«Харлей» стремительно пропахал по насыпи глубокую борозду. По всем законам резина колес не должна была выдержать. Но выдержала, хоть глубокий рисунок почти полностью срезался — колеса были под стать самой машине.

Оба противника не имели лишней секунды, чтобы осознать, переварить случившееся чудо.

Терпухин сзади зажал шею Гоблина между своей кистью и предплечьем. Стал душить, одновременно выворачивая голову. Бородач, не глядя, ударил его в висок обрубком левой, обросшим на конце мозолистым наростом.

У Атамана потемнело в глазах, но хватки своей он не ослабил. Какой бы мощной ни была у Гоблина шея, тот уже дышал с трудом. Ударил левой еще раз Терпухин успел перехватить руку. Теперь оба были сцеплены так прочно, что, казалось, уже не расцепятся никогда.

Мотоцикл уже съехал с насыпи и теперь прыгал на кочках со старой, высохшей и поседевшей от изморози травой. Рельсы ушли в сторону по дуге. Судя по выстрелам, раздавшимся вслед Атаману, милицейский спецназ почуял неладное. Вот-вот товарняк должны остановить.

Но все решится не там, а здесь. Там обнаружат только пустой вагон с раскрытой дверью и следы. А здесь мышцы и кости все плотней вминались друг в друга…

Рев мотоцикла забивал уши. Не ушами, а рукой чувствовал Атаман хриплое прерывистое дыхание, хруст шейных позвонков. Лес справа поредел, в просветах мелькнула трасса и машины с зажженными фарами. Казалось, Гоблин продолжает ехать по прямой и сама полоса асфальта льнет издали к мотоциклу, стелется под колеса.

Оказавшись на дороге, Гоблин не стал прибавлять скорости. Поравнялся с грузовиком, прилепился сбоку и вдруг резко накренил «Харлей» в сторону кузова. Ухватив сзади шею противника, Терпухин всем корпусом отклонялся чуть левее. Поэтому именно он стукнулся плечом о нижний край борта.

От дикой боли хватка ослабела. Резко откинув голову, Гоблин ударил его широким затылком. Нос Атамана, однажды уже сломанный, теперь, похоже, сломался по новой.

Сжав кулак, Юрий, как молотом, ударил противника сверху вниз по самой маковке. Любой другой остался бы на месте с летальным исходом, но Гоблин стал терять сознание медленно.

Это чувствовалось по тому, как «Харлей» постепенно становился неуправляемым. Едва не врезался во встречную «копейку», выскочил с дороги, вломившись в кустарник.

Одно дерево, второе, пятое… Бросок в сторону, бросок в другую… Перед глазами мелькали стволы, хлестали по голове ветки. Потом удар и молчащая чернота — абсолютный покой.

Открыв глаза, Гоблин некоторое время продолжал лежать без движения. Он ровным счетом ничего не помнил из событий последних недель — кулак Атамана отшиб память. Поднялся, хотел оглянуться вокруг, но шею сразу пронзила боль. Нет, лучше поворачиваться всем корпусом.

Сумерки еще только сгущались. За деревьями мигали движущиеся огни. Где он, зачем? Вдруг будто первая холодная вспышка осветила темноту: от неловкого ощущения в ногах родилось первое воспоминание. Мотоцикл, «Харлей».

Гоблин сделал несколько шагов наугад и разглядел машину в зарослях по бликам хромированных деталей. На этот раз «Харлей» пострадал: руль погнут, разбиты все приборы, срезаны зеркала, помяты топливный бак и левый глушитель, треснула крышка головки цилиндров — судя по всему, масло благополучно вытекло.

Поставив мотоцикл на колеса, Гоблин повел его к дороге. Он не задавался вопросом, как мог разбить машину. В голове красной аварийной лампочкой горела необходимость срочного ремонта. Главное — залить новое масло и заделать трещину на крышке жидкой сваркой, выправить руль. Остальное мелочи, их можно оставить на потом.

Присмотреть подходящую машину — любую бортовую или фургончик, — куда можно будет загрузить «Харлей», доставить к ближайшему мастеру. Только не на автосервис — кажется, это небезопасно. Почему? Кажется, за ним гнались…

Мелькнула еще одна картинка — дымный шлейф, уходящий в небо. Что бы она могла означать? А две эти грязные мочалки, зачем он их привесил к рулю? У самой дороги, уже попав в зону света фар, Гоблин пощупал их пальцами.

Отдельные еще не испачкавшиеся волосинки блеснули золотыми нитями. Волосы…

Новая картинка: он заворачивает в черный полиэтилен женский труп. Чем он обрезал этой дуре космы? Вот этой вот саблей, прицепленной на задней полке? Надежно прихватил. Так надежно, что не вылетела при последней остановке.

Кто-то в него стрелял недавно, вот отверстие на помятом крыле. Темная фигура в освещенном квадрате окна. Этот, кажется, получил свое. Запомнился только вытаращенный карий глаз с красными прожилками на белке.

Ну-ка назад, это по твою душу… Проехали две милицейские машины, следом «Урал», судя по громким голосам, упакованный личным составом.

В КПЗ ребятам спать не хотелось, мучила неизвестность. А сейчас, как назло, навалился сон.

Есть предел, дальше которого организм отключается хоть на бегу, хоть за пилкой дров. А за рулем вообще вырубаешься без разговоров. Тело, в общем, неподвижно, монотонный ритм дороги незаметно убаюкивает.

Сколько друзья видели разбитых фур — на ровном, как говорится, месте, при отличной видимости и сухом асфальте. Поехал дальнобойщик в одиночку, не захотел делить деньги с напарником. И тривиально заснул от переутомления.

Теперь такое чуть не случилось с Майкоп.

Штурман вовремя его окликнул, заметив безвольно повисшую голову.

Остановились. Поглядели друг на друга — Так дело не пойдет. «Ария» это, конечно, круто. Но ангелы на том свете нам ее не споют. Поставь будильник, покемарим хоть два часа.

— О'кей, — вяло согласился Майк, ему уже с трудом удавалось шевелить языком.

Нашли подходящее место, натянули брезентовый полог от дождя и снега, залезли в спальники.

Продрыхли восемь часов без вопросов, будильник, наверное, раскалился от возмущения.

Пока спали, прошел снегопад, все кругом подновилось: бурое и грязно-серое подкрасилось белым. Перекусили, выехали на дорогу. И на тебе сразу памятник на обочине. Небольшая гранитная тумба с выбитым крестом и короткой надписью о погибшем в аварии человеке. Даже цветок пластмассовый уцелел — не сдуло ветром.

Потерял цвет, стал грязновато-белым.

Оба ехали без шлемов, снимать было нечего. И свежих цветов уже негде нарвать, чтобы оставить.

— Дурной знак, может, повернем оглобли?

Все равно ведь уже не успели.

— Доберемся до города. Найдем байкерский клуб, оттянемся чуток. Послушаем впечатления о концерте. А утром будем смотреть.

Спросонья чуть не подорвались еще на одной неприятности. Майк вроде уже нахватался опыта с лихвой. А тут пристроился в хвост крутой тачке, отжигающей до ста тридцати. Забыл, что машины могут всякое дерьмо спокойно пропускать меж колес.

Водитель тачки так и поступил с кирпичом, упавшим с поддона час или сутки назад. А Майк едва на кирпич не наехал, в последнюю секунду успел вильнуть.

Около десяти вечера остановились заправиться. Машин собралось необычно много для этого времени суток. Народ активно обсуждал причину, по которой трассу перекрыли на большую часть дня.

— Болтали — ремонт.

— Я сразу не поверил. Ловили кого-то.

— Говорят, с зоны сбежал.

— Значит, висело на нем немало, если так переполошились.

— А я слышал другое. Вроде двое срочников застрелили начальника караула и подались в бега с автоматами.

Штурман ностальгически запрокинул голову к очистившемуся звездному небу.

— Помнишь, как за Гоблином гонялись? Классные были деньки.

— Я и сейчас готов.

— Надо только Атамана найти. Он, небось, не бросил это дело. Иначе не стал бы себе чоппер брать.

Через пять километров от заправки услышали вдруг слева, на грунтовой, мотоцикл. По работе движка знающий человек сразу определяет стиль езды: профессионал это катит или лох.

Профессионал, и на крутом байке.

— Тормози, подождем. Как-никак брат, свой по крови. Словом перекинемся, узнаем местные новости.