Тут хозяйка облегченно вздохнула.

Перед уходом секретарь сказал:

— Цюлань, хочу поделиться с тобой тем, что у меня наболело. Когда я узнал, что приезжает бывший помещик, мне стало как-то не по себе. Мало радости встречаться с бывшими врагами, да еще оказывать им гостеприимство. Но я много думал и понял, что такой подход устарел. Нельзя теперь жить по старым канонам! Сама посуди: сколько лет прошло после земельной реформы, а мы все считаем помещиков врагами. Прикажут ругать их — ругаем, прикажут драться — и тут подчиняемся. Разве это справедливо? Партия ведет нас к социализму, и эти люди нам теперь не мешают. Они такие же, как и мы: рождаются, воспитывают детей, умирают… Почему надо их унижать? Забудь, что Лю Цзиньгуй причинил тебе зло, ведь он человек!

Со Чэн, затаив дыхание, слушал секретаря.

Хозяйка вдруг подняла голову.

— Дядюшка, позвони секретарю Чжану и скажи: пусть Лю Цзиньгуй приезжает, я не прогоню его.

Секретарь кивнул головой.

— А как же с колодцем? — вдруг вспомнил Со Чэн.

— Копайте!

Со Чэн вместе с сыном вращал ворот, доставая корзиной со дна колодца камни. Хозяйка громко командовала:

— И раз, и два…

Утренний свет заливал двор. Свиньи терлись спинами об угол хлева, петух на заборе возвестил о наступлении нового дня. На круглых, как блюдо, листьях тыквы блестели жемчужинки росы и, сливаясь при легком дуновении ветра, скатывались на землю, напоминая серебряные бобы. Сноп колосьев, подвешенный под карнизом, золотился в лучах восходящего солнца…

Пустая корзина коснулась дна колодца. Хозяйка смахнула пот со лба и, глядя куда-то вдаль, сказала:

— Тридцать с лишним лет прошло, состарился он…

— Он родился в год собаки, значит, сейчас ему семьдесят один, — вспомнил Со Чэн.

— Еще и не узнаем его!

— Мать, а правда, что в Японии он женился?

— Что-то не слыхала такого.

— На чужбине еда сладка, да вода горька. Зачем он приезжает? Хочет рассчитаться за старое? Хотя секретарь Чжан вон как про него говорит… А ты что думаешь, мать?

— Трудно жить вдали от родины, — задумчиво произнесла Ли Цюлань. — Говорят, когда он уезжал, украдкой вытирал слезы. Смотреть было жалко…

— Ты вот его жалеешь, а он тогда тебя не пожалел! — в сердцах произнес Со Чэн.

— Что было, то прошло, а сейчас другое дело. Да что там говорить, он сам по себе, мы сами по себе.

Сын слушал, о чем говорили отец с матерью, и в разговор не вмешивался. Веревка, спустившаяся в колодец, задергалась. Хозяйка велела мужу и сыну поднимать со дна колодца корзину с камнями.

Землекоп нагрузил очередную корзину и крикнул:

— Пошла сырая глина, скоро будет вода!

Уже третий день рыли колодец, а углубились всего на три чжана.

Около девяти часов утра вдалеке засигналил автомобиль. Со Чэн прислушался и глухим голосом произнес:

— Едет!

Хозяйка немного подумала и сказала:

— Отец, иди в дом, возьми в шкафу под постельным бельем рубашку и переоденься.

— Хорошо. — Со Чэн поспешил в дом.

Затем она обратилась к сыну:

— Поезжай в лавку и купи мяса. Я к обеду напеку пирожков, он их любит.

Сын ушел.

Женщина взяла с подоконника пачку сигарет, подошла к колодцу и крикнула:

— Мастер, я жду гостей, пойду в дом. Когда появится вода, крикните, а сейчас можете покурить. — Она бросила в колодец пачку сигарет. Ну вот, кажется, все в порядке. Она отряхнула с одежды землю и направилась к дому.

Приехал! Нетвердой походкой в окружении детворы к дому приближался сгорбленный тощий старик небольшого роста. Неужели это хозяин, когда-то такой строгий, солидный? Он почти облысел, брови вылезли. Рот провалился, как у древней старухи, лицо в пятнах. Он опирался на палку, еле переставляя дрожащие ноги. В руке у старика был кальян, наверно, он только что курил: из маленькой чашечки еще струился дымок. Да, кальян и тогда был его слабостью…

У женщины забилось сердце. Она не могла оторвать взгляд от кальяна.

Лю Цзиньгуй подошел к дому, остановился, поднял голову, веки его задрожали. Он долго вглядывался в женщину. Потом натянуто улыбнулся, затряс головой, видно было, что не узнал ее. Но вдруг его мутные зрачки расширились, в глазах мелькнул ужас, руки затряслись, и кальян с легким звоном упал на землю. Старик увидел на лбу женщины шрам. Мучаясь раскаянием, закрыл глаза…

Губы у женщины задрожали, пальцы судорожно впились в дверной косяк, за который она держалась.

Наступила гробовая тишина.

Вдруг кто-то из мальчишек крикнул:

— Гляди, да этот заморский старик даже кальян в руках удержать не может!

Дети загалдели, раздался громкий смех.

В душе хозяйка торжествовала, но подавила в себе это чувство и махнула рукой:

— Ну-ка, мотайте отсюда!

Дети кинулись врассыпную, однако остановились поодаль и теперь с интересом наблюдали за происходящим. Во дворе опять воцарилась гнетущая тишина.

Женщина шагнула вперед и подняла с земли кальян. Да, все тот же, только на нем появились новые вмятины. Выходит, и на металле остаются шрамы. А на сердце?

Лю Цзиньгуй протянул к женщине дрожащую руку:

— Цюлань? Это ты? Неужели я дожил, вижу тебя, родную деревню… Какое счастье…

В глазах у хозяйки заблестели слезы. Она вытерла кальян, отдала старику и звонким как хрусталь голосом сказала:

— Дядюшка, проходите в дом, у мужа есть хороший табак.

Лю Цзиньгуй обеими руками принял кальян.

— А, Со Чэн… Как дела у него?

— Все нормально, партия о нем заботится. Отец, — крикнула она, — иди встречай гостя!

Застегивая на ходу рубашку, из дому выбежал Со Чэн. Увидев старого хозяина, он замер на месте и не мог ни слова вымолвить.

Лю Цзиньгуй горестно покачал головой:

— Тоже постарел!

Со Чэн хотел было возразить, но сказал лишь:

— Я родился в год курицы, мне сейчас шестьдесят!

Хозяйка усмехнулась.

Обстановка разрядилась. Они прошли в дом. Женщина стала рассказывать про колодец, гость одобрительно кивал головой:

— Вода здесь хорошая. Я тоже думал о колодце, когда строил дом. Но боялся потревожить духа земли… — он рассмеялся, — был суеверным.

— Вода! Вода! — донеслось со двора.

Хозяйка всплеснула руками и по разбросанным во дворе камням побежала к колодцу.

— Чистая? — крикнула она, заглядывая вниз.

— Уже можно зачерпнуть.

— Отец, неси кувшин, — велела Ли Цюлань.

Со Чэн поставил кувшин в корзину, опустил в яму. А когда вытащил, увидел в кувшине воду.

— Ну, мать, пробуй, как на вкус!

Ли Цюлань протянула кувшин гостю:

— Это вода вашей родины, вы первый пробуйте!

Старик даже испугался такого почтения к нему и наотрез отказался брать кувшин.

Хозяйка очень тепло повторила:

— Пейте, мы еще успеем.

Муж поддержал ее:

— Пейте, вы — гость!

Лю Цзиньгуй дрожащими руками взял кувшин и, не дожидаясь, пока осядет муть, залпом выпил почти половину. Потом закрыл глаза и причмокнул беззубым ртом, наслаждаясь вкусом воды.

— Сладкая? — спросил Со Чэн.

Лю Цзиньгуй вновь поднес кувшин ко рту и стал с жадностью пить. Глаза его наполнились слезами. Они текли по лицу и капали в кувшин, смешиваясь с колодезной водой.

Хозяйка почувствовала, как к горлу подступил комок, и поспешно отвернулась…