За время разговора казах спешился. Теперь они с Улюкаевым стояли по разные стороны от Юрия, открывшего капот.

— Ключи у меня есть в багажнике, полный набор, — с надеждой произнес хозяин внедорожника.

— Неси, с тебя бутылка.

Насчет бутылки Атаман, конечно, шутил — она сейчас была не ко времени. Но машина скоро ожила, заворчала. Казах огорчился было, что не получит обещанного, но Улюкаев на радостях выплатил ему даже больше.

Дождь закончился, появились первые признаки хмурого неласкового рассвета, и всадник медленно затрусил назад, придерживая за уздцы вторую лошадку.

— Поехали вместе, — попросил Улюкаев, удерживая Юрия возле автомобиля. — Мне сейчас живая душа нужна.

Глаза у него поблескивали. Мужик был до того издерган, что от неожиданной удачи даже подступали слезы.

— Как ты себе это представляешь?

— Закинем твой мотоцикл на крышу, у меня там все оборудовано.

— Прихватить есть чем?

— Обязательно.

Уступка Терпухина не была проявлением слабости. Трудно взять и отвернуться от человека, которому просто нужно поговорить, облегчить душу. Тем более что на казахском «автобане» в любом случае не разгонишься.

Тронувшись с места, Улюкаев запустил компакт-диск, стоявший в проигрывателе. Зазвучала вполне уместная при окружающем пейзаже «Роза пустыни» Стинга. Бизнесмен опять всхлипнул.

— Ну-ну, не раскисай, — попытался ободрить Атаман.

— Все нормально. Просто ей нравилась эта вещь, часто слушала.

«Наплюй и забудь», — просилось на язык Терпухина. Но если бы все было так просто. Со стороны легко давать советы, а если вспомнить самого себя влюбленным в женщину… Носом Юрий, конечно, не хлюпал, но уснуть, бывало, не мог.

Дела давно минувших дней.

– Так ты опять в поисках?

— А что еще делать? Мог бы заявить о пропаже, но не хочу, чтобы ее менты отлавливали.

Сказать, с кем видел Катю? Но ведь не можешь поручиться на сто процентов, зачем тогда душу травить человеку? Тем более она в тот раз вернулась. Может, просто покаталась с Гоблином, как раньше с Майком?

— Ну а как ты сюда заехал? Вряд ли она подалась в такие неуютные места.

— Плохо ты ее знаешь. Ей плевать на комфорт, ей не нужны никакие тусовки с дорогим выпивоном и сплетнями. Ей хочется чего-то особенного, она и сама не знает чего.

— Похоже, ты хорошо ее понимаешь. Зачем тогда нервы рвать?

— Понимают здесь, а чувствуют вот тут, — Улюкаев вначале постучал себе по лбу, затем по левой стороне груди.

— Я уже и забыл такие детали, — полушутя-полусерьезно признался Атаман.

— Специально не взяла машину. Рассудила, что так труднее будет ее найти. Маршрут я все равно узнал — через систему продажи авиабилетов это еще легче сделать. Сперва полетела в Нижний, теперь вот в Магнитогорск, взяла билет на вчерашнее число.

— Так ты на Урал, значит?

— Решил по кратчайшему пути, время выиграть хотел. Результат ты сам видел.

— Дети есть у вас?

— Третий год уговариваю. Но ей же всего двадцать три, не хочется пока еще впрягаться в эту лямку.

— Уже двадцать три. Ладно, не хочу лезть со своим уставом в чужой монастырь. Тем более что сам на образцового семьянина даже близко не тяну.

— Ничего, если я закурю?

Первый раз в жизни у Терпухина спрашивали разрешения на такое нехитрое дело.

— Ну, я еще не видел такого вежливого бизнесмена. Как тебя до сих пор конкуренты не затоптали?

— При такой работе я скоро сам своей фирме яму вырою.

Теплился и подрагивал огонек, с каждой затяжкой двигаясь все дальше. Пепел сыпался на лацкан двубортного пиджака.

— Знобит, — поежился человек за рулем.

— Горячительного прихватил? Прими, а я за руль пересяду.

Вадиму Улюкаеву хватило полстакана водки, чтобы забыться на заднем сиденье. Протянув назад руку, Атаман тыльной стороной пощупал его лоб — ото, температура не слабая. Не привык мужик к перегрузкам.

На дороге тем временем снова пошли российские названия. В пейзаже, далеком от донских и кубанских земель, сразу замелькало что-то неуловимо родное.

Несмотря на свое прозвище, Хмель был человек исключительно трезвый. Не только потому, что пить мог не пьянея, но и по общему взгляду на жизнь, по ясному, без иллюзий пониманию действительности.

При новой встрече куратор не дал прямого ответа. Но Хмель и не ожидал определенности, трезво понимая, что речь идет о человеческой жизни. Даже с глазу на глаз сотрудник не имеет права выражаться откровенно.

Косвенных намеков хватило с лихвой: условия ментов устроили, и каждой стороне теперь оставалось получить свое. Пора приниматься за дело.

Трезвый Хмель никому не доверял полностью, предпочитал взваливать на себя огромный объем работы, но никого даже близко не подпускать к «секретам фирмы». До сих пор не имел ни одного «зама», потенциально способного убрать хозяина в удобный момент и взять на себя хорошо знакомые рычаги управления. Держал только братков с крепкими затылками и тяжелыми кулаками, слишком тупорылых для предательства.

Поздним вечером Хмель один сел в машину — ни шофера, ни телохранителя ему не требовалось. Путь лежал за пределы городской черты. Если менты подозревают, что Гоблин где-то рядом, значит, надо выезжать ближе к ночи на лучшую в окрестностях трассу. Ездить на «Харлее», конечно, можно везде, где есть почва под колесами. Но вряд ли Гоблин откажет себе в удовольствии хоть раз за ночь разогнаться на полную катушку.

Менты, понятно, тоже это знают, но все говорят, что у Гоблина дьявольский нюх на эту породу. Даже если поставить посты на каждом километре, он пройдет как нож сквозь масло. Даже если посадить ОМОН в машину скорой помощи и одеть в белые халаты, он за три версты учует, «ху есть ху».

Даже и не надеются зацепить его на трассе, знают его возможности. В любой момент свернет на бездорожье, унесется по кочкам. По слухам, стреляли вдогонку не раз и не два. Но попробуй предугадай его виражи.

С одной стороны, Хмелю нравилось, что кто-то внаглую прокидывает ментов. С другой стороны, грызла зависть. Сам ты вынужден подстраиваться под этих гадов, регулярно видеть их рыла.

Плохо не то, что приходится давать информацию на конкурентов. Разумный человек не назовет это «закладывать» или «стучать» — нормальная борьба за место под солнцем. Самое худшее — приходится смеяться над их солдафонскими шуточками, отпускать им комплименты, сносить хамоватый тон.

А Гоблин, значит, крутой, ему море по колено? Скоро доездится, доразвлекается. Оторвется так, что рассыплется вместе с мотоциклом на запчасти. Ему, конечно, легче — за его спиной ни дела постоянного, ни людей. Варяг, который везде в гостях. А ты попробуй где-нибудь обосноваться, закрепиться. Иметь постоянный кусок пирога.

Чем больше Хмель мысленно спорил с отсутствующим оппонентом, тем яснее понимал: чтобы уважать себя по-прежнему, Гоблина в самом деле стоит похоронить. Покружив с полуночи до трех часов, он почувствовал, как злость растет вместе с усталостью.

Из-за этого отморозка он, Хмель, которого два десятка человек называют «шефом», должен не спать ночь, мотаться неизвестно где. И никому не поручишь, никого не отправишь вместо себя. Одни слишком умны, другие полные кретины.

Дождь упрямо хлестал по лобовому стеклу, «дворники» не успевали справляться с потоками.

Этим ментам поганым все подавай срочно, как и в прежние времена, спешат рапортовать к праздничной дате. Как теперь называют Седьмое ноября? Кажется, «День согласия и примирения».

Придорожная насыпь загибалась плавной дугой. На конце ее появилась цепочка огней — караван фур. Сильно не гонят: тише едешь — дальше будешь. Ночью, да при таком дожде километров семьдесят — восемьдесят самое верное.

Хмель следил за головной машиной, чтобы нормально разъехаться. На всякий случай прижался ближе к обочине. Бывает, дальнобойщикп носом клюют по трассе, может фуру и на встречную вынести.