— Как ты похудела, бедная! — заговорила она. — Ведь это ужасно. Что с тобою?

В первом салоне принцессу встретил больной принц Коматсу, который сидел на своем кресле.

Увидев страдальца-отца, она бросилась перед ним на колени.

Принц-отец молча и с грустной улыбкой смотрел на рыдающую дочь. Он положил свою левую руку на ее голову и нежно погладил ее волосы.

Мароу снова заплакала и даже у сдержанного магараджи показались слезы.

Вихрем пронеслась над этой семьей стихийная драма, конец которой не предвещал ничего доброго.

Магараджа Ташидцу первый прервал тяжелую сцену.

— Дайте Хризанте отдохнуть, она так устала с дороги, на ней лица нет, — сказал он.

Мароу и Саданару подняли Хризанту. Ее отвели в ее любимую комнату и уложили на украшенное цветами ложе.

— Уйдемте, — сказал Ташидцу, обращаясь к принцу Саданару и Мароу.

Но Мароу не последовала этому приглашению.

Она опустилась на колени перед Хризантой и вместе с ней продолжала рыдать.

Слезы лились рекой по щекам страдалиц. Они обе много выстрадали в последние дни.

Мало-помалу рыдания затихли и лишь периодические всхлипывания и вздрагивания указывали на то, что порыв страдания нашел себе временное облегчение.

Мать ни о чем не спрашивала дочь. Они смотрели друг на друга ласковым, страдальческим взором…

— Воды, — прошептала наконец Хризанта.

В одно мгновенье вбежали две мусме и принесли графин холодной воды.

— Пей, дорогая, — сказала мать, — успокойся. Что было, того не вернуть. Мы не должны роптать на судьбу. Бог счастья знает сам, что предназначить каждому в его жизни. Молись…

Хризанта молчала.

Она действительно была страшно утомлена.

Успокоившись, она уснула.

Мароу на цыпочках вышла из комнаты и поспешила к принцу-отцу.

Больной старик чувствовал себя скверно. Сердце его сжималось от боли.

Тем временем магараджа Ташидцу с принцем Саданару молча прогуливались в парке.

Магараджа сознавал, что, отрывая свою дочь от груди любимого человека, он берет на себя тяжелую ответственность за ее счастье.

Его очень волновало, что принцесса вернулась утомленная, измученная, с печатью грусти на лице.

Он ожидал, что одно возвращение на родину само по себе затмит всякие воспоминания европейских увлечений. Но, очевидно, он ошибся в своих ожиданиях.

О сватовстве теперь нельзя было и думать.

Он решил до поры до времени не заикаться об этом. Но его беспокоило известие, полученное им от Чей-И, что барон завтра должен прибыть в Нагасаки.

Нельзя было терять времени. Если барон благополучно избег рук душителей в Порт-Саиде, то в Нагасаки, где он из предосторожности остановился, следовало повторить попытку.

Он должен умереть, — решил магараджа.

И он так углубился в свой план возмездия, что как бы забыл о своем спутнике — Саданару. Его влекло к исполнителю страшной мести. С ним повидаться для магараджи являлось насущной необходимостью. Он сухо простился с молодым принцем, стремясь скорее увидеть Чей-И.

Магараджа впопыхах сообщил Чей-И принятое им решение.

— Неизвестно, когда нам удастся подстеречь барона, — сказал магараджа, — но меры предосторожности не мешает принять теперь же.

— Успокойтесь, магараджа, я уже дал приказание купить судно, на котором мои чейты совершат казнь.

— Благодарю вас, но предупреждаю, что барон пользуется особым покровительством германского посольства. Следует принять экстраординарные меры, дабы предотвратить какие-нибудь дипломатические недоразумения.

— Я сам разделяю ваше мнение, — ответил Чей-И, — и потому казнь произойдет не в Нагасаки, где нам могут помешать, а на парусном судне, среди глубокой ночи. Свидетелями смерти барона будут блестящие звезды и молчаливая улыбающаяся луна, если тучам не угодно будет лишить луну этого зрелища.

— Но сумеют ли чейты заманить барона в свои таинственные сети? Он, наверно, наученный событиями в Париже, стал особенно осторожен, предусмотрителен.

— Вы, дорогой магараджа, мне говорили, что барон имеет большую склонность к женской красоте. Пусть же он найдет свою смерть в путах женской ласки.

— Но для этого нужна женщина, способная в нем возбудить необычайную страсть. Я знаю тевтонскую расу, они, подобно англосаксам, привязчивы, не так легко забывают любимую женщину, как мы. Образ такой женщины немцы способны обожествлять, окружая себя предметами, напоминающими избранную женщину. Это своего рода культ, которым мы лишь окружаем намять предков.

Чей-И призадумался. На его челе в густую складку сложились плутоватые морщины лба и глаза его задумчиво глядели на одну точку.

— Мне кажется, — произнес он после продолжительной паузы, — если я не ошибаюсь, я наткнулся на ключ этой трудной задачи.

Магараджа сосредоточил все свое внимание и, затаив дыхание, слушал главу чейтов.

— Женщина должна быть нашей союзницей, но эта женщина нам будет полезна при одном лишь условии, если она своей красивой внешностью будет напоминать барону ту самую красавицу-принцессу, найти которую он стремился в Японии.

Лицо магараджи просияло.

— И вы правы, мудрый Чей-И, но эта задача не из легких. Найти такую красавицу не так просто.

Чей-И пожал плечами, как бы желая этим сказать, что поимка барона сама по себе еще более трудная задача.

Магараджа простился, поблагодарив Чей-И за добрый совет, и направился в Иошивару.

Так называется особая часть города в Токио, в которой помещаются чайные дома, а также и дома свиданий, всегда переполненные гостями.

Японский демимонд, составляющий главный контингент жителей Иошивара, разделяется на две главных категории: гейш и прелестниц.

Гейша — человек свободный. Она живет со своей компаньонкой по примеру тех парижских дам полусвета, которые обладают достаточными средствами для найма самостоятельной квартиры с элегантной обстановкой, т. е. pied a terre exоtique[4], как говорят парижане.

Призвание гейши состоит, согласно эпикурейскому принципу, в том, что жизнь создана для наслаждений. Японские эпикурейцы идут далее того. Как все восточные народы, и они склонны к мистицизму, к мрачным контрастам. Только у японцев, усвоивших мистицизм востока, слившийся с крайними стремлениями ко всякого рода наслаждениям и зрелищам, возможен, например, такой праздник, как Даймон-джи или праздник смерти.

И вот наряду с этим зловещим призраком смерти, среди толпы черных масок и белых кимоно виднеются шаловливые головки гейш в их причудливой пышной прическе, с их кушаками, завязанными наперед. Среди них раздается смех, тот веселый смех, который так чужд японской натуре.

Японец всегда священнодействует. Смех гейш, их веселые остроты, шутки, анекдоты, игривое содержание песен, весьма пикантные движения тела не вызывают на лице японца даже мимолетной улыбки. Японец находит ниже своего достоинства веселиться. Как-то странно видеть мальчиков 16–17 лет, сидящих в чайном домике со своим саке, около гейш, с совершенно равнодушным выражением лица.

А между тем гейши так шаловливы, грациозны, изящны. Бесспорно, что гейши лучше воспитаны, чем остальное женское население Японии. Они воспитываются для этой своеобразной профессии с шестилетнего возраста. Эта целая наука нравиться мужчинам. Унизительное положение женщины в Японии, право мужа вернуть жену родителям через пробных два месяца, легкость развода, почти явное многоженство даже в интеллигентных слоях общества — все это создало то трагическое положение женщины в Японии, которое еще не скоро сменится более нормальными условиями жизни.

Японцы равнодушны к запросам теологии; незнакомые с учением о первородном грехе, присутствуя даже на каком-либо религиозном празднестве, без труда направляют свои мысли в сторону доступной любви и гейш.

Магараджа Ташидцу медленной поступью направился в Иошива-ру — центр женщин и наслаждений.