— Ну, уж это ваше дело. Я в политике ничего не понимаю, вернее — ничего понимать не желаю.

Генерал приподнялся с кресла и простился с маркизом.

Маркизу доложили о приходе английского атташе.

— Просите.

— Я приехал поблагодарить ваше высокопревосходительство от имени нашего посла за любезное содействие в деле урегулирования подряда с вашими заводчиками, — промолвил вошедший. — Мы высоко ценим материальную поддержку, которую вы оказываете нашим заводам, давая нм столь значительные заказы. В свою очередь, я уполномочен от группы английских капиталистов уверить вас в полной готовности нашей служить вашим интересам в деле реализации предстоящих займов.

— В свою очередь, и я должен поблагодарить британское правительство за добрые союзнические чувства. Мы воевать не собираемся и только необходимость нас может побудить поставить на карту результат наших многолетних мирных трудов. Нам еще так много работы внутри страны! Наши культурные посевы дали еще так мало основательных результатов на окраинах, что было бы очень жаль, если бы война задержала дальнейшее развитие реформ.

— Его величество микадо также не сочувствует войне? — спросил атташе.

— Конечно; микадо очень огорчен действиями наших японских шовинистов. Он три раза отклонил прием депутаций от представителей антирусской лиги.

— Но война, по общему мнению, неизбежна.

— Надеюсь, — возразил маркиз, — что Россия нам сделает некоторые уступки и что таким образом будет достигнуто соглашение на почве мирных переговоров. Но, конечно, дипломатия предвидеть всего не в состоянии…

Маркиз встал, как бы считая аудиенцию оконченной. Поднялся и атташе.

— До свидания, дорогой маркиз, — сказал атташе, прощаясь.

Маркиз Ито проводил дипломата до дверей кабинета.

Грузными старческими шагами маркиз Ито измеривал свой кабинет. Он долго ходил взад и вперед по кабинету. Самодовольная улыбка не сходила с лица его.

— Все идет прекрасно, — обрадовался японский Бисмарк. — Англия нам сочувствует, нам обещала помощь оказать Америка. В Китае опять начинается боксерское брожение, а Россия настроена миролюбиво. А это самое главное. Нам нужно выиграть время, время и время…

— Ваше приказание исполнено, — сказал чиновник, держа в руках копировальную книгу телеграмм.

— Я читать не буду, что вы писали, а вы мне просто расскажите.

Чиновник обстоятельно доложил маркизу содержание телеграммы, посланной их французскому представителю.

— Отлично. Можете идти и завтра мне сообщите ответ посла, — сказал маркиз. — Скажите, кстати, докладчику, что я сейчас никого больше принимать не буду, так как мне пора одеваться.

Принцесса Мароу опять сидела в своей любимой комнате.

Перед нею по-японски сидел магараджа Ташитцу.

— Дорогая Мароу, — говорил он, — я получил радостную весть из Парижа: Хризанта найдена, находится в нашем посольстве и месяца через два мы ее снова увидим.

— Как я рада! Очень благодарна тебе за весточку о нашей дочери. Но где барон, о котором ты мне рассказывал?

— Не знаю, но, по полученным мною сведениям, он, по-видимому, решится приехать вслед за Хризантой сюда. Только ему, полагаю, не по вкусу придется наш климат. Я об этом сумею позаботиться.

— Она любит барона?

— Какое нам до этого дело?

Магараджа прибавил:

— Не забудь, что это убийца твоего сына и человек, опозоривший имя Коматсу. Я уничтожу этого негодяя! — воскликнул он в бешенстве. — Я его заставлю забыть о существовании нашей дочери.

Мароу со страхом взглянула на магараджу.

Она любила этого красавца, отца ее дочери.

Мужа она не любила, как не любила своего первенца.

Если она убивалась, грустила о его смерти, то это скорее в силу простого материнского инстинкта.

Хризанта была ее любимицей. В ней она видела воплощение того неземного счастья, каким ее подарил мощный и страстный индийский вельможа.

В минуты досуга она не раз переживала волнения первого свидания в розовой беседке Уэнского парка. Она припоминала, как однажды к берегу Суиндагавы подплыл паровой катер, как в мощных объятиях она с берега была внесена в убранную роскошными цветами рубку, как, рассекая зеркальную поверхность реки, катер несся на всех парах по направлению к дикому острову, в бухте которого был брошен якорь.

Этот день остался незабвенным. И, когда родилась Хризанта, она отдала ей всю свою любовь.

Близкое сходство Хризанты с магараджей еще усугубляло его чувство.

Как женщина, она понимала, что дороже всего на свете предмет пылкой страсти, и ей рисовалось нравственное состояние Хризанты, разлученной с любимым человеком.

Но она не смела противоречить магарадже, который был весь соткан из любви и ненависти.

Магараджа жаждал мести. Дочь свою он готовил для достижения честолюбивых замыслов. Он уже было наметил ей жениха в лице принца Фушимы и теперь все его планы рухнули.

У него оставалась еще надежда вернуть Фушиму путем богатых подарков, в которых нуждалась семья этого принца.

Магараджа, как обладатель несметных богатств, уже составил новый план и только ждал скорейшего возвращения молодой принцессы.

Однако, барон мог расстроить его планы. Магараджа поэтому решил стереть его с лица земли.

Он был слишком взволнован, чтобы продолжать беседу с принцессой Мароу.

Круто прервав разговор и едва поклонившись недоумевающей и огорченной Мароу, магараджа быстрыми шагами направился к двери.

Японский посол сидел в своем кабинете.

Перед ним стоял Ямато.

— Шесть человек имеется в моем распоряжения, то я просил секретаря еще назначить двух.

— Я узнал у швейцара отеля «Континенталь», что Канецкий, друг барона, принес сегодня в гостиницу из оружейного магазина на Итальянском бульваре массу оружия. Туг и револьверы, и кинжалы. Надо предупредить катастрофу.

— Что ж, стоит только приказать швейцару не пускать их и предупредить по телефону полицию о предстоящем нападении на посольство.

— Вы читали, маркиз, что об этом нападении уже оповещено в газетах? Не пустив барона и Канецкого, мы вызовем уличный беспорядок.

— Да, вы правы. Но как же быть? — спросил посол.

— Я полагал бы, что барона и Канецкого следует впустить и… связать, а затем вызвать префекта и попросить его убрать их, указав, что они совершили нападение. Этим мы их вооружим против полиции и общественное мнение будет на нашей стороне. Мы будем утверждать, что никакой Хризанты у нас нет, и этим вопрос окажется исчерпанным, — заключил Ямато.

— Хорошо, так и поступайте. В котором часу, по-вашему, они придут?

— Они могут явиться каждую минуту.

— Теперь около пяти часов, — сказал посол, вынимая свой хронометр.

— Вот именно в это время, по моему расчету, они должны приехать.

— Так позвоните в префектуру.

Ямато выбежал из кабинета.

Едва успел Ямато выскочить на площадку лестницы, как в посольстве раздались тревожные звонки.

Навстречу Ямато попался барон, который одним ударом наотмашь сшиб с ног ненавистного ему шпиона.

Барон налег коленом на грудь Ямато и, не давая єму опомниться, награждал его звонкими пощечинами.

На уступе лестницы, ведущей, к бельэтажу, Канецкий был застигнут четырьмя шпионами, успевшими схватить его сзади за обе руки.

Канецкий рычал, как лев.

Несколько раз он отбрасывал нападавших, ударявшихся о стену лестницы, но без всякого результата, шпионы крепко держали его.

Услыхав крик друга, барон оглянулся и, толкнув еще раз ногой Ямато, бросился на выручку.

Раздались выстрелы. Двое шпионов упали, обливаясь кровью. Остальные поспешили скрыться.

Держа револьверы в руках, барон и Канецкий поднялись по лестнице.

На выстрелы выбежал посол и, пораженный видом вооруженных людей, отшатнулся назад.

— Нет, старая крыса, не уйдешь! — кричал Канецкий, наступая на посла.