Темно-вишневая трость с серебряным набалдашником была очень элегантной, и он представил себе, как какой-нибудь щеголь конца прошлого века сжимает ее рукой, затянутой в перчатку, наблюдая с высоких трибун ипподрома за скачками. Тот щеголь, как и Генрик, носил узкие брюки, цветные рубашки и шляпу с узкими полями. И все-таки вид Генрика с тросточкой в руках мог вызвать у прохожих только удивленные взгляды. Это было бы чудачеством и анахронизмом.

Но он все же вошел в магазин, указал на трость пальцем и справился о цене.

— Пятьсот злотых, — ответила седая дама.

Получив квартиру в новом доме, построенном на пустыре близ Старого кладбища, Генрик считал, что трость ему просто необходима. Домой он возвращался по безлюдной улице, отгороженной от кладбища высокой кирпичной стеной. В стене было много проломов, на заросшем кустарником кладбище по вечерам бродили группы подозрительных субъектов, которые через эти проломы вылезали на улицу и приставали к прохожим. Уже не раз и не два Генрик слышал крики не в меру развеселившихся подростков:

— Эй ты, очкарик, поставь рюмочку!

Он ускорял шаги, все более утверждаясь в своем решении купить трость. Ясное дело, эта трость должна быть большой, тяжелой и массивной. Но можно ли с такой тростью показаться па людных улицах Лодзи, в своей редакции или в кафе, где проводишь вечера? И он все откладывал момент приобретения трости, пока не встретил эту, изящную, темно-вишневую, с серебряным набалдашником.

— Она сделана из палисандра, — сказала седая дама, — а палисандр — очень крепкое дерево.

— Крепкое! — обрадовался он.

— Это изящная и стильная вещь. Шестьдесят лет назад она была верхом элегантности.

— Шестьдесят лет назад, — вздохнул он.

— У нее серебряный набалдашник. Некоторые набалдашники можно отвинтить и там оказываются углубления, в которых, если вам хочется, можно держать коньяк. Бывают тросточки со скрытым стилетом. Это, к сожалению, самая обычная. Набалдашник не отвинчивается. Нет и механизма для стилета. Наконечник у нее заделан наглухо.

— Она действительно кажется мне очень изящной и стильной, — согласился Генрик и добавил: — Интересно было бы узнать, кому она принадлежала раньше и кто фланировал с ней по улицам.

— О да, это было бы очень интересно, — улыбнулась седая дама. — Нам отдал ее на комиссию пан магистр Ян Рикерт. Он живет на Петрковской, в высоком доме с большими окнами. Вам известен этот дом, не правда ли?

Генрик вежливо кивнул. Тогда она объяснила, что магистр Ян Рикерт — искусствовед и что антикварный магазин поддерживает с ним тесный контакт, поскольку Рикерт иногда доставляет им для продажи ценные старинные вещи. Седая дама говорила с осторожностью, и Генрик сразу же понял, что магистр Рикерт попросту торгует редкими вещами, но делает это неофициально, чтобы не платить подоходного налога.

— Пан Рикерт, вне всякого сомнения, даст вам информацию о палисандровой тросточке, — сказала седая дама, заканчивая свой рассказ.

Он заплатил в кассу пятьсот злотых. Держа тросточку двумя пальцами, он гордо отправился домой, а вечером — в кафе. — Что ни день у Генрика новое чудачество, — сказал поэт Марек и добавил, что лично он предпочел бы купить в комиссионке красивую картину, а не какую-то там тросточку.

Генрик согласился. Картина действительно вещь значительно более нужная, чем тросточка. Но не для каждого. Он подумал: «У меня дома есть несколько картин, но вечером, на безлюдной улице…»

Юлия громко рассмеялась.

— Я думала, что Генрик все-таки станет современным мужчиной. Поговаривали даже, будто он откладывает деньги на автомашину. И вот на тебе: вместо машины — тросточка. Что это за мужчина?

Генрик слабо улыбнулся. Когда-то Юлия дала ему понять: если он купит машину, она готова совершать с ним автомобильные прогулки и они будут вместе, о чем он всегда мечтал и к чему стремился всей душой.

— Тросточка стоит недорого, — робко отозвался он. — Я заплатил за нее всего пятьсот злотых.

— Пятьсот злотых! — возмутилась Юлия. — Пятьсот злотых за совершенно бесполезную, никчемную вещь! Боже мой! — Гнев ее был неподделен. — Выйти замуж за такого человека — чистое наказание! Питается в самой дешевой столовке, шляпа обтрепанная, перчатки штопаные-перештопаные — и купил тросточку за пятьсот злотых!

Генрик уже не улыбался. Ему было очень неприятно.

24 мая

Генрик отдал тросточку подреставрировать, и она стала еще красивее. Набалдашник отливал серебром, а палисандр блестел темно-вишневой политурой. Железный наконечник гулко постукивал по плитам тротуара, когда он шел по пустынной улице вдоль кладбищенской стены.

Вечер был теплый, майский. Из-за высокой степы плыл густой, одурманивающий аромат распускающейся сирени. Огромная территория Старого кладбища была покрыта густым кустарником, укрывавшим провалившиеся могилы и покосившиеся памятники. В гуще ветвей прыгали кролики, бродили бездомные псы и собирались компании молодых лоботрясов.

Генрик не был знаком с нравами и обычаями подростков со Старого кладбища. Он мог судить о них только по тем коротким наблюдениям, которые делал, следя за ними из окна своей квартиры и во время вечерних прогулок. Он встречал их на улице, когда они расходились с кладбища. Это были парни и девушки лет двадцати. Одна из девушек казалась Генрику особенно интересной — высокая, очень стройная, с пушистыми черными волосами. Она была не такой крикливой, как остальные; кроме того, она выделялась своей красотой. Ее черные волосы всегда вызывали в нем ассоциацию с прочитанным в детстве романом под интригующим названием «Черная Манька, или Королева лодзинских бандитов». Эту, быть может, звали Зосей, Геней или Стефкой, и она не была королевой Старого кладбища, но при встречах он всегда с интересом наблюдал за ней.

…Пахло сиренью. Вооруженный тросточкой, Генрик позволил себе совершить короткий моцион, чтобы прочистить легкие, уставшие от городской пыли.

Улица, тихая и безлюдная, была скупо освещена старинными газовыми фонарями. Вытесненные из центра города современными светильниками, здесь они как бы переносили прохожих в прошлое. Тут тросточка казалась менее старомодной.

Неожиданно для Генрика из-за стены раздался громкий смех, а через мгновение из пролома выбежала девушка в светлом плаще. За ней парень. Догнал ее, схватил за руку. Они о чем-то спорили, громко и резко. Генрик узнал девушку: это была та, черноволосая.

— Нет, пойдешь! Раз обещала, значит, пойдешь! — с возрастающим раздражением кричал высокий худощавый парень.

Она лишь засмеялась в ответ и попыталась вырваться. Парень грубо схватил ее. Она отбивалась, крича:

— Нет! Нет! Нет! Нет!..

— А я говорю — пойдешь! — Он толкнул ее. — Идем, слышишь!

Генрик подумал, что не стоит вмешиваться. Они, наверное, из одной шайки. Очевидно, у них принято так грубо обделывать свои дела. Вмешаюсь, так еще, чего доброго, от обоих попадет.

— Отстань, а то закричу! — пригрозила девушка.

Парень отпустил ее и ударил по спине, потом снова схватил и толкнул.

Генрик подумал: «Парень, пожалуй, сильнее меня. А за стеной наверняка притаились его дружки. Лучше всего пройти мимо, будто я ничего не вижу и не понимаю. Через пять минут я буду в своей квартире. Может быть, мне все-таки удастся сегодня написать статью, о которой я мечтаю уже давно. А может, и не напишу, потому что буду размышлять, правильно ли я поступил, пройдя мимо них, точно я ничего не вижу и не понимаю».

— Пусти, слышишь, пусти! Помогите! — крикнула она Генрику. — Помогите, умоляю вас!

Он остановился.

— Оставь ее, сейчас же! — произнес он, опираясь на трость. Парень, однако, продолжал держать девушку за руку. Он только повернулся лицом к Генрику и злобно оглядел его. Девушка вырвала руку и отбежала на несколько шагов.

— Ты что вмешиваешься? Побереги свои очки, как бы не свалились! — презрительно произнес парень. Он уже заметил, что противник его отнюдь не богатырь.