Когда Гоблин неожиданно выскочил из-за поворота, оба хотели сорваться с места. Но побоялись: неизвестно, как он среагирует на бегство.

Стояли и смотрели на «Харлей», как кролики на удава.

Гоблин уже успел благополучно отремонтироваться. Мастер настолько ошарашен был видом мотоциклиста, что даже деньги отказался брать. К голой татуированной груди, клочковатой бороде и обрубленной у запястья левой руке добавились мутный после терпухинского удара взгляд и несколько кровоподтеков на лице.

От страха мастер сработал так быстро и качественно, как только мог. Прежде чем уехать, Гоблин покровительственно похлопал его по плечу и поднял вверх большой палец.

— Завтра можешь кому хочешь хвалиться клиентом. А сегодня ни-ни.

Можно было не сомневаться, что мастер близко не подойдет к телефону и даже отключит его, чтобы не отвечать на звонки…

Друзья-байкеры даже не заметили, что «Харлей» побывал в ремонте. Как только Гоблин оказался совсем рядом, все их опасливое внимание сосредоточилось на самом мотоциклисте. Впервые после долгого перерыва они видели его так близко. Но в Ростове он еще не был тем Гоблином, мрачная слава которого разнеслась чуть ли не по всем российским автодорогам.

— Здорово, мужики.

Оба торопливо кивнули. Штурман хотел выдавить из себя приветственное слово, но горло перехватил спазм.

— Ну как «Уралы»?

Изо рта у Гоблина вырывались клубы пара, на бороде висели капли. Шея была туго перевязана черной косынкой, похоже специально, чтобы зафиксировать ее в постоянном положении.

— Нормально, — кое-как произнес Майк.

— Говно твой «Вояж», понял?

Майк промолчал, спорить совсем не хотелось.

— Бензин есть? — Есть, недавно затоварились, — Майк обрадовался в надежде, что дело может обойтись изъятием топлива.

— Бери канистру.

Заглушив движок, Майк снял десятилитровую канистру, готовый отдать ее в чужие руки.

Но идея у Гоблина была совсем другая.

— Открой. Теперь плесни на свой «Вояж».

— Только не это, — простонал Майк.

Он слышал, как владельцы американских мотоциклов устраивали себе праздник, сжигая мотоцикл японский: «Судзуки» или «Ямаху». Но свидетелем таких выходок не был еще ни разу.

— Все вылей. До капли.

— Только не это, — продолжал бормотать Майк.

Руки так сильно дрожали, что бензин расплескивался из канистры на асфальт. Мимо проносились машины, но все пока видели только кучку беседующих байкеров. Даже если «Вояж» полыхнет факелом, никто не подумает остановиться, чтобы не заработать неприятностей.

— Что ты сказал? — переспросил бородач.

— В натуре, Гоблин. Это не самая лучшая идея, — вмешался Штурман.

— Откуда ты меня знаешь?

— Просто догадался, кто ты есть. Ходят разные легенды…

— Потом перескажешь, а пока заткнись, — отмахнулся бородач и снова впился мутным взглядом в узкие бакенбарды Майка. — Значит, все что угодно, только не это?

Ответить Майк не успел. Неожиданно резким движением Гоблин набросил ему на шею петлю из обычного автомобильного троса. Крюк быстро прицепил к своему мотоциклу и рванул с места.

Конечно же, Майк потерял равновесие, его понесло вслед за «Харлеем». Первые несколько секунд он перебирал ногами, цеплялся за узел в тщетной надежде ослабить петлю.

Туже она не затягивалась, окончательно не душила, но и выскользнуть, освободиться никак не удавалось. Майка приподняло в воздух, шлепнуло об асфальт, потом снова приподняло.

После второго удара о дорожное покрытие конечности байкера уже болтались, как пришитые.

Штурман тем временем все выжимал из своего «Волка», пытаясь догнать Гоблина. Орал во все горло, надеясь привлечь к себе внимание на дороге. Где чертов ДПС? Когда не надо, подстерегают за каждым кустом, а теперь как сквозь землю провалились!

Штурман отставал все сильней. Уже потерял из виду «Харлей» и только по звуку отслеживал его перемещения. По лицу байкера катились слезы. Ветер скорости размазывал их, растирал во влажные пятна.

С лицом Майка дело обстояло гораздо хуже.

Метров сто он проехал им по асфальту. Кожу почти сразу стерло на всех сколько-нибудь выступающих местах — на лбу и носу, на губах и подбородке. Кое-где испачканное в грязи мясо уже висело клочьями.

Один из встречных водителей так крутанул руль, что вылетел далеко на обочину. Нужны крепкие нервы, чтобы не дернуться, когда фары твоей машины вдруг выхватили из темноты летящего над дорогой человека в разодранной одежде, со стертым в кровь лицом. Еще один водитель отъехал за поворот и только тогда схватился за трубку сотового.

Скоро Гоблину надоели постоянные глухие удары за спиной. Он отцепил крюк, и трос свернулся мертвой змеей вокруг неподвижного Майка…

Прошла неделя. Зима с места в карьер набрала полную силу, хотела с самого начала безоговорочно утвердить свою власть. Дни стояли солнечные, ясные, но здесь, к востоку от Урала, температура уже не поднималась выше минус десяти. А ночью мороз крепчал раза в два. Снег искрился, отражая лунный свет, деревья отбрасывали резкие тени.

Время от времени, как пришельцы из другого мира, появлялись огромные ажурные конструкции — выставленные в цепочку опоры высоковольтных линий электропередач. От них разносился слабый, но постоянный гул, в темноте вокруг обледеневших изоляторов мерцало зеленоватое свечение.

Снег укрыл отвердевшую землю равномерным, но легким покровом. Заносами еще не пахло, и ветки деревьев не склонялись под тяжестью наброшенных перин. Одна проблема отпала — мотоцикл больше не буксовал в грязи.

Больше не приходилось слезать и толкать его вперед. Зато возникла другая забота — придерживать его скольжение по льду. На каждом повороте машину заносило.

Возможно, единственную в этих краях трассу федерального значения регулярно чистили от снега, посыпали солью. Но Терпухин давно уже отклонился от нее в сторону, заехал в глушь, где людей почти не встречалось. На последней заправке залил в придачу к баку аж три канистры, догадываясь, что на следующую может долго еще не нарваться.

Теперь он точно так же правил одной рукой, как и Гоблин. Другую, правую, от самого плеча до запястья сковывал гипс.

После падения Терпухин очухался на несколько часов позже Гоблина. Ни «Харлея», ни его владельца нигде не было видно. Вкус горечи во рту был таким сильным, словно от удара лопнул желчный пузырь. Но это была горечь злости на себя, горечь разочарования от упущенного шанса.

В отличие от своего противника, Юрий помнил все до последней секунды. Первый раз смог добраться до Гоблина, ухватил его крепче некуда. И на тебе выпустил.

Открытый перелом руки давал о себе знать на каждом шагу, пронизывал все тело болью. Терпухин подвязал ее к шее, чтобы меньше болталась, но понял, что возвращение за мотоциклом придется отложить. Первым делом найти хирурга, наложить гипс…

Врач предупредил об осторожности, спросил, нужен ли больничный. Ему даже в голову не могло прийти, что к полудню пациент будет мчаться на мотоцикле.

Искать Гоблина стало гораздо сложнее — одинокий ездок ушел в те края, где люди, машины и дома у дороги попадались гораздо реже.

И все-таки после недельных блужданий Атаман вышел на след.

Иногда он даже различал в воздухе, тихонько звенящем от мороза, отдаленный стук «харлеевского» сердца. Это могло быть самообманом, слуховой галлюцинацией, но Атаман сворачивал на стук, спешил за ним.

В здешней глуши транспорт попадался не чаще, чем три раза в сутки. Какой-нибудь трактор на колесном ходу с обледенелыми бревнами в прицепе, старенький «уазик» или бортовая машина с молочными бидонами.

Атаман каждый раз спрашивал о бородатом мотоциклисте. Отвечали как-то неопределенно.

Вроде что-то видели однажды вдали, вроде слышали. От одного из водителей пахло крепким табаком, от другого недавно принятой внутрь жидкостью для чистки стекол. Атаман начинал подозревать, что здесь, в глуши, люди просто не хотят показаться несведущими.