— Ну и дурак! Я бы тебе отдала ключи.

Отшвырнув в сторону «оружие», мужчина направился к своей машине. Штурман сделал было шаг следом, блондинка остановила его:

— Не надо. Это мой муж.

Байкеры слегка опешили, но Терпухина трудно было чем-то удивить. Слегка расслабившись, он проводил внедорожник взглядом, потом присел на корточки рассмотреть задние колеса.

— Запаска есть?

— Спасибо огромное. Если б не вы…

— Запаска есть? — повторил вопрос Атаман.

— Конечно. Но это ж дела не меняет.

— Почему? Еще одну сторгуете на дороге. За двойную цену вам любой свою уступит, да еще и поставит обе.

Направляясь к стоящим на обочине «Уралам», Терпухин махнул байкерам:

— Погнали, ребята. И так уже опаздываем.

— Бросаете меня на произвол судьбы? — в голосе блондинки звучала не укоризна, а насмешливая констатация факта.

— Если б я знал, что тут семейная ссора, ни за что бы не влез. Муж и жена — одна сатана.

Кольца на вас нет, вот я и не сообразил.

— Спокойно бы смотрели, как применяют силу по отношению к женщине?

— Стукнул мужика ни за что ни про что. Еще бы ему не нервничать, если благоверная в бега пустилась.

— Ладно, не будем углубляться. По крайней мере, мне от моего муженька ничего не нужно.

Даже этой «Мазды», — размахнувшись, Катя далеко зашвырнула ключи.

— Давно не наблюдал таких шикарных жестов, — покачал головой Майк.

— Может, подбросите, все-таки женщина просит.

— Куда вам? — осведомился Штурман, заново заводя «Волка». — Мы вроде в разные стороны стремились.

— У меня теперь другие планы. Это была судьба — саранча, встреча с вами, проколотые колеса.

— Обратно к мужу завезти?

— Он, кстати, у меня очень покладистый, даже чересчур. Раз в год только находит, когда терпение лопается… К мужу не надо. Километров через семь-восемь железнодорожный переезд — за переездом и высадите.

Катя уселась пассажиркой к Майку, уверенно обхватила его руками. Девчонок Майк, конечно, возил бессчетное число раз, но тут был особый случай — он рванул как на крыльях. Штурман остался на второй позиции, и они с Терпухиным всю недолгую дорогу до переезда наблюдали длинные волосы, роскошно развевающиеся из-под мотошлема.

За переездом Катя легко соскочила с «Вояжа», чмокнула Майка в щеку. Остальным послала воздушный поцелуй:

— Чао, мальчики.

Через секунду исчезла за каким-то длинным, мрачного вида строением, легко ступая по перепачканной в мазуте траве. Можно было с уверенностью предположить: ни босоножки, ни белая короткая юбочка не запачкаются, среди какой бы грязи ей ни пришлось пройти.

— Переодеться надо срочно, а то едешь как чмо, — пробормотал Майк, адресуясь к себе во втором лице.

Штурман развернул пакет: внутри были три майки группы «Ария». На одной смерть в образе скелета с седыми волосами вдохновенно наяривала на скрипке. Все зубы у нее остались целыми, что делало оскал еще более зловещим. В левой глазнице мерцал желтоватый глаз, со смычка капала кровь.

На другой майке химера с горбатым клювом и красным загнутым языком вглядывалась из-за камней в мрачную ночь с затянутой облаками луной. Внизу видна была крепостная башня с зубцами и узким зарешеченным окном.

— Что за чернуха? — пробормотал Атаман.

— Напрасно ты так. «Ария» — классная группа, — байкеры быстро и деловито переоделись. — На, возьми эту, если ты по идейным соображениям слишком уж против нечистой силы. Видишь какая? От сердца отрываем.

— Горел асфальт от сбитых с неба звезд, — пропел Майк, имитируя обеими руками игру на электрогитаре.

— Горел асфальт под шум колес, — подхватил Штурман.

На майке, отданной Терпухину, красовалась огромная змеиная голова с клыкастой пастью.

Ниже руки в перчатках, держащие руль мотоцикла, отражение в зеркальце бородатого лица в очках. Впереди дорога — хвойный лес по обеим сторонам, закатное солнце и фигурки мотоциклистов.

— Борода… Больно на Гоблина смахивает, — покачал головой Атаман.

Вывернул майку наизнанку и поехал просто в черной.

— Ну ты даешь. Ну, сознательный. А какая картинка тебе подошла бы: с рабочим у станка?

Но мы тебя не виним: тяжелое было детство, — продолжали прикалываться байкеры.

— Цьщ, шнурки. Много себе позволять стали.

Атаман не злился. Он чувствовал свою принадлежность к другому поколению и принимал это как само собой разумеющееся. Нечто странное отвлекло его внимание — мгновенная, острая, как укол иглы, вспышка света у линии горизонта в дальнем, на краю видимости, конце шоссе. Так отсвечивает солнце в бинокле или оптическом прицеле.

— Видишь вон тачку? Попробуем тормознуть.

Поглядим, остановит или нет.

Сблизившись с «Нивой», Штурман махнул рукой. Водитель сбросил скорость до минимума и выглянул в окно. Присмотревшись, Атаман различил пассажира кавказца с трехдневной щетиной.

— Как там дальше дорога?

— Худшее вы уже проехали, — ответил водитель.

— В ту сторону ушла саранча, — предупредил Штурман. — Сильно не гоните.

Байкер понятия не имел, почему из десятков встречных машин Терпухин выбрал именно эту. Но решил потянуть время, поддержать разговор.

«Что за люди? — задавался вопросом Юрий, Стараясь не разглядывать водителя и пассажира слишком настырно. — Террористы не остановились бы ради нас, преступники тоже. Может, я вообще напутал — потерял квалификацию?»

Их рассматривали не менее заинтересованными взглядами.

— А вы байкеры, значит? — вопрос водителя прозвучал почти риторически.

Штурман кивнул, не считая нужным уточнять особый статус Атамана.

— Слет у вас здесь, что ли?

— С чего ты взял?

— Посылка есть для одного из ваших, просили передать. Сказали, где-то здесь он сейчас сшивается.

— Для Гоблина? — осенило Юрия.

— Точно.

— А ты его знаешь? — впервые открыл рот человек с орлиным носом и красными белками.

— Встречались однажды.

Кавказец вылез из машины, поздоровался со всеми за руку.

— Дорогая вещь, большой начальник просил отдать. Замучились уже искать этого чертова Гоблина. Может, посоветуешь, как побыстрей на него выйти?

— Что за подарок дорогой? — прищурился Терпухин. — Гранату в зубы? Я бы тоже такой не прочь подарить.

Человек с трехдневной щетиной разочарованно сплюнул на асфальт.

— По следу, значит?

— След по большому счету еще не просматривается.

Собеседник помолчал минуту, беззастенчиво разглядывая Атамана с ног до головы. Сделал для себя выводы.

— Слушай, сколько тебе надо, чтобы оставил Гоблина в покое?

Такого оборота Юрий не ожидал.

— А сколько не жалко?

— Я с ним должен разобраться, — заявил кавказец не терпящим возражения тоном. — Пять процентов твои. Я тебя сразу оценил, по глазам.

Пять процентов от моих денег, клянусь Аллахом.

Только отдыхай, сиди дома.

— Извини, друг. У меня к нему свои претензии.

— Гоблина я должен взять. Не послушаешь — пожалеешь, — вернувшись в машину, кавказец захлопнул за собой дверь.

Оскверненную церковь опять побелили внутри, навели порядок. Батюшка освятил ее заново. К этому мероприятию подгадал свой приезд атаман из краевого центра. Явился с десятком сопровождающих — все в папахах, кителях, сшитых по дореволюционному образцу, штанах с лампасами и офицерских сапогах. У многих за поясом нагайки с красиво отделанными рукоятками.

— Станичники! — воззвал городской атаман хорошо поставленным голосом. Братья и сестры! Сколько можно терпеть кощунства, учиняемые над народом нашим и верой!..

Местные казаки слушали приезжего, скептически щурясь. Цену городским краснобаям они хорошо знали. Явились не запылились. Нацепили, как цапки, царские ордена. Не те, настоящие, которые предки кровью и подвигами добывали на первой мировой, а новенькие, заново отштампованные по старому образцу. Кто из них в седле удержится, если лошадь будет настоящей, скаковой? Да ни один: им привычнее жопу греть в мягком кресле.