Менты кинулись шмонать незнакомца и мотоцикл. Тем временем разверзлись небесные хляби — не каплями, а настоящими струями в палец толщиной, будто кто-то наверху открыл задвижку.

К счастью, сцена была накрыта полукуполом, иначе аппаратуру бы мигом закоротило. Песня звучала дальше:

Широко расставив ноги, гитаристы раскачивали головами — длинные, ниже плеч волосы мотались в разные стороны, будто развеваемые ветром скорости. Тем временем менты повели куда-то красно-серебристого щеголя. Майк со Штурманом особой солидарности с ним не почувствовали — пару таких случаев сбивают спесь с новичков, мнящих, что байкерскую славу можно купить где-нибудь в престижном столичном магазине.

Никто из зрителей даже не думал расходиться.

Одни приняли холодный душ как дополнительный спецэффект, некоторые даже куртки с себя скинули, чтобы ощутить встряску в полной мере.

Другие решили, что ливень — это вызов с небес.

Там, наверху, Бог взял сторону ментов и решил испортить праздник. Не бывать этому! Кто-то хрипло кричал, запрокинув голову к небу, махал кулаком, адресуясь к высшим силам.

Гоблин был далеко от того места, где его ожидали увидеть. Он не собирался вступать в разговор, просто протянул руку, чтобы забрать ракетницу. И тут заметил, что незнакомец совсем не пьян. Протрезвел от испуга? Так, что даже запах сразу выветрился?

Гоблин резко обернулся в сторону лесной опушки. Никого. Он настолько привык к грохоту движка, что давно уже слышал сквозь него шаги, шорох листьев, слабый треск ветки под ногой. Тишина, напротив, забивала уши, будто ватой.

— Хотел увидеться, — проговорил Хмель. — Но это не подстава.

Гоблин молча забрал себе ящик с зарядами, а потом и саму ракетницу.

— Сразу скажу как есть, незачем долго мне ходить вокруг да около. Нужно убрать человека, чтобы никто не подкопался и не стал уголовное дело заводить.

— Новое точно не станут, подошьют к моему.

Мой след давно простынет, а еще самое малое месяц любую аварию на дороге будут мне приписывать.

— За это я готов платить.

— Завязал я с такими, как ты, связываться.

Аванс за милую душу, а с остатком уже жметесь. Завтра, послезавтра, не так сразу. Как будто я, блин, школьный учитель и требую себе месячную зарплату.

— Задержек не будет, обещаю. Как только, так сразу.

— Наоборот: утром бабки, вечером стулья.

— Возьмешь и укатишь. Попробуй потом тебя найди, второй раз номер с фейерверком не выгорит.

— Мне и первый раз не понравился. Не люблю хитрожопых — чем меньше вас по земле ползает, тем больше кислороду. Размазать такого по канаве приятнее, чем баксы поиметь.

Менты снабдили Хмеля качественными фальшивыми сотками, изъятыми два года назад у заезжих чеченцев. Все номера были переписаны: если Гоблин решит сразу что-нибудь прикупить, потянутся дополнительные ниточки.

Куратор дал добро выплатить полную сумму вперед. Но Хмель решил, что такие качественные фальшивки могут впоследствии пригодиться ему самому. Если сразу сдать всю партию, но из расчета один к шести, с руками оторвут.

Тем более что необычная щедрость и ни на чем не основанное доверие заставят Гоблина навострить уши.

От Гоблина не стоило ожидать дружелюбия, но реальность оказалась даже жестче, чем «заказчик» предполагал. Он словно имел дело с шаровой молнией, ненадолго зависшей на расстоянии в несколько шагов. Секунда-другая — и молния сдвинется. Весь вопрос — куда.

Плюнуть и выложить бабки «на стол»? А вдруг унюхает своим звериным острым нюхом запах чеченского мини-цеха в подвале вместо запаха Федерального казначейства Соединенных Штатов?

— Я же сказал: как только, так сразу. Заплатит сам «потерпевший», деньги заберешь у него.

Пятьдесят штук зеленых.

— Это у кого такой большой бумажник?

— Он поедет рассчитываться за товар.

— Один?

— С охранником.

— Чего бы тебе самому не поживиться? Такой верный случай.

— Я в этом деле не спец, меня вычислят.

Бабки как-нибудь по-другому поимею, мне человека важно убрать.

Гоблин еще не смягчился, но, похоже, постепенно заглатывал наживку.

— Ну, а вдруг я ничего в машине не найду?

Ты, понятно, не самоубийца, но все-таки…

— Я и сам никому почти не доверяю, — понимающе кивнул Хмель.

Он еще не решил, какую может представить гарантию.

— Сядешь сзади, посмотришь, как это делается.

— Мне сесть сзади? Заказчику, человеку, который не хочет светиться?

— Наденешь шлем, лица никто не разглядит.

Народ вообще глазом не успеет моргнуть: налетим, как ветер, и конец ищи-свищи. Потом высажу где-нибудь в глухом месте.

— Я даже сейчас к тебе не рискну подсесть.

Страшно вылететь на первом же повороте.

— Сделаем по-другому. Я должен увидеть тебя прежде, чем начать. Съедешь с дороги, сольешь бензин из бака. Простоишь ровно два часа. Ты не будешь знать, наблюдаю я за тобой или уехал брать бабки, опасно тебе высунуться или нет. Если совесть чиста, два часа совсем немного.

— А потом, когда срок выйдет?

— Пойдешь с канистрой на трассу — голосовать.

Для многих водителей имя Гоблина стало символом страхов, особенно усиливающихся с наступлением темноты. Даже просто увидеть, как он проносится мимо, означало лицезреть вестника смерти.

Некоторые теряли над собой контроль. Если Гоблин обгонял их, они останавливались, включая аварийную сигнализацию, и долго не могли тронуться с места, чувствуя слабость в руках и ногах. Если бородатый мотоциклист проносился по встречной, водители ускорялись до предела, рискуя не вписаться в следующий поворот.

Больше всего пугали две вещи: бесцельность выходок этого «отморозка» и беспомощность всех ответственных служб. По опасному региону старались проехать в светлое время, хотя никто точно не знал границы рискованной зоны…

Новость о невесте Гоблина быстро распространялась за пределы отстойника. Люди на дороге общаются гораздо больше, чем принято считать.

Дорога развязывает языки, располагает к общению. Каждая заправка своего рода клуб. Попадают в этот клуб ненадолго, но, как правило, успевают поговорить обо всем на свете.

На заправках, в кафешках и отстойниках о Гоблине заговаривали чаще, чем на любую другую тему. Слухи обрастали самыми невероятными подробностями. Будто бы у мотоциклиста протезы на ногах, поэтому он прикован к своему «Харлею». Будто он побился с кем-то об заклад, что до Нового года похоронит не меньше дюжины человек. Будто менты специально не торопятся его отловить. Хотят добиться того, чтобы каждый груз на дороге сопровождал вооруженный сотрудник, а фирмы отстегивали за это областному управлению.

О невесте Гоблина говорили с удовольствием, как о чем-то комичном на фоне страхов и недобрых предчувствий. Рано или поздно должна была найтись такая идиотка. И говорят, красивая, фигуристая, все при ней. Интересно, как бы Гоблин отреагировал, если б узнал.

Многие, впрочем, верили, что новость до него дойдет: где-то же он ремонтируется, где-то заправляется. Нашелся и человек, который многое на это поставил. Заехав в отстойник, он никуда не выходил из своей клетушки для ночлега. Хозяин за отдельную плату сам носил туда еду.

Сперва он испугался, что имеет дело с фанатиком-горцем, у которого в сумке взрывчатка для теракта. Но гость с юга пригласил его посидеть вместе за закрытой дверью. Это было не совсем обычное общение: хозяин только пил, гость только курил. Оба параллельными путями двигались к теплой кондиции, пригодной для разговора по душам.

— Знаю, брат, какие у тебя мысли в голове, — заметил Самир. — В город я не собираюсь.