…Перед глазами у меня плакат: «Дым-враг станет другом». Черные космы тянутся из фабричных труб, но их крепко ухватили жилистые рабочие руки, скручивают и отжимают, как отжимают выстиранное белье, и крупные полновесные капли падают в стеклянную бутыль одна за другой — H2SO4. Серная кислота — добро, прежде вылетавшее с дымом.
Выразительная символика. Да, при помощи твоих неутомимых рук можно сделать многое, человек. Помни об этом.
Информация прессы — корреспонденция из Японии, «страны Восходящего Солнца», нашего восточного соседа:
«В столичной гостинице отворить окно — безнадежное дело: голубоватое стекло напрочь замуровано в бетонные стены. Такое поначалу впечатление, что тебя задраили в каюте парохода на случай шторма. Но если в океане, ворвавшись в помещение, может стать причиной беды лихая волна, то здесь, в центре Токио, следует остерегаться воздуха.
Не следует, однако, думать, что постоялец в гостинице испытывает какие-либо неудобства из-за глухого окна. Напротив, твоя комната оборудована чудной техникой, которая создает необходимый микроклимат. Крутнул ручку у изголовья постели — на тебя повеет свежий ветерок воздуха (холодного, теплого, морского. — по вкусу), приготовленный гостиничными электроустановками. Нажал другую кнопку — в комнате зачирикает, запоет, затоскует разномастное птичье племя. Проснувшись в магнитофонных лентах, радиоптахи все утро будут щебетать в номерах, коридорах, холлах, кафе… Вот тебя и приобщили к природе, никакого окошка не надо: подышал якобы морским воздухом, послушал якобы соловья — и за дела… как ловко все придумано! Поживешь в гостинице день-другой и неожиданно для себя свыкаешься с этим услужливо четким «искусственным климатом». Вроде бы можно без всей этой лирики обойтись: подумаешь, птицы не настоящие или там воздух не всамделишный… Но стоп! Не первые ли это атрибуты того будущего, которое деловито входит в японский быт, оставив за собой пепел смиренной природы?
Добавим, что имитация природы — дело на Японских островах прибыльное. В торговых рядах ты можешь заказать столько-то квадратных метров изумрудной (даже с росой) травы, сработанной из резины, приобрести букет заморских цветов, «выращенных» из нейлона, купить канарейку, что, как живая, поет крохотным динамиком… Выясняется, что легче наладить промышленность искусственной природы, чем сохранить окружающий мир от насилий современной цивилизации. «Суммируя итоги прошедшего десятилетия, — свидетельствует токийская газета «Иомиури», — японцам приходится констатировать, что они многое приобрели, но в то же время и многое потеряли. Одна из этих потерь — природа страны»[4].
Грустная повесть о Сердце-озере
Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья. Так поется в песне. Как чувствует себя в современных условиях наш второй (после воздуха) земной друг — вода?
Все выше, выше. Наш повидавший виды авторыдван, презентованный для этой поездки Челябинской студией телевидения, скрипит, качается…
724 метра над уровнем моря.
А места волшебные — Южный Урал. Одни названия чего стоят: Пугачев вал, Пугачева копань, рудник Салавата Юлаева, Венчальная дорога, Тещин язык (впрочем, тещиных языков вдоволь в Крыму, на Кавказе, везде, где крутится горная дорога-серпантин). Местный житель углядит и покажет валы, где, по преданиям, пугачево войско держало оборону против царских войск, посланных усмирять восстание. Сколько бывальщин-легенд, расцвеченных народной фантазией, в которых историческая правда причудливо перемешалась с выдумкой!
У подножия скал шумит речка Малая Сатка — наверное, о том, как пугачевские полководцы обрушили утес в реку и благополучно переправились по мелководью, ушли от настигавшего их Михельсона. А подоспел он — река поднялась и не пустила.
А как переправились через реку Ай, взорвали плотину, водяной вал смыл мосты — потонула часть войска Михельсонова, и вновь пугачевцы ушли от погони и жестокой царевой расправы.
Выходит, и природа на стороне свободного человека, борющегося за правду и справедливость, коль не раз выручала его!
Башкирская Яма. Тут другой сказ. Поймали башкиры конокрада. Увод лошади исстари считался страшным преступлением и карался жестоко. «Пей чай!» Из носика! Кипяток! Потом кончили и бросили в яму. После сами сообщили: «Мы его убили».
Законы в ту эпоху были суровы, спуску не давали.
Незаурядный знаток родного края, Коростелев начинен подобными историями и охотно делится ими. Убежденный в своей правоте, он не признает компромиссов. Мне он нравится. Люблю таких одержимых да непримиримых. На одержимых держится мир.
Просто удивительно, до чего же быстро люди, влюбленные в природу, находят друг друга! Мы заехали за ним в Сатку (он сам вызвался сопровождать нас), — и вот, кажется, уже век знакомы.
Он сухонький, в аккуратном ношеном костюме, в шляпе, надвинутой на голый череп. Семьдесят лет, энергии хоть отбавляй. Неугомонный. Его знают в Челябинске, в Москве. Уроженец Сатки. Пятнадцать лет проработал конструктором на магнезитовом заводе. В войну был начальником цеха. Часть жизни отдал Магнитогорску: послали туда после школы, жили в бараках, сперва в палатке. Был на монтажных работах.
Неистребимая страсть руководит всеми его поступками. Член бесконечного числа комиссий. Его выбирают, потому что знают: не будет сидеть сложа руки, не покривит душой. И про что ни спроси, все-то он знает; стреляный воробей — не проведешь. «Общественная работа меня затянула так, что редко дома бываю». Очень хорошо, дорогой Михаил Афанасьевич, значит, еще повоюем!
Сатка — искра («си́тка», по-башкирски). Не отсюда ль живой, с хитрецой огонек, который постоянно светится в его глазах и который не могут скрыть даже толстые бифокальные очки?
Мы едем на Зюраткуль — озеро, расположенное в горах. Говорят, красавица-башкирка, утратив любовь суженого, уронила в озеро свое сердце, и стал Зюраткуль (от башкирских слов «Юрак-куль») — Сердце-озеро. И на карте очертания его напоминают человеческое сердце. Но как раз настоящего-то, человеческого отношения и заботы больше всего и не хватает ему.
724 метра над уровнем моря — наивысшая отметка зеркала, а сейчас, по общему мнению, озеро мелеет. Причин тому несколько. Главная из них — странная атмосфера непротивления злу, которая давно окружает Зюраткуль. Постановлений, посвященных озеру, было принято много, но сделано мало. Хотя, если основываться на различных заявлениях, все обстоит преотлично и нет абсолютно никаких оснований для беспокойства.
Зюраткуль — памятник природы и истории культуры, уникальный для Урала, бесспорно, единственный. Две горные речки питают озеро — Черный Кыл и Девятый Кыл (есть еще Большой и Малый, всего четыре Кыла); в свою очередь, бассейн Зюраткуля дает начало Большой и Малой Сатке и поит Сатку, поселок и заводы. Казалось бы, беречь его как великолепную ценность! Черный Кыл и Девятый Кыл истощились: рубят усиленно лес. Нарушился водный режим. Вокруг Зюраткуля леса угнетенные — высоко! Ель — 150 лет, а диаметром 10 сантиметров; 200 лет — 16 сантиметров. Опустоши все леса, — а много ль кубометров? Зачем же рубить? Давно надо, засучив рукава, взяться за лесовосстановление. Вместо этого — странный план лесопосадок: в других лесничествах сотни гектаров за год, в Зюраткульском — 15… К августу 1973-го, например, вырубили 150 га, посадили — 10.
В тридцати километрах от Зюраткуля проходит водораздел Тайташ, берут начало пять рек: Ай, Уй, Миасс, Урал, Белая. Интересно отметить, что текут они в разные стороны — на юг, на север, на восток, на запад…
На Зюраткуле сделаны редчайшие археологические находки. Обнаруженные здесь изделия сходны с иранскими и иракскими и более поздними — уфимскими. На берегах озера раскопаны стоянки доисторических (мезолитических) людей. Но, однако, и это не пошло ему на пользу, озеро в опасности, таково единодушное мнение местных защитников и ревнителей родной природы.
