Канецкий сам налил плоские хрустальные вазочки и, чокнувшись с бароном, запел цыганский мотив:

Прочь мрачные думы, тревоги, печали Долой вы из сердца, долой!

Пусть будет светло там, как в этом кристалле Янтарная влага с веселой игрой…

Канецкий, выпив бокал, подошел к барону и поцеловал его.

— Ты, конечно, не понял песни. Ну, вот, я тебе переведу смысл ее. — И Канецкий принялся с пятого в десятое переводить слова цыганского напева.

Барон помолчал, его мысли витали где-то далеко.

— Пора по домам. Наше оружие в отеле, — как бы спохватившись, сказал барон.

Заплатив по счету, друзья вышли из ресторана.

Была нанята карета, в которой они направились к отелю «Континенталь».

Ямато неустанно следил за всяким движением барона.

Вокруг отеля и около ресторана Пайяра сновали ставленники этого японского шпиона.

Номер, который раньше занимал барон, был перерыт. Ямато на-дееяся найти там какие-нибудь отрывки корреспонденции барона, из которой было бы возможно сделать более или менее вероятное заключение о намерениях этого ненавистного ему человека.

Ямато ненавидел европейцев, всей душой сочувствовал панмонголистической пропаганде и во всяком белом видел врага своего отечества.

По выходе друзей из ресторана, Ямато выбежал из соседнего кафе и помчался вслед за ними другой карете.

Хризанта находилась в комнате, предназначенной в обыкновенное время для почетных гостей посольства.

Она сначала очень плакала, убивалась.

К ней подослали старуху, жену камердинера, отчасти для услуг, а вернее, чтобы немного развлечь и утешить принцессу.

С часа на час принцесса с нетерпением ожидала ответа та письмо. Но его не было.

Вдруг в коридоре послышались тяжеловесные шаги старика-камер-динера.

— Это к нам, — крикнула добродушная старушка, — это мой Жан несет, верно, письмо.

Старуха приотворила дверь.

— Ваше высочество, — сказал старик, — никакого ответа нет, а барон приказали сказать, что сами его пошлют.

— Удивительно! — воскликнула Хризанта, и на глазах ее показались слезы.

Но старуха принялась ее успокаивать.

— Вот, принцесса, вы говорили, что он убит, убит непременно, а вот оказывается, благодаря Богу, жив-живехонек и поклон шлет.

Принцесса улыбнулась сквозь слезы.

— Так, по-вашему, все обстоит благополучно? — наивно спросила Хризанта.

— Все устроится, дорогая моя красавица, и барон еще женится па вас и пировать вместе будем. Вы не плачьте, — добавила старушка, — я сейчас приду.

Принцесса осталась одна.

— Почему не пришел барон и ничего не написал? О, это не к добру, — размышляла принцесса. — Он ничего не делает необдуманно, видно, он не доверяет нашему послу.

Хризанта задумалась.

— А что, если и вправду они через мое посредство только хотели заманить барона сюда? Тут ничего нет невозможного. Этот Ямато, как оказывается, такой негодяй. Он на все способен.

Хризанта вздрогнула.

— Насколько я помню, Ямато что-то шепнул послу перед тем, как он предложил написать письмо барону. Да, да, это верно. Чего доброго, они действительно заманили барона, быть может, его убили, а я тут сижу и ничего не знаю. Ужасно, ужасно…

Хризанта снова разрыдалась.

Однако усталость взяла свое и она тихо уснула.

Через полчаса Хризанта проснулась.

Ей не спалось.

Подойдя к окну, она бросила грустный взгляд на авеню Марсо, по которому двигалась пестрая толпа.

— Вы проснулись! — воскликнула старуха, заглянув к Хризанте. — Я так и думала. Ну, как вы спали, дорогая?

— Плохо.

— Почему?

— Я видела скверный сон!

— Вам бы следовало помолиться о душе вашего брата, — сказала задумчиво старушка. — Со мной был такой случай. Умер дядя в Провансе, а я узнала об этом поздно и не отслужила панихиды. Вот он и явился ко мне, сердитый, и долго бранил. Даже прибить хотел… Я, как проснулась и вспомнила, что ведь, экая я грешница, не помолилась о нем. Сейчас же, милая, побежала в Notre Dame de Paris. С тех пор прошло много лет… да как сказать?.. лет двадцать, если не больше; а дядя больше не снится.

Хризанта слушала рассеянно, занятая посторонними мыслями.

— Вам бы, принцесса, следовало веночек у подножья траурного кресла положить.

— Да, милая! Я бы это сделала, но мне страшно и неловко. Я не люблю толпы.

— Милая принцесса, сейчас никого в кумирне нет; вы б пошли и по вашему обряду помолились.

— У меня нет белого платья, да и цветов негде достать.

— Давайте денег, я сбегаю за цветами; что касается платья, то сейчас передавали по телефону из «Гранд-Отеля», что вещи ваши послали сюда.

Хризанта встрепенулась.

Она схватила ридикюль и из подвижного кошелька высыпала груду золота на стол.

— Возьмите сколько надо, купите.

— Что вы, что вы, принцесса! Куда так много золота! Довольно десяти франков.

Старушка взяла десятифранковую золотую монету и поспешно удалилась.

— Птичка поймана! — с улыбкой сказал маркиз Ито.

Перед ним лежала телеграмма парижского посла.

Рядом с письменным столом стоял какой-то японский чиновник, видимо, ожидавший приказаний своего начальника.

— Напишите парижскому послу, что принца придется хоронить в Париже. Иначе очень уж много хлопот и переписки. Что касается принцессы, то ее надо доставить до Тулона незаметно, без скандала и вмешательства администрации. Напишите, чтобы поберегли ее… и чтоб повезли ее инкогнито.

— Слушаю-с! — сказал чиновник и, пятясь задом, вышел из кабинета великого вершителя судеб страны Восходящего солнца.

— Маршал Ямагато, — доложил лакей.

Маркиз Ито вышел ему навстречу и подал обе руки.

— Садитесь, уважаемый генерал, — промолвил маркиз, подвигая ему кресло близ письменного стола. — Что привело ваше высокопревосходительство ко мне в столь неурочный для вас час?

— Я нахожусь в большом затруднении; меня беспокоит наша кавалерия. В русских войсках конский материал замечателен и нам очень трудно будет, в случае войны, парировать удары неприятеля, не имея такой же подвижности кавалерии.

— Это вопрос серьезной важности, — согласился маркиз. — Но где вы найдете такое количество лошадей?

— В Австралии и, наконец, в той же России.

— Как же в России? — удивленно спросил маркиз.

— Одна лондонская контора предлагает 10.000 лошадей перевезти через Лондон в Японию.

— Следует испробовать эту комбинацию. Я лично ничего против этого не имею.

Маркиз Ито, сидя за письменным столом, что-то чертил на бумажке.

— По-моему, выходит, что нам нужно не 10.000, а 70.000 лошадей.

— Конечно. Австралия такого количества дать не в состоянии, но 30.000 нам обещано. Однако, вся эта покупка производится исподволь и с большими предосторожностями.

— О, да. Мы должны нашей коннице сделать неожиданный сюрприз, — с ядовитой улыбкой сказал маркиз. — Австралийские лошади — это роскошные, кровные рысаки и скакуны.

— Кроме того, я обращу внимание вашего высокопревосходительства на необходимость заблаговременно запастись шубами,

— Вы полагаете?

— Непременно. Я предвижу, что антирусская лига заставит нас начать войну раньше, чем мы бы хотели.

— Успокойтесь, генерал! Во всяком случае, на нашей стороне прежде всего наше географическое положение. Если ко всему этому прибавить миролюбие России и ее уверенность, что мы не доведем дело до разрыва, то, по крайней мере первое время, перевес будет на нашей стороне.

— О, я знаю, маркиз, что при вашей гениальности Европу провести нетрудно. Она останется при убеждении, что Япония искренне стремится к улаживанию недоразумений с Россией мирным путем.

— Откровенно говоря, война с Россией сама по себе не сулит в конце концов удачного результата. Я ни да минуту не закрываю глаза на то, что могущественный колосс, со своим миллионным войском, может нас раздавить. Одна надежда, что арийцы всегда были и будут завистливы. Соглашения между ними немыслимы и поверьте, что Россия, победив нас, не воспользуется плодами победы. Я сумею добиться вмешательства Англии, Америки, а быть может, и других держав.