Не только страшно было Выговскому, но и обидно, стыдно, что женщина победила в хитрости и проницательности его, умнейшего человека Украины. А Ганна продолжала смеяться, заразительно, весело, победоносно. Хмельницкий не выдержал, улыбнулся. Спросил красавицу-жену:
– Ты чего?
– Да как представила его гетманом! – показала она на жалкого, лежавшего на полу Выговского. – Отпусти его, Иван, не мог он додуматься до того, чтобы взлететь так высоко.
Богдан и сам в глубине души понимал: болтовня одного пьяного полковника – еще не доказательство. А то, что даже верная супруга просит отпустить генерального писаря, вызвало еще большие колебания в душе гетмана. Может, и впрямь, пусть лучше работает? Полезный ведь человек…
Хмельницкий достал большой ключ от кандалов и, чтобы побыстрее отправится в постель с умницей Ганной, сам освободил узника. Еще и налил ему добрую чарку водки, чтобы тот зла не таил. Выговскому пришлось выпить. Когда генеральный писарь войска Запорожского, вышел на улицу уже была ночь. Ивану Евстафьевичу пришлось пробираться на ощупь. Куда было идти? Домой, в одиночестве переживать свой недавний позор? К гулящим девкам не тянуло, несмотря на длительное воздержание. Выговский не хотел быть ни с кем, кроме своей прекрасной Елены, такой образованной, утонченной и страстной – истинной аристократки. Чтобы отвлечься от мыслей о женщинах, он направился к своему новому знакомцу Юрию Немиричу. То был очень необычный человек! Более двадцати лет этот украинец прожил в Нидерландах, учился в нескольких университетах, набрался такой премудрости, что разумные слова его не раз приводили в изумление Выговского. Всегда внимательно слушал генеральный писарь рассказы Юрия Немирича про республику, где издают газеты, ходят в театры, большинство жителей живут в городах в каменных палатах, а многие выращивают сказочные цветы – тюльпаны, которые в Восточной Европе росли разве что в саду самого могущественного властителя – турецкого султана.
Юрий Немирич сам открыл дверь своего дома, расспрашивать Ивана Евстафьевича ни о чем не стал. Вместо этого достал круг сыра, нарезал, открыл не украинскую горилку, а бутылку с дорогим зарубежным вином. Сухое венгерское не пьянило, генеральный писарь плакал и вопрошал:
– За что?!
Его приятель гетмана не ругал, а философски объяснил:
– Так ведь здесь не Европа.
Юрий печально вздохнул:
– Мы, два образованных человека, понимаем, что так жить нельзя. А другие? Эх, обрело бы казачество волю, создало бы республику, как в Голландии! Были бы вольные казаки со своим сеймом, что заботился бы о процветании городов, открыл университеты.
Выговский хоть университетов не кончал, соображал быстро:
– А хлопы? Они что, тоже голосовать станут?!
Немирич отмахнулся:
– Да что ты все об этих рабах! Мы можем создать республику для свободных, как в Древних Афинах. А хлопы пусть пашут, это можно делать и не избирая парламент.
Два мечтателя до самого утра фантазировали за батареей бутылок венгерского, как скопировать Нидерланды. К рассвету все же напились.
– Царь – тиран! – говорил Юрий Немирич. – Под его властью никогда республику не создать. Хмельницкий – тоже тиран. Надо дождаться смерти Хмельницкого, с помощью ляхов освободиться от власти царя Московского и создать республику, как в Нидерландах – с дворцами, кораблями, морскими портами, колониями заморскими…
Иван Выговский смотрел на Юрия Немирича, как завороженный. Он не утруждал себя вопросами, откуда возьмутся морские порты на Полтавщине или в Запорожье[32], почему главенство в Польше дворянского сейма над королевской властью не привело страну к процветанию, а, напротив, стало лишь источником бед. «Послал же Господь мудрого человека. Как складно говорит. Надо следовать его советам», – решил Выговский.
– А как настроим дворцов, закупим в Голландии луковицы тюльпанов и засеем ими…
– Сады?
– Нет, степь. Будет у нас степь, как сад, а турецкий султан и австрийский император помрут от зависти! – продолжал фантазировать Немирич. Вскоре, вдрызг пьяный, мечтатель положил голову на стол и заснул…
Через два дня молодой гетман войска Запорожского Юрий Хмельницкий и его верный писарь Иван Выговский встречали царского посланца, Федора Бутурлина. Новый гетман просительно пояснил российскому окольничему:
– Не будьте в обиде, что бывший гетман, мой отец, сам не выехал вам навстречу, он очень болен.
Бутурлин смотрел на Юрия и недоумевал: «У такого отца – и эдакий сын. Гетманишке гусей надо пасти или в монастыре послушником быть, а не булаву в руке держать!»
На следующий день Бутурлин с гневом спрашивал Выговского, почто гетман Богдан Хмельницкий, вопреки царской воле, вступил в союз со шведами и трансильванцами; послал князю Ракоци, возжелавшему захватить Варшаву, 12 тысяч казаков в помощь?
Любых упреков ждал Выговский, но только не этих. «Как же так, – думал он, – ляхи спят и видят, как отобрать Украину, пан Беневский велеречиво уговаривает казаков перейти на сторону короля Яна Казимира, а Его царское величество ляхов защищает?!»
О том Выговский и говорил Бутурлину. В ответ воевода пояснил: у царя с Польшей не мир, а перемирие. Но раз так, никто из подданных Его царского величества воевать с ляхами не вправе.
На встрече с Богданом Хмельницким посланец царя возмущался:
– По указу великого государя велено в Киеве стрельцам жить с женами и детьми и дать им под дворы места и под пашни земли, но в Киеве полковник и войт[33] под стрелецкие дворы места не дают, стрельцы живут по шалашам.
Гетман (формально уже бывший), старый, больной, плохо вникавший в дела, растерянно произнес:
– В Киеве я давно не бывал.
Генеральный писарь Выговский осмелился вступить в разговор:
– Как можно у казаков и мещан дома отнять и отдать стрельцам?! Этим наведете на царя беду. Вон ляхи у пана гетмана один хутор в Субботове отобрали, так за эту кривду до сих пор кровь ляшская льется.
Хмельницкий с одобрением посмотрел на генерального писаря: какой верный помощник! Стало даже неловко и стыдно от того, что держал на цепи, перед красавицей Ганной позорил.
Вечером Выговский тайно явился к Бутурлину замаливать грехи.
– Ты что днем разлаялся, пес?! – грозно поинтересовался воевода.
– Говорил я так по гетманову приказу, – солгал Иван. – Коли молчал бы, гетман меня опять в цепи бы заковал и держал так до смерти или же на кол посадил бы!
Чтобы отвлечь внимание Бутурлина от дневного инцидента и показать перед окольничим свою верность царю, Иван Выговский передал Бутурлину собственноручно написанные копии грамот, которые писали гетману трансильванский воевода и шведский король. Устно писарь рассказал:
– Как шведский король решил армию в Польше на север вести, так испугался трансильванский воевода, что его одного поляки разобьют, стал на юг отходить. Полковник Жданович решил бросить его и вернуться на Украину.
– То мне все ведомо, – невозмутимо сказал воевода Бутурлин.
Иван Выговский сник, оттого, что не снискал расположения Федора Бутурлина, сидел печальный. Многоопытному Федору Васильевичу стало жаль его, в знак своего расположения он угостил генерального писаря водкой. «Да что же они так любят пить-то все!» – с тоской подумал трезвенник Выговский.
27 июля 1657 года тяжело больной Богдан Хмельницкий скончался.
Вскоре на раде в Чигирине полковники и рядовое казачество избрали новым гетманом генерального писаря Ивана Выговского и дали ему булаву с наказом верно служить государю всея Руси. Прошло совсем немного времени и Иван Выговский объявил польскому послу, ясновельможному пану Беневскому, что готов вернуться в польское подданство. На Украине начались смутные времена.
События на Украине имели прямое отношение к судьбе главного героя этой книги – Афанасия Лавреньевича Ордина-Нащокина. Проживи Богдан Хмельницкий еще несколько лет – и неизвестно что было бы с Ригой, с Латвией, с воеводством, которое поручили попечению Афанасия Лаврентьевича. Теперь же, когда на Украине требовались войска, в Москве стали смотреть на балтийский вопрос совсем иными глазами. Никаких подкреплений воеводе Царевичев-Дмитриева града, естественно, не могло быть послано.
