявить себя: во время похода в Ливонию он командовал вспомогательным войском, и, если царь не сумел взять Ригу, то Трубецкой захватил Дерпт (Тарту) и удержался в нем, несмотря на то что шведы пытались вернуть себе этот город. И вот из-за горячности Пожарского репутация Алексея Никитича сильно пострадала. Больше он не участвовал в военных походах, хотя Трубецкого ценили при дворе, он даже стал крестным отцом царевича Петра (будущего императора Петра Великого).

Между тем марш Трубецкого от Конотопа к Путивлю заслуживает уважения. Он действовал по принципу: «Я не дам возможности своим солдатам прославиться, героически погибнув за Родину, я любезно предоставлю такую возможность противнику» – убыль людей в армии гетмана Выговского существенно превысила потери русских солдат…

Не сумев разгромить армию Трубецкого, Иван Выговский, бесспорно, выиграл войну информационную. Поползли слухи об огромных потерях среди русских, о катастрофе. Агентура Ивана Евстафьевича трудилась не покладая рук, слухи обгоняли русское войско. Когда встревоженный воевода Путивля прислал сообщение: «Иду на помощь!», Алексей Никитич Трубецкой искренне удивился: да зачем, пусть дома сидит! Еще больше бы удивился князь, узнав, что паника докатилась до Москвы, и в российской столице начались работы по усилению городских укреплений – так силен был пропагандистский аппарат Выговского.

Украинский гетман еще не знал, сколь гибельна для него победа под Конотопом. Союзники Выговского, татары, грабили и жгли Украину, брали украинских девушек в полон, чтобы продать на невольничьем рынке в Кафе, а женщин как менее ценный товар насиловали там, где хватали. И на это казачество должно было смотреть спокойно! Вскоре пришли две вести. Первая – поляки не собираются выполнять обещание и превращать Украину в третий субъект федерации Речи Посполитой. И второе: тихоня Юрий Хмельницкий (сын Богдана Хмельницкого) с запорожцами успешно ходил на Крым, разгромил четыре улуса, взял пленных. Хан бросил Ивана Выговского и умчался спасать свои владения. Поляки не имели войск, чтобы помочь своему союзнику. А казаки собрались на раду и провозгласили Юрия Хмельницкого гетманом. Даже брат Выговского, Данила (женатый на сестре Юрия Хмельницкого), присягнул на верность Юрию Богдановичу. Оставшись в одиночестве, Иван Евстафьевич понял, что проиграл и сам отдал булаву Хмельницкому.

Для Украины настало смутное время. Вскоре гетманы станут быстро сменять друг друга, разделятся на левобережных и правобережных, казачьи полковники начнут бегать от русских к полякам и обратно, и вся эта суета закончится тем, что очередной гетман перебежит к туркам, и начнется тяжелейшая турецко-польская война.

Печальной окажется судьба Ивана Выговского. Он станет служить полякам, через пять лет будет обвинен ими в попытке мятежа и казнен. Его супруга, гордая шляхтянка Елена, долго искала тело мужа, чтобы похоронить цивилизованно. А затем выяснилось, что вовсе не пустая болтовня ее давние слова из письма к супругу: «Не в силах прожить без тебя, светлейший господин мой – солнце, ни дня одного, ни ночи одной. За тебя тревожно душа моя разрывается». Лишь менее трех месяцев прожила Елена после смерти мужа, не в силах пережить свою трагедию. Было ей менее сорока лет…

Когда Герда объявила служанке Байбе, что сама пойдет на рынок, пожилая латышка обрадовалась: можно поспать подольше. Ведь в то время в Риге вставали рано: в шесть утра уже работали мастерские, хозяйки вовсю закупали продукты на рынках у Песочных ворот (там, где сейчас стоит памятник Свободы) и на набережной Даугавы. Байба подумала про себя: «Видно, девочка решила сама порадовать отца чем-то вкусным».