Продолжавшийся почти столетие эксперимент на западных рубежах Империи, при всем своеобразии решаемых в ходе него задач, был отмечен общими чертами, присущими российскому государственному менталитету. Во–первых, архаическим — чем дальше, тем более — мышлением сословно–конфессиональными категориями. Во–вторых, явным предпочтением бюрократических методов ведения «русского дела». Создание стимулов, способных вызвать к жизни общественную самодеятельно'сть, долгое время находилось за пределами исторического опыта самодержавия. Тем не менее внимания и непредвзятой оценки заслуживает действие идейных побуждений. В этой связи пора отказаться от безоговорочного осуждения представителей власти на том лишь основании, что они руководствовались национально–государственными интересами в понимании своего времени. Реализовать последние могла система управления, ориентированная не на методы подавления, а на широкую реформаторскую перспективу, способную обеспечить параллельное развитие Центра и национальных окраин.

¹ Исторический обзор деятельности Комитета министров, т. 4, с. 117–118.

Достойна удивления та неспешность, с которой имперским правительством вырабатывались политические рецепты, изыскивались средства, производились опыты, извлекались из них уроки. «Добродушная» Россия, по меткому выражению А. И. Кошелева, в отличие от своей соседки Пруссии, действовала в польском вопросе «спустя рукава» [1]. Государственным деятелям прошлого, кажется, была чужда мысль о том, что время, отведенное историей на эксперименты, не безгранично. Такой стиль политики, помимо упорного противодействия поляков, оЦл предопределен слабой динамичностью российского общества, далеко не сразу оправившегося от многовекового крепостного оцепенения, прерывистостью и противоречивостью реформаторского процесса, огромной инерцией традиционализма.

ГА РФ, ф. 109, Секретный архш, оп. 2, д.586

Последнее польское восстание показало ясно всем мыслящим и любящим нашу Родину, что ненависть их ко всему русскому глубоко пустила корни, что они поставили главным принципом своего существования — возможность вреда в различных видах всему русскому народу.

Под покровом мнимой преданности и глубокого смирения они втерлись во все слои доверчивого нашего народа; своей угодливостью и изъявлением лживого расположения к пользам нашим часто успевали в своих стремлениях. И горе неопытному, он был быстро опутан самой сложной цепью хитрости и коварства и обессиленный уже бессознательно шел к цели, указанной врагами его родины.

Как частно в человеке, так и в массах народа, совершенно тождественно, получают развитие все стремления и страсти общечеловеческие.

Поляки в продолжение нескольких десятков лет были по неисповедимым законам судьбы поставлены в отношения к России самые неприязненные. Несмотря на искренние желания правительства создать благо этого народа, он постоянно крамолами и изменой мешал возможности достигнуть этого блага. Ряд исторических событий, столь общеизвестных, только более увеличивал ненависть к своему Могучему Единоплеменнику. Легкомысленное и восторженное до нелепо–средневекового энтузиазма, польское дворянство и за ним праздная и нищенствующая шляхта среди попоек, беседуя о давно минувшей славе Польши, увлекало неопытных юношей звучными словами * Свобода и Отчизна».

Римско–католическое духовенство, постоянно стоящее во главе всех восстаний и имеющее столь необъяснимое влияние в наше время на понятия, увлекало женщин, которые считали священным долгом питать ненависть ко всему русскому и внушать ее своим детям чуть не с колыбели. Русское правительство, поставленное часто в необходимость, чтобы обуздать буйное и сумасбродное своеволие, иногда прибегало к мерам строгости. И тогда люди, понесшие на себя за свои действия кару вполне законно справедливую, считались поляками чуть ли не за святых и еще более усугубляли их ненависть.

В настоящее время тысячи семейств, проживающих в Петербурге и Москве, почти безо всякой, по–видимому, положительной цели, а также и другие города России не изъяты от неудовольствия видеть среди себя людей с выражением в лице бесконечного страдания и слепой покорности Провидению и между тем с нетерпением ожидающих только той минуты, когда они могут, вооружась всеми атрибутами зла явиться во всем своем безобразии.

Администрация наша во всех ее отраслях переполнена деятелями польского происхождения. Каждый полк нашей армии имеет тоже по несколько представителей этого народа, и влияние их рано или поздно, я уверен в том, должно явиться в виде далеко не привлекательном. Я, при начале восстания, назначен был военным начальником одного из уездных городов Витебской губернии и на запрос витебского губернатора о благонамеренности чиновников католического вероисповедания во вверенном мне уезде отвечал, что несмотря на точное исполнение ими порядка службы, несмотря, что все их действия не могут навести и тени подозрения, но они должны быть удалены из этого края как люди, имеющие кровные связи и религию со врагами России. И эти отзывы были почти одинакового содержания как в северо–западном крае, так и в губерниях Царства Польского.

И толпы чиновников, почти лишенных возможности существования, не могли не поселить в своих единоверцах сострадания к их несчастию и ненависти к России.

Нищета, до которой были доведены помещики вследствие последних событий, где они играли непоследнюю роль, породила упадок в сельском хозяйстве и повергла многих к лишениям в самых материальных нуждах и, конечно, также не могла способствовать расположению умов к России.

По решениям военно–судных комиссий, сосланные в дальние города под присмотр полиции или для работ на заводы; а также во главе их как главные агитаторы последнего восстания, подвергнувшиеся по суду смертной казни, и которых поляки считают мучениками за отчизну, несмотря на всю нелепость этого притязания на подобное название[2]. Но судьбы народов в руцех Божиих. И во имя польз Русского народа, помимо козней и крамольных помыслов польского дворянства, обуреваемого несвоевременным и смешным Дон — Кихотством, а также невежественной шляхты, стоит польский народ, облагодетельствованный так много Великодушным нашим монархом и искренно преданный русскому царю, чуждый крамолы и козней своих бывших предводителей, братски подаст нам руку, чтобы споспешествовать общему благу и стремиться только к славе и могуществу русского царя, которая есть нераздельна со славою Его народа, готового видеть родного в каждом славянине.

Из описанного нами мы можем легко уразуметь, что вредное влияние на Россию поляков^, по не зависящим от нас историческим событиям, может происходить исключительно от польского дворянства и шляхты. Но несогласно с мудростью закона, несогласно с волей Великодушного Монарха лишать их известных прав, без видимого обвинения, хотя их вредное влияние несомненно. И это предположение заставляет каждого истинного патриота, преданного Престолу и Отечеству, поставить одним из главных вопросов, выразить свое мнение, по мере способностей, об отстранении этого зла.

И на основании этого да позволено будет мне безо всякой кичливости в непогрешимости своих убеждений высказать оное в нескольких пунктах:

12. Жителей римско–католического исповедания в обеих столицах России, не имеющих определенных занятий, обязать выездом в Царство Польское или в губернии, населенные большею частью староверами, которых твердые убеждения не колебались даже среди чуждых народов и которым поляки могут принести только образование и развитие, столь полезное и необходимое этому трезвящему обществу, свято преданному своему Царю и Благодетелю. Или в Остзейские гуоернии, где местное кичливое дворянство своим видимым превосходством пред поляками легко может подавить их жалкое и смешное притязание на народность.