Сколько говорилось о вреде такой, прости господи, подрезки. Ничего не помогает. Режут, пилят. Тополь после этого, как правило, заболевает и вскоре умирает.
Пройдите по улицам городов — сердце замрет при виде искалеченных деревьев. Как не жаль?!? Страсть эта перекинулась и на сельскую местность, и там стали пилить и корнать.
Удаляется по сути вся зелень, остается только древесная кочерыжка. Только она отрастет, начнет восстанавливать утраченное — опять являются люди, вооруженные громадными садовыми ножницами, и принимаются кромсать.
Надоел весенний тополиный пух? Сажайте мужские особи. В Омске мне показывали питомник, где их выращивают. Разве нельзя сделать так всем? Можно практиковать и подрезку — кронировать, но не карнать, не уродовать.
Понравился приказ, изданный в одном уральском городке по поводу подрезки:
«При этом исходят исключительно из эстетических соображений, упуская из вида тот непреложный факт, что в условиях нашего промышленного района прежде всего следует заботиться о здоровье трудящихся…»
Святая правда.
А не обидно ли, когда получается так, как описывает товарищ В. Селихов:
«Мы с отцом посадили семь верб вдоль канавы, которая тянется у нас в конце огорода. Вот мы и подумали, что эти деревья укрепят края канавы и послужат зеленой стеной, защищающей от шума и пыли (правильно подумали. — Б. Р.). Прошло восемнадцать лет. Деревья выросли — вербы быстро растут. Мы за ними ухаживали, подрезали ветви. Но пришла однажды соседка и говорит, чтобы я убрал деревья. Они разрослись, мешают ее огороду. И вот я спилил эти деревья».
Увы, людям часто мешают деревья…
А то еще бывает и так. Юго-Западный район Свердловска вплотную подошел к сосновому бору. Почему меж стволов тянется дым? Костер так и пылает, лижет стволы. Около него несколько человек. Зачем костер? А с ним, слышь, веселее.
Не после такого ли разгульного хозяйничанья или строительного ухарства Михаил Люгарин написал свои нежно-печальные и тоскующие стихи («Моя березка»):
Над Магниткой птицы пролетают,
Опадают клены на траву.
Мне моей березки не хватает
В городе,
В котором я живу.
Челябинский горзеленстрой научился садить круглый год, зимой — по специальной технологии; обходится, правда, дороговато — 50 рублей дерево. Смысл есть прямой, если только не забыть, что дерево должно служить всю свою долгую жизнь.
Между прочим, в Литве, Эстонии, Латвии заведен железный порядок: сдается новый дом — все должно быть в ажуре, и дом отделан, и вся зелень налицо — засеян газон, посажены деревья.
Парки, перестающие быть зелеными
Хорошие наши лесопарки. Уральцам грех жаловаться: многие города окружены кольцом превосходных сосновых и смешанных лесов. Свердловску в этом отношении повезло особенно — он едва ли не единственный из миллионных городов, где лес входит прямо на улицы, а зеленый пояс («ожерелье здоровья») простирается на десятки километров от жилых кварталов.
Сохранить зеленое кольцо вокруг наших городов — насущная задача. В научно-популярном фильме Свердловской киностудии «Ожерелье здоровья» я уже рассказывал об опыте новосибирцев. Намечая контуры будущего Академгородка, проектировщики исходили из предположения, что с природной средой там будет обстоять как нельзя лучше, никакой заботушки. Тридцать километров от областного центра — шумного, громадного, громыхающего Новосибирска, вокруг смешанный лес, ни автомобилей, ни мотоциклов. Рай! Живи, не хочу! Но вот родился Академгородок, современный, ясный, город Зелени и Солнца. И что же? Его уже мучают заботы, как и везде, Во-первых, в нем уже не 30 тысяч жителей, как было запроектировано, а гораздо больше. Во-вторых, конечно, и автомобили, и мотоциклы, трескотня моторов и выхлопы газов… Людям же не запретишь заводить личный транспорт, и быстро ездить хотят все. И, конечно, не запретишь пользоваться лесом, природой. Словом, началось то же, что везде. Урбанизация со всеми вытекающими последствиями. И надо признать, сибиряки оказались прогрессивнее и дальновиднее многих: они смело пошли на эксперимент, разработали ряд совершенно конкретных, практических мер. Я нигде до них не видел такого… Я специально ездил знакомиться с их опытом. Прихожу в лес и вижу — лес обнесен проволокой, не густо, но достаточно, чтоб человек остановился; висит табличка, на табличке, надпись: «Лес на отдыхе. Ходить запрещено». Лес на отдыхе, как вам это понравится? «И долго так будет запрещено?» — спросил я. «Три года», — ответили мне. Через три года поверхностный (утоптанный) покров почвы восстановится, лес отдохнет, отдышится природа, и тогда, пожалуйста, милости просим, а на отдых пойдет следующий, соседний участок. Вот лес разделен на такие зоны. Своеобразный конвейер…
Мало того, новосибирцы разработали специальный метод подкормки хвойных деревьев. Сосна, как известно, не живет рядом с человеком, начинает сохнуть вершинка — и конец. Оказалось, можно помочь сосне. Новосибирцы сконструировали этакий шприц-великан и им вспрыскивают — делают инъекцию — под корни особый питательный раствор. Сосна живет. Думаю, все это обеспечит долгий срок жизни Зеленому Другу в городке сибирских ученых…
Приятно сообщить, что и в планы застройки Челябинска входит сейчас сохранение ландшафта.
На площади в тысячу двести с лишним гектаров раскинулся Челябинский городской бор, излюбленное место отдыха жителей областного центра. Прелесть: сел в троллейбус, несколько минут езды — и в лесу.
Но вот почему, как бельмо на глазу у природы, торчат в бору разные, с позволения сказать, «объекты»? Самовольщики разгулялись и здесь. Жалуются лесники: незаконно влезла лыжная база станкостроительного завода имени Серго Орджоникидзе.
Почему не наказывают шоферов, повреждающих деревья? Везли уголь в дом отдыха «Шершни» — содрали кору с нескольких сосен, задавили кусты. Вред даже от автотранспорта — нет, поехал на тракторе, да еще с груженой тележкой.
Каштакский бор, второй зеленый оазис. Ровно вдвое больше своего собрата: 2500 гектаров. Но те же болячки мучают и его.
— Почему на окраинах наших городов можно часто встретить суховершинные и усыхающие деревья? — спрашивают нас. Причина и проста, и сложна. Главное: деревья вынуждены поглощать много вредных веществ. Накапливаясь в листьях и хвое, они сперва вызывают уменьшение прироста, а затем отмирание отдельных частей и, наконец, гибель. Особенно трудно соснам. Пыль, мельчайшие частицы накрепко приклеиваются к смолистым веточкам, к зеленым колючим хвоинкам, закупоривая все поры, не позволяя дышать, производить обмен. Губит и постоянное втаптывание корней. Корни тоже должны пользоваться воздухом. И вот — усыхающие вершинки, предвестие смерти сосны. Она еще постоит, но уже мертва. Деревья умирают стоя!
Ежегодно лесоводы убирают из Челябинского бора до 150 засохших деревьев. За последние годы бор уменьшился на пятьдесят гектаров.
Да как и не гибнуть ей, бедняжке красавице-сосне, если, вон сообщает свердловчанин, живущий в Симоновском микрорайоне, ежедневно и ежевечерне в общий двор закатывается громадный «Икарус» и пыхтит и чадит там, пока водитель обедает, либо ужинает. У людей отнимают чистый воздух и у деревьев тоже.
Вот отсюда уже и поговорка среди лесоводов: «Лес наш устоит, если его не слишком сломит человек».
Конечно, надо подсаживать. И подсаживают. Но сосны уходят.
Очень часто посадки эти ведутся на скорую руку, лишь бы, лишь бы. А лес, дерево любят внимание.
Почему порой слышен топор в лесопарковой зоне?
— Мы разреживаем лес, делаем проходные рубки…
Много нареканий на эти рубки.
Прекращена подсочка, только рубки ухода. Но… иногда «уход» слишком напоминает выполнение плана любыми средствами.
