— Мурад!

Они обнялись.

— Сатеник! Иди же сюда! Это Мурад. Как вы не узнали друг друга?

Сатеник стояла около дверей и, улыбаясь, смотрела на Мурада.

Но кто мог поверить, что это тот самый мальчик Мурад? Ну, садись, садись, рассказывай!

И они сели втроем, как в давно минувшие дни, и начали расспрашивать друг друга.

Сенекерим рассказал в общих чертах свою горестную историю.

…Лет пятнадцать я работал в издательстве армянской демократической газеты во Франции, где сам был редактором, секретарем и корректором. Потом три года немецкого концентрационного лагеря… Впрочем, об этом не стоит вспоминать, — добавил он, — все это принадлежит прошлому.

— А по-моему, не надо забывать прошлое, чтобы лучше оценить настоящее, — сказал Сарян.

Сатеник стала накрывать на стол. Она непременно хотела, чтобы Мурад остался ужинать.

— Нет, не могу, меня ждут, — отказался Мурад и собрался уходить.

— Постой. — Сенекерим остановил его. — Ты читал это? — Он открыл журнал и показал название.

— Нет. О чем это?

— Это дневники Качаза…

Сарян взял журнал и с трепетом перелистал его страницы.

— Я очень рад, что последнее желание Качаза исполнено…

— Да, прекрасный был человек Качаз. Жаль, не дожил до наших дней. Я начал писать о нем большую книгу. — Сенекерим показал на груды исписанной бумаги: — Вот, смотри. К сожалению, у меня нет материалов о жизни Качаза до его приезда во Францию, это немножко затрудняет мою работу. Впрочем, вряд ли его жизнь чем-то особым отличается от жизни тысяч обездоленных мальчиков и юношей того времени.

Сарян возразил:

— Вы, литератор, наверное, лучше меня знаете, что у каждого человека есть что-то свойственное только ему одному, а у Качаза этого особенного было больше, чем у многих других, и если хотите, то я могу рассказать о нем очень подробно — от его рождения и до того дня, когда мы расстались с ним в Стамбульском порту.

Сенекерим очень обрадовался предложению Саряна.

На второй день на вечернем заседании слета председатель предоставил слово Саряну. Сарян поднялся на трибуну и окинул быстрым взглядом зал; ему почему-то тяжело было говорить.

— Дорогие товарищи! — начал было он, но голос его сорвался.

Он явно волновался. Заметив это, кто-то из президиума протянул ему стакан с водой. Сарян отпил несколько глотков и продолжал:

— Дорогие товарищи! О чем мне рассказать? Говорить о своих маленьких успехах вряд ли стоит: у каждого из вас их не меньше. Рассказывать о своей жизни — это очень долго, да и можно ли наше существование до приезда на родину назвать жизнью?

С самого детства мы видели лишь гнет и бесправие. Не успели подрасти, как началась страшная резня, полились потоки крови и слез. Потом бесконечные скитания по знойным дорогам Турции, под страхом, что вот-вот настигнет тебя нож палача. Взрослыми мы, жалкие остатки целого народа, попали в заколдованный круг, откуда для нас не было никакого выхода. Люди без родины, без прав, скитались мы по белу свету, переезжали из страны в страну и нигде не могли найти себе пристанища. Никакой закон нас не защищал, никакие человеческие права на нас не распространялись. Бывали дни, когда мы проклинали час своего рождения. В эти годы нескончаемых невзгод мы вспоминали о нашей далекой родине, она манила нас к себе как единственный маяк спасения… И вот мы здесь, с вами… Вы дали нам возможность почувствовать себя людьми, научили нас познать сладость труда. Какими словами отблагодарить вас за то, что вы вернули нам родину? Чем отплатить нам Советскому правительству за то счастье, которое мы приобрели здесь? Отныне все, что есть у меня — силы, знания, жизнь, — принадлежит моей великой родине. — Мурад Сарян взволнованно протянул руки вперед. — Я хотел бы, чтобы там, в далекой Москве, под звездами Кремля, тоже слышали мой голос.

Спасибо вам, дорогие товарищи! Спасибо великому русскому народу — надежде всех угнетенных и обездоленных! — Мурад Сарян низко склонил голову, и зал стоя долго ему аплодировал.

1950

Ранней весной 1931 года из порта Пирей вышел небольшой пароход под греческим флагом, совершавший регулярные рейсы между Балканами и южным берегом Франции. Единственными пассажирами на его борту была супружеская чета из Чехословацкой республики. Молодые люди продолжали свадебное путешествие по Европе. Около месяца они прожили в Швейцарии. Потом побывали на земле Древней Эллады — осмотрели бессмертные развалины Парфенона, восхищаясь гением народа, много давшего человечеству во всех отраслях искусства и науки, полюбовались пламенной синевой моря, окаймляющего берега Греции, и теперь ехали во Францию.

К вечеру подул крепкий норд-ост, началась качка. Огромные волны играли пароходом, как щепкой.

В отличие от своей жены, муж не страдал морской болезнью. И когда она, вконец измотанная, задремала в каюте второго класса, он поднялся на палубу, сел на скамью и с интересом стал наблюдать, как беснуется море.

Волны с ревом обрушивались на палубу, а потом, шипя и пенясь, скатывались с нее. Свинцовое небо то и дело прорезали молнии, грохотал гром.

Поеживаясь от холодных соленых брызг, молодой человек задумчиво смотрел вдаль. Проходивший мимо матрос крикнул ему по-французски:

— Смотрите, мосье, как бы вас не смыло за борт!..

«Ну уж нет, не для того я исколесил столько стран, чтобы на пороге к цели очутиться за бортом!» — подумал, усмехнувшись, молодой человек и в ту же минуту ясно представил себе, как он входит в кабинет своего начальника. Тот встает из-за большого стола, идет к нему навстречу и, пожимая руку, спрашивает:

— Как самочувствие, товарищ Василий?

— Отличное, — бодро отвечает он.

— Прекрасно! Значит, пора браться за новую работу. За трудную, интересную, а главное — очень нужную работу…

— Я как пионер — всегда готов!

Худое, усталое лицо начальника на мгновение смягчает улыбка.

— Сядем сюда. — Он указывает на кожаный диван у стены. — Слушайте меня внимательно. Первоочередная задача — найти надежное прикрытие и, как говорят актеры, войти в роль. Когда справитесь с этим и пустите корни в стране, где вам предстоит работать, только тогда возьметесь за дело, ради которого едете. Только тогда!.. Вы отправляетесь за границу с единственной целью: быть в курсе всех событий, связанных с фашистской опасностью. Для вас, конечно, не новость, что правящие круги некоторых капиталистических стран настолько ослеплены ненавистью к Советскому Союзу, что не замечают, вернее, не желают замечать тучи, собирающиеся над Европой. Больше того, своей близорукой политикой они вольно или невольно помогают фашистским молодчикам, рассчитывая, что в конечном итоге сумеют направить фашистскую агрессию против нас…

Начальник замолкает на минуту, словно взвешивая все сказанное им. Молчит и он, Василий…

— На днях отправитесь в Чехословакию, — продолжает начальник. — Поедете с советским паспортом, поживете среди словаков, поближе познакомитесь с бытом, нравами. Главное — язык. Я знаю, вы изучали словацкий, но владеете им слабо. Поэтому вы хотя и будете словаком, но долго жившим с родителями в России, хорошо знающим русский язык и слабо родной. Получив чехословацкое подданство — в этом вам помогут, — поедете в Швейцарию и, только основательно акклиматизировавшись, попрактиковавшись во французском языке, отправитесь во Францию. Ваша внешность, обширные знания и опыт помогут вам войти в роль. Хочу еще раз напомнить: самое трудное в нашем деле — это прикрытие. Мобилизуйте все свое умение и не спеша создавайте такое прикрытие, чтобы, как говорится, комар носа не подточил!..

— В качестве кого я поеду в Швейцарию и когда, каким путем должен возвратиться на родину?

— В Швейцарию поедете с женой — в качестве молодоженов, совершающих свадебное путешествие. А когда и как вернетесь домой, вам сообщат в свое время…