Их встретила пожилая служанка в нелепом платье из блестящей алой материи. Она провела их в темный зал, сама атмосфера которого отчасти напоминала турецкие бани – очевидно, дом обогревался паровыми трубами. В зале, куда их провели, стояло несколько резных сундуков из черного дерева и три или четыре неудобных стула с высокими спинками. Стены и пол были голыми, и общий облик всего помещения казался совершенно безрадостным. Однако, когда гостей провели по узкому коридору, они оказались в большой, роскошно декорированной комнате с низким потолком. Служанка в блестящих одеждах смотрелась здесь более органично, чем в предыдущем зале или коридоре. И в служанке, и в гостиной, где сразу бросалась в глаза любовь госпожи Джарсел ко всему цветному, теплому и светлому, скрывался намек на тропическое великолепие. Три больших окна в комнате выходили в сад. Они располагались прямо напротив двери, через которую молодые люди и их провожатая вошли в комнату. Однако света, льющегося из окон, было явно недостаточно, возможно, из-за зимнего сумрака, и гостиную освещало шесть больших ламп. Три из них стояли в одном конце комнаты, а три – в другом, на высоких латунных стойках. Свет лился через плафоны из непрозрачного стекла, заполняя помещение мягким сиянием. Столь удивительная сцена выглядела странной, и неожиданно было обнаружить что-то такое в этой бесплодной дикости.

Дэн сразу отметил преобладание алого цвета. Стены были покрыты яркой тонированной бумагой, пол с ковром имели фиолетовый блестящий оттенок, а потолок покрывали кроваво-красные арабески на белом фоне. Мебель из черного дуба была обита атласом такого же огненного оттенка, в то время как портьеры казались чрезмерно черными, словно с похорон. В камине, в алькове с отделкой из алой плитки, горел огонь. Кочерга, щипцы, лопата и клещи были из меди. Кроме того, в комнате было множество медных подсвечников, треножник того же сплава поддерживал курильницу, где неспешно тлел ладан. Медные подсвечники с античным узором стояли по обе стороны от камина. Таким образом выходило, что цветовая гамма помещения была красно-черно-желтой. Их окружали варварские тона, теплая атмосфера и слабый запах ладана. Дэн пришел в замешательство и чувствовал себя так, словно оказался в логове мага, злого и опасного. Но это было всего лишь впечатление, словно неожиданно войти из прохладного подземелья в комнату с тропическим воздухом.

Однако ни госпожа Джарсел, ни госпожа Армоир в своих костюмах не выразили пристрастия к ярким цветам. Их белоснежные одежды выглядели тут неуместно, учитывая как обстановку комнаты, так и время года. Сама же госпожа Джарсел оказалась высокой дородной дамой с напористым характером, грубоватым лицом, темными зоркими глазами и гладкой оливковой кожей. Возможно, у нее были черные как смоль волосы, до того как время перекрасило их в белый цвет. «Наверно, ей за пятьдесят», – решил Дэн. Госпожа Джарсел обладала большой живостью и стиснула руку гостя крепко, по-мужски, в соответствии со своим властным видом. Ее белые одежды были совершенно простыми, даже без ленты. Она не носила никаких украшений, но весь ее облик говорил о самоуважении и достоинстве. В самом деле, когда она приветствовала молодых людей, от нее словно исходили материнские флюиды. И если в обстановке комнаты чувствовалось что-то варварское, то в хозяйке определенно было что-то материнское. Госпожа Джарсел, как мысленно признал Дэн, была настоящей загадкой, и он никак не мог разгадать ее.

Мисс Армоир тоже оказалась необычным существом, будучи полной противоположностью своей подруги как по внешности, так и по манерам. Госпожа Джарсел была массивной, напористой и высокой, а ее подруга – хрупкой и робкой, маленького роста. Ее овальное морщинистое лицо имело цвет слоновой кости, черты были нежными, а маленькая, аккуратная голова клонилась набок в задумчивой манере. Седые волосы, не такие густые, как у госпожи Джарсел, были гладко причесаны и убраны под изящную кружевную шапочку, украшенную, как ни странно, орнаментом из драгоценных камней. Кроме того, она носила столько украшений, что их могло хватить обеим дамам. На пальцах у нее были кольца, на шее цепочки, на запястьях браслеты; она носила пояс из бирюзы, рубиновые броши и серьги из жемчуга. Менее изысканная дама с таким количеством украшений выглядела бы вульгарно, но госпожа Армоир хоть и сверкала, словно языческий идол, сохраняла спокойное достоинство и, несмотря на всю эту роскошь, выглядела совершенно естественно. Казалось странным, что такая миловидная женщина заперла себя в этом особняке, так что она оказалась еще одной загадкой для Холлидея. В самом деле, две дамы в роскошной комнате внушали Дэну мысли о «Тысяча и одной ночи» и создавали ощущение, что он стал героем какого-то изящного романа.

Мисс Армоир, сидя в большом кресле, о котором упомянула Милдред, посмотрела на Дэна. У нее были карие глаза, и, судя по всему, юноша ей нравился.

– Я рада познакомиться, господин Холлидей, – проговорила она мягким, мелодичным голосом, словно зазвенел серебристый колокольчик. – Старухи вроде меня всегда радуются встрече с молодыми людьми вроде вас.

Дэн почувствовал, что необходимо сделать встречный комплимент.

– Вы вовсе не выглядите старой, – сказал он без обиняков.

– Ну, в наши дни шестьдесят вовсе не старость, – заметила мисс Армоир, довольно усмехаясь. – Уверена, что женщины в моем возрасте все еще танцуют на великосветских приемах в Лондоне.

– Люди стали дольше жить еще во время правления королевы Виктории, – усмехнулся господин Лоуренс, усевшись у окна рядом с Милдред.

– Да, – согласилась госпожа Джарсел. В глубоких тонах ее голоса тоже звучали колокольчики. – В прежние времена женщины в тридцать пять уже считались глубокими старухами и жили только своими детьми. Ну а в нынешние времена старых людей и вовсе не существует.

– Конечно, тем более в этом зале, – вежливо добавил Дэн.

– Да вы настоящий ирландец, господин Холлидей, должна вам сказать, – заметила мисс Армоир, а потом снова принялась вязать свой красно-белый полосатый платок. – Только ирландец мог сделать столь изысканный комплимент.

– Моя мать была ирландкой, – дружелюбно признался Дэн. – И я даже совершил специальную поездку, чтобы поцеловать Бларни-стоун[10] в надежде, что это сможет развязать мой язык.

Похоже, этот разговор забавлял госпожу Джарсел.

– Но мне интересно, какова ваша цель, господин Холлидей. Что такой денди делает в наших глухих местах? – И острый взгляд ее черных глаз смерил молодого человека с ног до головы.

– Он здесь по делу, госпожа Джарсел, – быстро встрял в беседу Фредди. – Все дело в том, что мой друг влюблен.

– Какая прелесть, – с большим воодушевлением воскликнула мисс Армоир. – И кто эта леди?

– Мисс Мун, дочь сэра Чарльза Муна.

– Мун? Мун? – пробормотала мисс Армоир. – Кажется, я где-то слышала это имя. Эльза, не припомнишь? – она взглянула на подругу.

– Разве вы не помните убийство, о котором мы читали несколько месяцев назад? – уверенно ответила госпожа Джарсел. – Тогда о нем много толковали.

– Не стоит говорить об этом, Эльза, ты же знаешь, что я не люблю слушать рассказы о преступлениях. – И, обращаясь к Дэну, мисс Армоир продолжила: – Мы тут живем тихо и без происшествий, и хотя получаем лондонскую еженедельную газету, очень мало знаем о внешнем мире. Моя подруга читает мне о платьях и театрах, иногда о политике. Но очень редко, если дело касается убийства. Я не желаю ничего слышать о подобных преступлениях.

– Однако ту статью я тебе прочитала, потому что это была большая сенсация, – неодобрительно заметила госпожа Джарсел. И, судя по всему, говорила она достаточно откровенно. – Помните? Сэр Чарльз был отравлен какой-то неизвестной женщиной. Теперь я вспоминаю, что вы, мистер Холлидей, тоже упоминались в той статье.

– Возможно, – согласился Дэн. – Я обручен с мисс Мун.

– А полиция выяснила, кто убил господина Муна?