В отчаянии Иоганн Шталкер с бешенной энергией атаковал противника. Его умению фехтовать на саблях Иоганн решил противопоставить силу ударов и максимальную быстроту движений. Конечно, наскок Шталкера не был для Воина Афанасьевича опасен. Чтобы блеснуть своим боевым искусством перед Гердой, юноша инстинктивно вновь стал играть со своим соперником: отводить удары так, чтобы тяжелый палаш Шталкера проходил в нескольких сантиметрах от него. Так в Испании торреро играет при зрителях с быком – публика в ужасе, а знатоки и сам тореадор знают – он контролирует ситуацию.

Одного не учел умелый в фехтовании на саблях, но неопытный молодой человек. Сам он знал, что происходит, Шталкер тоже понимал – над ним издеваются, Герда же принимала все за чистую монету. Это было даже жестоко по отношению к ней, столь измученной еще предшествующими событиями. И эта ошибка Ордина-Нащокина не только мучила сейчас Герду, она чуть было не стоила самому ее защитнику жизни.

Девушке показалось, что сейчас выпад Шталкера достигнет цели. Она не понимала, что Воин все рассчитал, что он не только слегка изменил направление движения палаша, подставив саблю, но одновременно отклонялся в сторону. Герда решила, что ее защитника сейчас убьют! Измученная рижанка издала жалобный, отчаянный крик. На долю секунды он отвлек неопытного юношу. И этого было достаточно, чтобы клинок барона задел его бок. Палаш порвал камзол, уперся во что-то твердое. Курляндец торжествующе выпрямился, хотел насмешливо поклониться своей колдунье и добить раненого, чтобы окончательно привести ее к покорности. Вдруг офицер с удивлением обнаружил, что на палаше нет крови.

«Спасибо, отец!» – подумал Воин Афанасьевич. Сколько раз внушал ему мудрый Афанасий Лаврентьевич: «Встал с утра, одеваясь, надень под камзол нашу псковскую кольчужку, не забывай, что в чужой стране находишься». Воевода даже в шутку грозил: «Увижу без кольчуги, вгоню ума в задние ворота!» Если учесть, что вопреки общепринятым в то время на Руси представлениям о возможности применения физических наказаний при воспитании детей Афанасий Лаврентьевич ни разу в жизни сына и пальцем не тронул, то угроза вроде бы звучала неубедительно. Но Воин Афанасьевич дураком не был и понял: отец просто хочет подчеркнуть серьезность ситуации. Мол, никогда так не поступал, а теперь поведу себя иначе, ибо опасность очень велика. И из-за этой фразы не стал пренебрегать советом отца. Да так привык к кольчуге, что носил, уже не думая о ней, несмотря на то что весило это защитное устройство немало.

Взяв себя в руки, Воин иронично поинтересовался у Шталкера:

– Продолжим?

Этим издевательством молодой человек попытался скрасить то, что чувствовал себя несколько неловко. Воспитанный учителями-поляками на западных рыцарских романах, он не считал правильным подобное преимущество на дуэли. «Впрочем, капитан Шталкер пытался воспользоваться пистолетом. Глупая какая-то дуэль получается. Совсем не рыцарственная. Пора ее заканчивать», – решил он.

Изумленный Шталкер ничего не понимал, ведь он с силой ударил противника палашом. Как тот мог уцелеть?! Внезапно его осенило: «Колдунья! Это Гунта-Герда сделала противника неуязвимым». Предчувствуя свой смертный час, он с нескрываемой обидой сказал Герде:

– Околдовала, а теперь мучаешь!

После этой фразы курляндец добавил в адрес рижанки слово, которое бароны обычно не используют в разговорах с дамами, а писатели не употребляют в романах. Герда не могла даже понять, откуда взялась такая ненависть. А Воин Афанасьевич перешел на «ты» и заявил:

– Ты опять неучтив с девушкой! Придется тебя наказать.

До этого момента Воин в основном защищался. Теперь же решил использовать необычный прием для нападения По словам поляка, обучавшего юношу фехтованию, прием этот придумал некий польский полковник, служивший легендарному воеводе – князю Иеремии Вишневецкому. Полковник служил в столице «полукороля» Вишневецкого в Лубнах[52], в частной армии магната. По словам поляка, обучавшего Воина Афанасьевича фехтованию, тот офицер был несравненным фехтовальщиком на саблях, а придуманный им прием знали лишь несколько человек.

Сабля Воина Афанасьевича непрерывно двигалась, описывала круги, никто не мог понять, где она, перемещаясь на огромной скорости, окажется в следующий момент. Немец не мог ничего противопоставить движениям своего противника, он стал отступать, пятиться к обрыву. Наконец оружие Ордина-Нащокина с силой ударило капитана Шталкера по голове, нанеся страшную рану. Курляндец упал назад и полетел вниз с высокого обрыва в Даугаву.

– Слава богу! – с облегчением вздохнула Герда.

Воин Ордин-Нащокин задумчиво смотрел, как течение уносит труп Иоганна Шталкера. Конечно, ему приходилось ранее участвовать в боях, убивать врагов. Но сегодня он впервые лишил жизни человека, с которым был знаком. И это стало поводом для переживаний.

Впрочем, переживания молодого человека на этом не кончились. Но эмоции он в дальнейшем мог испытывать только приятные. Герда Дрейлинг вдруг встала с травы, подошла к Воину и сама поцеловала его прямо в губы. Нельзя сказать, что для молодого человека это был первый в жизни поцелуй. Потребности плоти брали свое, и, мечтавший о чистой и возвышенной любви молодой дворянин имел опыт ласк с женщинами из простонародья. Поведение Герды же казалось сейчас начитавшемуся западных рыцарских романов молодому человеку естественным. Что же касается самого поцелуя, хоть Воина лобзали и женщины поопытнее рижанки, но ни один поцелуй на свете не может быть столь сладок, как касание губ любимой.

Хенрик Дрейлинг рыцарских романов не читал, а потому пришел в ужас. Что стало с его Гердой, юной и невинной?! Сначала она, даже не падая в обморок, бесстыдно демонстрировала свои голые бедра одному мужчине, теперь целует другого. «Это Шталкер довел ее до такого поведения!» – решил Хенрик. Он не стал делать Герде никаких замечаний, во-первых, она слишком много пережила за день, во-вторых, после всего случившегося купец просто не хотел раздражать мужчину с саблей. Мало ли, как тот себя поведет? Вот Иоганн Шталкер уже и приказчиков убил и насиловать его дочь собрался… Нет, лучше вести себя тихо и не раздражать сына воеводы. Не имея возможности осудить дочь, торговец выплеснул эмоции на покойника. Хенрик Дрейлинг подошел к обрыву, посмотрел, как течение Даугавы все дальше уносит тело Иоганна фон Шталкера, и насмешливо произнес:

– Счастливого пути, покойный господин барон!

Только в этот момент купец наконец осознал главное: капитан шведской армии мертв и теперь никто уже не может донести на него, Хенрика, шантажировать его дочь. А значит, единственный поцелуй Герды, подаренный молодому человеку, – не такая уж и большая плата за спасение.

Что же касается самой Герды, то в ее поведении не было, думается, ничего удивительного, хотя оно и противоречило всем общепринятым в то время канонам поведения. Которые, кстати, приучали к лицемерию: некоторые незамужние дамы страстно отдавались любимым мужчинам наедине, но не разрешали своим любовникам чмокнуть себя в щеку на людях. Герда же, как говорится, вовсе не была ребенком и вполне созрела для любви, в том числе плотской. Как написал через века поэт: «Она ждала кого-нибудь». Если бы Иоганн Шталкер не испытал страшного потрясения, связанного со схожестью Гунты и Герды, он, скорее всего, осознал бы, как настроена рижанка, и искусным ухаживанием добился бы того, чего не смог заполучить угрозами.

Будь жива мать девушки, она, несомненно, поняла бы, что происходит с Гердой. А вот Хенрик Дрейлинг, хоть и был проницательным человеком, но он так и не смог осознать, что для его дочери Герды Воин Афанасьевич не только спаситель, но и человек, о ласках которого она мечтает по ночам. Если бы купец вовремя все осознал, то последующие события, возможно, развивались бы совсем иначе.

Через пятнадцать минут Хенрик Дрейлинг уже сидел в потайной комнате Кокнесского (Кокенгаузенского) замка. Воин Афанасьевич провел его сюда незамеченным. Хоть и немного коренных жителей обитало в Царевичев-Дмитриев граде, но береженого, как говорится, Бог бережет. Видя состояние торговца, Воин Афанасьевич от всей души предложил ему чарку водки.