— Кто — она? — переспросил Михаэль. — Пациентка?

Махлуф Леви утвердительно кивнул, потом поправил:

— Покойная. Оснат Хорель отказалась ложиться в больницу. Сестра Рики рассказала мне, что это была упрямая, волевая женщина. Такие не любят, когда им советуют. Доктор не знал, какая у нее пневмония — инфекционная или нет.

— Бывают вирусные и бактериальные, — заметил Нахари уставшим голосом, — но дело не в том, какая пневмония, а в том, лечится она антибиотиками или нет. — Он кивнул Махлуфу, чтобы тот продолжал.

— Они положили ее в лазарет кибуца, и сестра по указанию врача сделала ей укол пенициллина, как указано в подшитом отчете.

— А почему ей не дали таблетки? — Нахари скреб гладковыбритый подбородок.

— Так врач решил, а почему, я не знаю, — произнес Махлуф Леви, пожимая плечами.

К этому моменту всем уже было ясно, что Нахари чем-то озабочен. Многие могли оставить это без внимания, но Эммануэль Шорер был не из таких. С присущим ему нетерпением и нелюбовью к нюансам, он резко бросил:

— В чем конкретно вы видите проблему?

Михаэлю показалось, что он сейчас взорвется, не понимая, почему Нахари приберегает какую-то информацию для себя.

— Дело в том, — нарочито бесцветным голосом начал Нахари, — что, если мне не изменяет память, уже два-три года никто не колет пенициллин при пневмонии, а вместо инъекций принимают таблетки. Поэтому я хочу выяснить, что конкретно там произошло.

— Ладно, значит, я не прояснил этот пункт, и доктор Гильбо мне об этом ничего не сказала, — огрызнулся Махлуф Леви.

— Пометь себе, что это нужно выяснить, — сказал Нахари Михаэлю, который нехотя стал писать себе памятку. — И прежде чем мы продолжим, мне хочется кое-что понять: разве с терапевтом из кибуца, который назначил укол, не было беседы?

— Нет, — ответил Махлуф Леви, — разговор не состоялся, потому что терапевт сутки дежурил в больнице, а потом сразу отправился на сборы резервистов, и пока что с ним связаться не удалось.

На лице Нахари появилось выражение, похожее на недовольство, но в голосе звучала слабая победная нота человека, подозрения которого начинают подтверждаться: инспектор Махлуф Леви уже совершил ошибку.

— Армия не на луне, — скучающим тоном сказал он, посмотрев сначала на потолок, потом опустив глаза и, наконец, начав с удивлением рассматривать Шорера.

— Я могу продолжать? — спросил Леви, закуривая очередную сигарету и кладя зажигалку рядом с папкой, в которую периодически заглядывал.

— Давай, давай, — подбодрил его Шорер.

— В общем, сестра Рики сделала ей инъекцию и посидела около нее минут двадцать. В это время с больной ничего не происходило. После этого сестра ушла, потому что ей полагалось находиться в медпункте на другом конце кибуца.

— А где в это время был доктор? — спросил Михаэль.

— Он торопился — у него был вызов в больницу Беэр-Шевы.

Шорер удивленно спросил:

— Что, они ее одну оставили в лазарете?

— Нет, — поправил его Махлуф Леви, — одной она не была. У них в лазарете работают санитарки, которых нанимают со стороны. Они находятся на круглосуточном дежурстве, потому что в лазарете лежат два пожилых человека, нуждающихся в уходе. Дело в том, что они своих стариков не отправляют в дома престарелых или интернаты.

— Значит, она там находилась с этими стариками и санитаркой? — спросил Нахари. — И что дальше?

— Что касается стариков, — начал Махлуф Леви, — то от них ничего добиться нельзя, потому что они больше на том свете, чем на этом. С ними говоришь, а они даже понять не могут, кто перед ними. Около трех, как говорит санитарка, она услышала шум из палаты, где лежала покойная. Когда она вошла, то увидела, что у покойной была рвота, потом раздался громкий звук, и она умерла.

— А кто такая эта санитарка? — спросил Шорер, листая дело, а затем произнес, как будто разговаривая сам с собой: — Нашел, вот ее показания. — И он стал читать, пока другие присутствующие искали это место в деле: — Согласно ее показаниям, она позвонила медсестре, та пришла из медпункта и попыталась провести реанимационные мероприятия, после чего вызвала «скорую помощь». Продолжайте! — И он повернулся к Махлуфу Леви.

— В общем, ее привезли в больницу Барзилая, а оттуда позвонили нам, в Ашкелон, после чего я с сержантом Кохавой Штраусом поехал в больницу, где мне пересказали все подробности, а врач Гильбо сказала, что необходимо произвести вскрытие, чтобы определить причину смерти.

Махлуф Леви сделал глоток сока из бутылки, стоявшей перед ним, и посмотрел на Нахари.

— И что думает Гильбо? — спросил Нахари более мирным тоном.

— Она считает, что это не аллергия на пенициллин. Именно это она сказала, как и отмечено в отчете.

— А что она предполагает?

— Она не знает, что предположить. Считает, что тело нужно отправить в Абу-Кабир. Сестра Рики все это время находилась рядом с телом и настаивала, чтобы его отправили как можно скорей.

— В общем, ситуация такая: тело уже в Абу-Кабире, и нужно туда ехать, чтобы присутствовать при вскрытии. Кстати, а почему на это ушло столько времени? Что они там делали полдня? — листая дело, спросил Шорер.

— Ее свекровь была в больнице вместе с ее дочерью, с дочерью покойной — девушкой двадцати двух лет, и директором кибуца, а когда столько народа, то им всем не прикажешь, что делать. Короче, они были не согласны на отправку тела, и, пока их по-хорошему уговаривали, прошло время. Когда со всеми по-хорошему, то и они тебе идут навстречу, а судья выносит решение на месте. Поэтому столько времени и прошло.

— Почему они не соглашались? — спросил Михаэль.

— Дочь сказала, что хочет все обговорить с братом, а тот находится на полковых учениях в армии. Свекровь тоже говорила, что умершего нужно не беспокоить, и лишь медсестра Рики и директор кибуца были за проведение немедленного вскрытия. Что поделаешь, родственники переживали тяжелую минуту, и это нужно понимать, — сказал Леви, добавив: — В конце концов, они оказались умными людьми и согласились.

— Но случилось так, что вы к этому времени получили письмо, — произнес Михаэль.

— Да, именно поэтому я переговорил с полковником Шмерлингом, а тот — с комиссаром, и было решено сделать вскрытие в Петах-Тикве, на подотчетной вам территории.

Конец фразы прозвучал почти жалобно.

— Хорошо. Продолжайте. Что произошло потом? — спросил Нахари. — Я так понял, что медсестра привезла с собой шприц и ампулу, которые были переданы на судебно-медицинскую экспертизу. Все ли было в порядке? Не удалось обнаружить ничего подозрительного ни в шприце, ни в лекарстве?

Махлуф Леви утвердительно кивнул.

— Нет, мы даже поблагодарили сестру за то, что она положила все в пластиковый пакет и привезла в больницу вместе с покойной. Поговорив с родственниками, мы отправились на место происшествия. — Он какое-то время смотрел на свой перстень, а потом продолжил: — Плохо то, что нам не удалось взять пробу рвотных масс. Мы их искали, но санитарка хорошо потрудилась, и от них не осталось и следа. Но мы отправили в лабораторию все, что могли, даже прикроватный коврик.

— Почему вы искали рвотные массы? — спросил Шмерлинг.

— Это же очевидно, — водя в воздухе рукой, сказал Махлуф Леви. — Мы отправились вместе с лаборантом. Ведь у покойной была рвота, не так ли?

— Это не нарекание. Просто я удивлен.

— А разве вы бы не сделали то же самое? — вопросом на вопрос ответил Леви.

— Я бы поступил так же, — произнес Шмерлинг.

— В принципе то, что мы не нашли рвотных масс, не осложнит работу, потому что при вскрытии можно проверить содержание желудка.

— А когда и как вы обнаружили письмо? — спросил Нахари, поглядев на Леви с вновь возникшим интересом.

Махлуф Леви, увлекшись воспоминаниями, не заметил этой маленькой перемены в отношении к нему и сказал:

— Мы, прежде всего, были на месте события, и ничего подозрительного в лазарете нам обнаружить не удалось.

— Минуточку! — вмешался Михаэль Охайон. — Я еще не покончил с лазаретом. Значит, когда вы прибыли, то ничего при обыске не обнаружили? Ни содержимого стакана, ни еды на тарелке? В общем, совсем ничего?