— В нашем учреждении, — начала она, — клуб открылся — «Друг молодежи», по сути дела это бюро брачных услуг. Хочешь, Асинь, возьму для тебя анкету?

— Я теперь сыт и ничем не хочу заниматься, — ответил Чэнь Синь, принужденно усмехаясь. — Да и жениться охоты нет.

— Что за чушь! — возразила мама. — Как это можно не жениться? Да я просто не верю, чтобы ты, с твоей внешностью и с твоим характером, не сумел найти себе жену.

— Нынче на таких, как ты, самая мода, всем девушкам нравятся долговязые, а у тебя метр восемьдесят, — захихикал Асань. Он был незлопамятный и успел забыть, как его самого только что прорабатывали.

— Теперь жену не так просто найти, — заявила невестка. — Нет в кармане нескольких тысяч — и думать нечего о женитьбе.

— Если сын женится, — сказала мама, — пусть хоть весь дом пойдет прахом, а помочь надо. Верно, Афан?

— Да-да, — с отсутствующим видом поддакнул старший брат.

— Пускай деньги есть, а если нет жилья, все равно толку не будет, — сказала невестка.

— Я готова на улице ночевать, лишь бы сын женился. Не так ли, Афан?

— Так, так, — ответил старший брат.

— Уж мама-то свое слово сдержит! — захихикала невестка.

— А когда же это бывало, чтоб мама не сдержала слово? — рассмеялась мама.

— Что за шутки! — возмутился Чэнь Синь и отодвинул чашку с палочками. Хотя мама и невестка говорили все это в шутку, Чэнь Синь уловил в их словах скрытый смысл, понятный лишь им обеим, — и это было неприятно.

Он зашел в комнату Афана, совсем недолго посмотрел телевизор, но усталость одолевала его, веки слипались. Вспомнив, что завтра у него снова утренняя смена, он поднялся и пошел спать в свою пристройку. Асань уже лежал в постели и слушал эстрадный концерт. Он громко хохотал и был в отличном настроении.

— Ты что это так рано улегся? — спросил Чэнь Синь.

— А по телевизору сегодня ничего интересного, — ответил тот, дождавшись окончания концерта.

«Мы передавали эстрадный концерт», — раздался после громких аплодисментов голос диктора, и Асань с неохотой выключил приемник.

Как обычно, Чэнь Синь несколько минут почитал перед сном и погасил лампу. И вдруг в темноте раздался голос брата:

— Будь жив сейчас отец — как было бы хорошо! Я мать заменил бы на работе, ты — отца. У него ведь хорошая была работа, в кабинете сидел…

У Чэнь Синя защипало в носу, ему захотелось стиснуть брата в объятиях, но он только повернулся и сказал грубым голосом:

— Подумал бы лучше, как экзамены сдать!

Через минуту Асань тихонько захрапел. А Чэнь Синю совсем расхотелось спать.

Ведь когда мама собралась на пенсию, Асань мог пойти работать на ее место. Если бы не он, Чэнь Синь…

Он тогда позвонил по междугороднему и сказал, что хочет вернуться домой:

— Асань и так в Шанхае, значит, всегда можно что-то придумать. А для меня это единственный шанс.

Мама на другом конце провода молчала, а он все повторял:

— Мама, когда я уехал, мне было восемнадцать, я десять лет промучился вдали от вас. Мама, мама, я восемнадцатилетним уехал и десять лет промучился, десять лет!

Мама все так же молчала, но он знал, что она плачет и повторяет про себя: «Что один, что другой… что ладонь, что тыльная сторона…»

И младший брат уступил ему свое рабочее место — так и должно было быть. Ведь десять лет назад и он уступил старшему брату. И так же, как сам он, Асань не жалуется, не ропщет, относится к нему все с той же сердечностью… Вот он сейчас повернулся во сне и опять положил ему ногу на живот… Асинь не сбросил ее.

Ах, брат, брат, нет у него настойчивости. Ведь сдай он экзамены в институт — все разрешилось бы само собой, и какая бы это для всех была радость! Но ведь, в конце концов, не каждый способен поступить в институт или в техникум. Да если уж на то пошло, родители вовсе и не собирались производить его на свет. Просто началась в то время очередная кампания — стали всячески поощрять «заслуженных матерей». Вот так он и родился. Тогда его появление на свет принесло маме почет, а теперь из-за него одни огорчения. Ему и самому-то теперь неловко — и за то, что родился, и за то, что никак не сдаст экзамены, поэтому он со всеми старается ладить, и кто бы ему что ни сказал, никогда не огрызается…

Чэнь Синь вздохнул: вот тебе и Шанхай, оказывается, и здесь не все так просто!

Нынче вечером тетка Шэнь, старая мамина подруга по работе, должна была привести девушку на смотрины Чэнь Синю. Все это затеяла мама, так что неловко было слишком уж артачиться, но на душе у него было тошно и муторно.

— Пора начинать новую жизнь, — сказал ему Афан. И это испугало Чэнь Синя: новая жизнь неожиданно обретала конкретные очертания, это было так внезапно, к этому трудно было привыкнуть. Но, поразмыслив, он так и не смог себе толком представить, какой же, собственно, должна быть эта самая новая жизнь, далекая и возвышенная. А может, это как раз она и есть: жениться, завести семью, нянчить сына… Он покачал головой, горько усмехнулся, и чувство пустоты снова захлестнуло душу. Да, все эти десять лет его томили воспоминания о Шанхае, но в них была своя сладость: он грезил, мечтал, видел сны, совершал в мечтах фантастические путешествия… Похоже, и все-то на свете прекрасно только в мечтах. Это как в детстве, когда суббота всегда казалась чуть лучше воскресенья…

Зато вся родня была в восторге и уже с обеда начала готовиться к приему. Гостей решили принять в комнате Афана, — и невестка везде подмела, вытерла пыль. Афан сходил за фруктами и сластями и посоветовал уложить малыша пораньше, чтобы не брякнул чего-нибудь лишнего при гостях. У них уже был печальный опыт. Как-то раз невестка взялась познакомить одного человека с девушкой, и встречу устроили у них в доме. Обычно взрослые вели свои разговоры, не таясь от ребенка: что он поймет? И вдруг малыш, показывая пальцем на молодую пару, громко спросил: «Мама, они что — пожениться хотят?» Вышел большой конфуз.

Больше всех суетился Асань: это он подал идею, чтобы мама сварила к вечеру фасолевый суп, а затем вытащил свой лучший костюм и великодушно предложил брату. Чэнь Синь видел, что весь этот энтузиазм — от скуки, лишь от того, что у Асаня наконец-то появилась возможность хоть чем-то заняться. И потому его бурная радость раздражала Чэнь Синя. И он потребовал, чтобы к приходу гостей Асань, вместе с малышом, отправился спать в пристройку. Асань умолял, чуть не плакал — Чэнь Синь был непреклонен. И все же, как ни жесток был этот удар, Асань помог маме сварить целую кастрюлю фасолевого супа и настоял, чтобы брат надел его брюки-клеш.

Гостьи прибыли около половины восьмого. Девица, смущенно прятавшаяся за тетку Шэнь, едва войдя в комнату, тут же уселась на кушетку в углу и, взяв книгу, углубилась в чтение. Место было затененное, гостья склонилась над книгой — так что трудно было ее разглядеть.

— Асинь у нас парень толковый, мастер так его хвалит, — сказала тетка Шэнь. — И горя натерпелся в дальних краях, не то что эти юнцы пустоголовые, которые только-только из школы выпорхнули.

— Да уж, жизнь у него нелегкая, десять лет вдали от дома промаялся, — сказала мама, то и дело косясь на сидевшую в углу гостью.

— Ну как, Асинь, привык уже к своему токарному станку? — спросила тетка Шэнь. — Нелегко небось по восемь-то часов на ногах выстаивать?

— Нормально! — ответил Чэнь Синь. — Ничего страшного. В деревне и не так приходилось вкалывать.

Все его внимание было направлено в угол. Увы! Видны были только короткая стрижка и завивка, широкие плечи…

— Афан, а сынишка где? Уж такой, наверное, стал озорник!

— Да нет, пока еще слушается, спать отправился, — рассеянно ответил старший брат.

— Как же, слушается! — вмешалась невестка. — Такой упрямый чертенок, глаза бы мои его не видели!

— Ну, это ты зря… Упрямые дети — умные.

— Умные-то они умные… — сказала невестка и направилась в угол. — Подсаживайтесь к нам, супу фасолевого отведайте!