Гоблин приложился глазом к трубке прицела.

Это была не его стихия — неподвижно выжидать, терпеливо подпускать ближе. Никогда он еще не стрелял из оружия с оптическим прицелом, не держал в руках иностранную винтовку с глушителем.

Пожалуй, можно уже мочить наверняка. Напрасно бедняги таскают на себе бронежилеты — не пригодятся. Подпустив первого номера почти к краю оврага, Гоблин нажал на спусковой крючок. И радостно удивился хирургической точности попадания.

Оба бойца на последних метрах предпочли ползти. Теперь первый молча ткнулся лицом в снег с аккуратным отверстием за ухом. Второй едва расслышал хлопок сквозь рокот движка, сумел определить только направление, но не место, откуда стреляли. Попытался откатиться кубарем в сторону, дал длинную очередь вслепую.

Рядом с Гоблином упало несколько срезанных веток, но спешившийся мотоциклист уже вошел во вкус. Пуля пробила второму бойцу колено, и жесткий, как наждак, голос крикнул:

— Брось автомат, сука!

Теперь стало ясно, куда стрелять в ответ.

Но прикрыться не удалось, для противника он по-прежнему как на ладони. Раненый вспомнил о своем пятиминутной давности донесении по рации. «Харлей» еще рокочет, поможет товарищам сориентироваться. Не обязательно сейчас рисковать головой, рваться в герои.

Отбросив автомат, сцепил за головой руки.

Теперь голос прозвучал гораздо ближе:

— Бери рацию, выходи на связь. Скажи, что замочил Гоблина насмерть.

Однажды проявленная слабость неотвратимо тянет за собой следующую. Морщась от боли, боец вытянул рацию из кармана бронежилета, надетого поверх камуфляжной формы.

— Пост номер три. Мы его застрелили.

— Гоблина? Ну, ребята… Где вы точно находитесь? — прозвучал сквозь треск и гул командирский голос.

Лежащий человек скосил взгляд вверх. Несмотря на снегопад, Гоблин все еще носил безрукавку, надетую на голое тело. Кожа его не посинела от холода, как это бывает обычно у подавляющего большинства людей. Только цвет татуировок стал еще интенсивней.

От Гоблина последовал кивок: говори все как есть.

Едва только цистерна съехала с моста, как Атаман спрыгнул на насыпь. На любом мосту поезда всегда притормаживают, чтобы потом разогнаться снова. Но прыгать прямо там, над водой, достаточно опасно, особенно если хочешь удержаться наверху. Если тебя устраивает плюхнуться в реку, это можно сделать без проблем.

Скатившись к подножию высокой насыпи, Атаман быстро вскочил на ноги. Проводил взглядом последнюю цистерну и быстро вернулся к мосту, чтобы оценить его еще раз. Да уж, никакая акробатика не поможет Гоблину здесь проскочить: между перилами и рельсом расстояние минимальное, шпалы достают почти до самого края.

Над черной речной водой поднимался пар, в снежном тумане угадывался вдали другой, автомобильный мост. Иди знай, где сейчас катит «Харлей», по какую сторону реки? Орел или решка, пан или пропал. Ты вынужден по-прежнему гадать, но потерял уже право на ошибку.

Гоблин далеко от «Харлея» не уйдет, больше десятка шагов он вряд ли сделает пешком. Без мотоцикла он ничто, а с мотоциклом — грозная сила. А вот ты сейчас потерял способность преследовать, висеть на хвосте. Ты все поставил на этот мост, и, если ошибся в выборе, Гоблин снова может раствориться, на этот раз в белых просторах надвигающейся зимы.

Проехала еще одна фура, и спрятавшийся сзади пассажир опять тяжело задышал, потом опять чертыхнулся с облегчением. Обернувшись вслед фуре, водитель «аудюхи» увидел заодно в проеме между креслами, как побелели костяшки пальцев, сжимая рукоять «ТТ».

— Хоть подскажите, на что обратить внимание. Я бы тогда заранее предупредил.

— Мотоциклиста надо ждать, вот-вот выскочит, — соизволил объяснить сотрудник. — Только скорость слишком не набирать, а то выжмет в кювет. Даст сигнал — спокойно тормози. Дальше моя забота.

— Ну вот, теперь и нам хоть что-то понятно, — ответил за своего водителя Гусев. — Значит, мотоциклист.

Сотрудник снова включил рацию, но ненадолго. Словно боялся, что эфирные помехи и голоса разнесутся шлейфом за автомобилем.

«Третий пост, ситуация штатная… Четвертый пост, ситуация штатная…» — вот и все, что удалось услышать. Гусеву этого с лихвой хватило, чтобы понять: менты затеяли серьезное дело и «Ауди» по чьей-то прихоти должна оказаться в самом пекле.

Кто эта «добрая душа», о которой упомянул мусор?

«Восьмой» пока ворочался сзади, тщетно пытаясь улечься поудобнее и успокоиться. Продолжал перегружать собственные опасения поровну на троих:

— С другой стороны, он все что угодно может выкинуть. Наслышался я об этом деятеле. Может и фуру нашу захватить, напрасно их вообще на дорогу выпустили.

— Много выпустили?

Гусев спросил скорее из вежливости, из желания поддержать беседу. Число фур волновало его в последнюю очередь.

— Не твое дело, падаль, — вдруг обозлился сотрудник. — Шарф такой, что сопли не утрешь.

Одеколон, ногти, небось, в салоне подстрижены.

Аль Капоне сраный.

— А вы бы предпочли чернозем под ногтями? — невозмутимо-сипловатым голосом осведомился магнитогорский Аль Капоне. — Вот если б я ехал небритым и в ватнике, тогда бы вы не до такой степени меня презирали.

— Заткнись, козел! На нарах будешь фуфло лепить.

— Ничего у вашей конторы против меня нет.

И пугать меня нарами не надо. Тем более если пользуетесь моей машиной.

— Да имел я тебя и твою машину. Нужны вы мне. Пусть бы перемолол Гоблин твою «аудюху» с потрохами, а мы его по-любому потом не выпустим.

Тут случилось неожиданное. Резко затормозив, водитель распахнул дверцу и рванул, втянув голову, в лес. У него уже закралось подозрение, кого именно ловят менты. В отличие от шефа, он, в силу рода своих занятий, слышал об отмороженном бородаче гораздо больше. Последние минуты ехал, трясясь от страха, крепился из последних сил. Но кличка, названная вслух, оказалась последней каплей.

— Стой! — заорал «восьмой», целясь из пистолета.

— Не надо нервничать, я сам поведу. — Гусев спокойно переместился на освободившееся, еще теплое место.

— Вас, блин, двое должно быть! Увидит Гоблин одного и заподозрит неладное.

— Тогда присаживайтесь рядом, вы ведь в штатском, — Гусев мягко тронулся с места.

Сотрудник светиться не хотел. Включил рацию, чтобы сообщить об инциденте, но тут же прикинул, кого сделают виноватым.

Послушал в очередной раз перекличку постов, но сам ничего говорить не стал. Начальство и не требовало от него периодических докладов насчет обстановки, понимало, каков обзор со дна машины.

За трассой есть кому следить. «Восьмой» должен сработать, если Гоблин дотянется до «аудюхи».

Гусев все делал вальяжно, с достоинством.

И машину вел, не превышая положенной скорости. Сотрудник собирался уже отключить рацию, когда из эфира вдруг донесся деревянный, лишенный выражения голос:

— Пост номер три. Мы его застрелили.

Так в самом деле мог бы сказать человек, только что соприкоснувшийся со смертью.

— Есть! — воскликнул сотрудник. — Урыли гада! Всех вас рано или поздно уроем!

— Набьете чучела и в музей боевой славы? — предположил Гусев.

«Восьмой» был так счастлив, что даже не оскорбился явной иронией.

— Тормози, я хоть вылезу из этой долбаной щели.

Выйдя из машины, он разогнул спину помассировал затекшую шею. Просунул руку под свитер, чтобы расстегнуть лямки бронежилета, но передумал. Отлил, изобразив желтым цветом сложный зигзаг на снегу. Уселся впереди, шумно отдуваясь, будто вырвал только что рекордный вес.

— Трогай. Ты молодец, только вот слишком себя любишь. В остальном, скажу честно, молоток. А водила твой полное дерьмо, гони его в шею.

— Если мы в самом деле пришли к взаимному уважению, нам бы стоило отказать в уважении кое-кому другому. Например, всяким «добрым душам», которые гадят исподтишка, хотят загрести жар чужими руками.