— Из-за меня?!

— Я не хотел сказать ничего плохого. В разговоре с Кобылинским вы могли упомянуть какое-нибудь имя, которое и заставило его отправиться к убийце.

— Милиция задавала мне такой же вопрос, но наша беседа касалась только золоченой солонки.

Перед ними была огромная лужа. По обеим сторонам от нее росли деревья, объехать которые было невозможно. Скажинский разогнал машину и въехал в самую середину лужи, разбрызгивая грязь во все стороны. Мотор взревел и заглох.

— Отремонтировали называется! — Скажинский махнул рукой, вышел из машины, принялся копаться в моторе.

— Провод отпаялся…

Молодые люди вылезли следом за ним. Розанна взглянула через плечо Скажинского:

— Действительно, отпаялся.

Скажинский тщетно пытался завести мотор. Вид у него был явно расстроенный.

— Рессоры тоже ни к черту… Делать нечего, придется одному из вас отправиться в деревню и попросить у кузнеца паяльник. А я тем временем подниму машину домкратом и постараюсь исправить рессору.

— Я пойду! — вызвался Генрик.

— Пойдем вместе, — отрывисто бросила Розанна.

Не успели они пройти и двадцати шагов, как услышали голос Скажинского.

— Пан редактор! Помогите мне, а то я один не справлюсь.

— Придется тебе сходить одной, — сказал Генрик. Она кивнула и пошла по дороге.

— Будь осторожна, Розанна! — крикнул Генрик ей вслед. — Как бы убийца не напал на тебя!

Девушка улыбнулась ему, помахала рукой. Через минуту она исчезла за поворотом дороги.

Генрик подошел к машине. Скажинский тяжело дышал и утирал пот с лица.

— Зря вы ввязались в эту историю, — сказал он, беря в руки трость.

— А все из-за тросточки, — согласился Генрик.

— Убийцу вам все равно не найти, а неприятностей не оберетесь. Может, не поедем к тому человеку?

— Отказаться сейчас, когда от убийцы меня отделяет, быть может, всего один шаг?

— Да с чего вы взяли, что он имеет отношение к этим преступлениям?

— Если и он ни при чем, я буду продолжать поиски, пока не найду убийцу.

— Ну ладно, — вздохнул Скажинский, — пора кончать это все. Садитесь в машину и нажмите на педаль, а я загляну в мотор.

Генрик залез в машину и нажал на педаль. Внезапно он поднял голову и увидел Скажинского со штыком в руке.

В ту же секунду Генрик сообразил, кто перед ним. Он понял, что ему грозит смерть и спасения ждать неоткуда. Скажинский замахнулся, готовясь нанести смертельный удар. Генрик беспомощно прикрыл грудь руками.

Кусты за спиной Скажинского тихо зашелестели. Прозвучал выстрел. Один, другой! Посыпалось разбитое стекло. Скажинский что-то крикнул, бросил штык и поднял руки. На дорогу выбежала Розанна. Пистолет ее был направлен прямо в голову Скажинского.

— Вы с ума сошли, уберите оружие! Спасите! — крикнул Скажинский. — Караул! Меня убивают! — Он вопил так, пока Генрик не положил ему руку на плечо.

— Спокойно, Шуллер, — произнес журналист. — Это вы хотели меня убить. Стойте спокойно и заткните глотку. Никто вас не трогает. Мы просто сдадим вас в милицию.

— Еще один сумасшедший! Какой Шуллер? Откуда? Я никого не хотел убивать! Что вам от меня нужно?

Генрик не обращал внимания на его слова. Он поднял с земли штык и велел Скажинскому сесть на траву. Розанна с пистолетом в руке стояла в нескольких шагах от Скажинского. Преступник не мог уйти.

— Теперь мы можем спокойно поговорить, Шуллер, — сказал Генрик, закурив сигарету. — Начнем с того, что вы хотели убить меня моей собственной тростью.

— Неправда! Никого я не хотел убивать! — По лицу Скажинского катились крупные капли пота. — Просто меня заинтересовало устройство трости. Я не хотел вас напугать. Мне показалось, будто вы нажимаете не на ту педаль, и я открыл дверь, совсем забыв, что у меня в руках штык… Я понимаю, вы могли подумать бог знает что…

— Ладно, ладно, Шуллер. Такие штучки мы хорошо знаем, — иронически заметил Генрик. — Если бы не Розанна, меня ждала участь Кобылинского. Где вы его убили? Здесь или в другом месте?

— Что за ерунду вы говорите! В разговор вмешалась Розанна:

— Я тоже подозревала, что теперь очередь Генрика, и поэтому не отходила от него ни на шаг. Вы сделали так, чтобы один из нас ушел. Убить сразу двоих вы, конечно, не могли…

— Боже, какой вздор!

— Я сделала вид, будто иду в деревню, а сама вернулась и следила за вами. Когда я заметила, как вы вытащили штык из трости, я выстрелила, чтобы испугать вас.

Скажинский вытер пот со лба.

— Мне кажется, я все понял, — проговорил он, силясь улыбнуться. — Вы оба боитесь, что один из вас падет от руки преступника. Нервы у вас напряжены до предела. Когда я вытащил штык и подошел к пану редактору, вы восприняли это как попытку убийства. — Он засмеялся и предложил: — Давайте починим машину и отправимся ко мне.

— Нет! Прежде чем ехать к вам, пан Шуллер… — начал Генрик.

— Моя фамилия Скажинский.

— Шуллер, — повторил Генрик.

— Скажинский! — зло крикнул тот.

— Ладно, пусть будет по-вашему. А пока послушайте, пан Скажинский, одну историю криминального характера.

— Если это не отнимет много времени.

— Во время войны зверствами и грабежами прославился эсэсовец Шуллер, немец польского происхождения. Красная Армия наступала так стремительно, что он не успел убежать и со всем награбленным добром укрылся в Бжезинах. Он изменил свою внешность и превратился в Скажинского. Годы шли, и Шуллер — Скажинский…

— Я не Шуллер! — крикнул Скажинский.

— …почувствовал себя в безопасности и начал потихоньку распродавать награбленное добро. Он нашел себе посредников — Бутылло и Рикерта. Шуллер не знал, что доктор Крыжановский написал воспоминания. Отрывок из мемуаров попал на глаза Бутылло и Шуллеру. Они узнали, что солонка и серебряный нож, проданные Рикерту, стоят больших денег. Несколько раньше Шуллер продал через Рикерта палисандровую трость, с которой он когда-то разгуливал по гетто. Трость купил один журналист. Она заинтересовала журналиста, и он решил выяснить ее историю. Отправился к магистру Рикерту. Как раз в тот день магистра хоронили. В это время в квартире покойного хозяйничал пан Бутылло: искал серебряный нож и золоченую солонку. Найти их было невозможно: они были проданы. Бутылло пригласил журналиста войти: а вдруг он окажется покупателем ножа или солонки? Услышав, что речь идет о палисандровой тросточке, он выпроводил гостя. Узнав от Бутылло о визите журналиста, намеревающегося описать историю трости, Шуллер почувствовал себя в опасности и в тот же день под маской реквизитора киностудии позвонил журналисту и предложил продать трость. Тот отказался, при этом он подчеркнул, что его очень интересует история трости и имена ее бывших владельцев. От страха Шуллер потерял голову. А когда на следующий день Бутылло рассказал Шуллеру, что к нему заезжал журналист, интересовавшийся историей трости, тот перепугался еще больше. Бутылло потребовал, чтобы Шуллер ответил на два вопроса. Во-первых, почему он должен молчать о судьбе трости? Во-вторых, почему все вещи, получаемые от него, оказываются подозрительного происхождения? Эти вопросы сыграли роковую роль в судьбе Бутылло. Шуллеру удалось уговорить Бутылло потерпеть до завтра. Бутылло вернулся домой, а Шуллер поехал за ним. Оставив машину в лесу, он вошел в виллу и сказал, что хочет ответить на вопросы. Закурил, бросил на ковер спичку. Бутылло нагнулся за ней, и тогда Шуллер убил его штыком.

— Вы ненормальный, — сказал Скажинский.

— Убийство пани Бутылло являлось логическим следствием убийства ее мужа. Она подсознательно чувствовала, что смерть мужа каким-то образом связана с особой Шуллера. Она попыталась выспросить его — он придумал для нее очередную невразумительную байку, но прекрасно понимал, что прозвучала она туманно и пани Бутылло вряд ли довольна его объяснениями; он дождался момента, когда она осталась одна, неслышно прокрался в дом и убил ее. Шуллер чувствовал себя в относительной безопасности. Он был убежден, что милиция поведет следствие по банальному пути и будет подозревать любовника пани Бутылло. Так оно и случилось. Кроме следов машины Шуллера, в руках милиции не было других улик. Пойди они путем, предложенным журналистом, и займись они прошлым людей, связанных с Рикертом и Бутылло, им очень скоро удалось бы напасть на след преступника. Ибо от прошлого не уйти, а в прошлом, до 1945 года, никакого Скажинского не было, а был Шуллер, сын немецкого часовщика из Лодзи. Репортер Кобылинский, приехавший к Скажинскому с вопросом, не знает ли он человека, продающего старинные вещи через посредника, тоже был убит. Ночью эсэсовец вывез труп на машине и спустил в реку…