Барон невольно улыбнулся. Как боевой конь, услышавший трубные звуки, он встрепенулся и на него пахнуло воспоминаниями прошлого.

Было время, когда он их менял, как перчатки, называя женщин цветами жизни.

— А цветы следует чаще менять; они отцветают, — говорил барон и его действия не расходились со словами.

Теперь эти воспоминания в нем вызвали грусть. Он невольно вспомнил о принцессе и на душе его стало тоскливо и мрачно.

Капитан заметил происшедшую перемену и участливо спросил его о здоровье.

— Я здоров, но у меня расстроены нервы.

Капитан громко расхохотался.

— Вы, мужчина и еще бывший военный, и вдруг говорите о нервах! Я вас вылечу, уверяю вас. Когда вы увидите, что происходит в чайных домиках и какие там женщины, нервы пройдут…

Неудержимое веселье и жизнерадостность капитана возымели свое действие.

Барон улыбнулся.

В кабинет вошел консул, ведя под руку виконта Дарьяра.

— Вот и наш общий друг, — сказал он, знакомя его с бароном.

— Представьте себе, господа, такой молодой красавец, мужчина хоть куда, да еще бывший военный, вдруг говорит о нервах.

Консул сделал недоумевающее лицо.

— Да я говорю о бароне, — продолжал капитан Дюшар. — Он только что жаловался мне, что у него нервы расстроены.

— Это, верно, с дороги, усталость дает себя знать, — сказал в его оправдание консул. — Но я полагаю, что мы скоро восстановим его здоровье. А теперь, господа, пожалуйте завтракать!

Консул подошел к барону и взял его под руку.

Столовая была отделана в японском стиле.

Завтрак закончился редерером и замечательными сигарами.

За веселой беседой старик фон-Лауниц вспомнил о том, как в Европе мало знают Японию, и для иллюстрации своего мнения рассказал несколько анекдотов.

— Теперь отдохни у меня в спальне, а потом мы покажем тебе Нагасаки. Хорошо?

— Позволь мне не стесняться, — ответил барон, положив руку на плечо консула. — Разреши мне вернуться в гостиницу и там выспаться. А вечером я к вам приеду.

— Как хочешь: поезжай домой, только не проспи до завтрашнего утра. Не лучше ли, господа, если мы за ним приедем и в случае надобности поднимем его с кровати.

— Прекрасно, поедемте вечером к барону, — ответили Дюшар и Дарьяр.

— Я вам очень буду рад, — сказал барон, крепко пожимая каждому из ни руку.

— До свиданья, выспитесь хорошенько, так как мы, вероятно, вернемся домой с восходом солнца.

Барон и не подозревал, что в числе услужливых кули и юнг, перевозивших его багаж в японском сампане, были почти исключительно чейты. Они были так услужливы, настолько вежливы и, к немалому изумлению барона, понимали даже английскую речь.

Их появление в нагасакской гавани не было случайностью. Они уже вот скоро три недели, как ждут намеченной жертвы и очень утомлены этим ожиданием.

Сидя с бароном в одном сампане, они бы с удовольствием бы потопили утлое судно, если бы не было столько посторонних и к тому же иностранных свидетелей.

Чейтов очень озадачило то обстоятельство, что прибытие барона заранее оповестилось дипломатическим путем и что могущественная германская держава заблаговременно оповестила, через посредство министра полиции, нагасакского префекта, поручив благополучие барона особому попечению нагасакской полиции.

Накануне приезда барона в одной из маленьких рыбацких хат нагасакского побережья собрались чейты для обсуждения плана действий.

Шериге, видимо, председательствовал. К его голосу прислушивались остальные.

— Вчера сюда доставлена гейша Фиалка, — сказал Шериге, обращаясь к товарищу. — Очевидно, барон будет осматривать достопримечательности в сопровождении других лиц европейских колоний. Нет никакого сомнения, что европейские знакомые барона сведут его непременно в «Цветочный садик». Вот тут-то гейша Фиалка нам может оказать большое содействие.

— В чем же должно заключаться ее содействие? — спросил полный японец с козлиной бородкой.

То был «антрепренер» с «Цветочного садика», которого Шериге пригласил на тайное совещание.

— Как в чем? в очень многом: кто же, как не женщина, способна завлечь барона в укромный уголок? Кто же, как не Фиалка, нам поможет его обезоружить, опьянить? Кто же, наконец, как не она, послужит ширмой исчезновения барона с горизонта нагасакского общества? — сказал Шериге, вопросительно глядя на остальных чейтов.

— Вы правы, капитан, — сказал один из молодых чейтов с военной осанкой и весьма пластичными манерами. — Без женщины, и к тому же настолько обворожительной, как Фиалка, нам трудно было бы добиться желанного результата.

Кашуто, так звали антрепренера «Цветочного садика», угрюмо глядел на Шериге и с видимым неудовольствием выслушивал план действий.

— Вы, господа, не торопитесь, а то может выйти скандал. Вы, капитан Шериге, меня уже однажды чуть не подвели под харакири по случаю дела де Капитро. Бели бы не покойный префект полиции, то быть мне у моих предков.

Шериге осклабился, выплюнул разжеванный табак, и не глядя ни на кого, заметил:

— А деньги-то вы получили хорошие?

— Получил, но что же из этого? Я и так богат. И ваши несчастные двести, триста иен — не деньги за такие услуги. Небось, за Фиалку дали более десяти тысяч иен, а мне предлагаете такие пустяки.

— Ну, ну, прибавим, — с усмешкой сказал Шериге, — ведь вы что? Много ли вашего содействия тут будет? Работать же нам придется? Нам же и отвечать… а тут не тысячи ли вам отваливать за одно простое молчание?

— А что? Ведь я вас не боюсь; не захочу и плюну на ваше дело. Очень мне нужно с вами валандаться.

— Ну, ты потише! — крикнул Шериге с видимым раздражением.

— Разгалделся…

— А что? молчать — что ли? хороша одна лишь смерть и то лишь своя собственная, а за чужую деньги берут.

— Ну ладно, ладно, заплатим хорошо, лишь бы дело было. А мало, однако, ты ценишь что мы тебе подарили такую раскрасавицу. Ведь ты на ней невесть сколько тысяч в неделю заработаешь, хоть от того же барона.

— Будет вам барыш считать, ведь не свои деньги платите, ну и платите как следует.

С этими словами Кашуто встал и, отвесив легкий поклон, вышел из рыбацкой хаты.

Лишь только чейты остались одни, Шериге снова обратился к ним.

— О прибытии барона, наверно, знает местный консул. Быть может, консул имеет какие-нибудь особые предписания? Как бы барон не остановился в квартире консула, тогда наше дело совсем скверное.

— Не думаю, — возразил один из чейтов. — Я шесть лет жил в Европе и знаю, что прусские офицеры не любят стеснять себя. Они предпочитают жить в гостинице, чем в каком бы ни было семейном доме.

— Где же, вы думаете, он остановится? — спросил Шериге.

— В одной из двух гостиниц. Либо в «Гранд-Отеле», либо в «БельВю».

— Так надо в обеих гостиницах снять по комнате для наблюдений.

— Это к чему? Такая мера в данную минуту является преждевременной. Мы лучше в роли кули и юнг ознакомимся поближе с его багажом, тогда по крайней мере точно будем знать, и в каком номере остановился барон, и какое расположение этой комнаты.

— Это так, но только смотрите в оба и не прозевайте барона. Я буду на проспекте поджидать приезжающих, а потом жду вас с рапортом к себе. Понимаете? — переспросил Шериге.

— Конечно, поняли, — ответили чейты хором и вслед за капитаном Шериге встали со своих мест.

— Теперь, друзья, нам предстоит еще новое дело — покупка судна. Ступайте, но к сегодняшнему вечеру будьте снова все сборе. Я вас жду. Это очень важно.

— Слушаем, — ответили снова хором все чейты и по одному постепенно и в разные стороны разбрелись по побережью.

Солнце слегка склонялось и лучи его уже не жгли, а согревали. Легкий ветерок подул с норд-веста, тихо и мерно приводя в легкое колебание высокие колосья пшена и кукурузы.

Вдали звучали колокольчики и удары по гонгу из ближайшей пагоды, приглашая шинтоистов к вечерней молитве.