— Не извольте сомневаться, сударь, все будет в наилучшем виде!

И в тот самый момент раздался пронзительный вопль. Дюпарке молниеносно обернулся и сразу понял, что произошло.

Один из негров, ждавший своей очереди на мытье, ухитрился, уж неизвестно каким образом, освободиться от оков. Буквально остервенев, будто в него и вправду вселился сам дьявол, он с какой-то невероятной силой рванулся и, в клочья обдирая кожу на запястьях, полностью избавился от цепей. Потом одним прыжком кинулся на матроса, который как раз опускал в море ведро. Тот успел отскочить, чудом увернувшись от руки негра, которая уже готова была схватить его за горло.

Невольник был чуть выше среднего роста, однако поступок его весьма красноречиво говорил о недюжинной силе и воистину редкой отваге.

Палубу огласил долгий, резкий звук свистка. Жак увидел, как в ответ на этот зов капитана со всех сторон бросились вооруженные ганшпугами матросы. Морен же тем временем поспешил к нему и, без всяких церемоний оттолкнув его в сторону, крикнул:

— Осторожно, господин губернатор! Укройтесь где-нибудь…

Матрос, что спасся от рук негра, попятился на несколько шагов назад, где ему уже не грозили удары. Негр же, завладев его ведром, принялся угрожающе размахивать им над головой. Он был уже без цепей. Казалось, ярость вдесятеро умножила его силы, и вид у него сделался столь устрашающим, что капитан, попытавшийся броситься на него, при всякой попытке вынужден был вновь отступать назад.

Но невольник уже показал своим собратьям пример, который не мог оставить их равнодушными. И эти существа, всего лишь минуту назад совершенно безучастные, безвольные, казалось, не способные не только действовать, но даже выразить свои чувства, вдруг оживились. «Если ему удалось освободиться от цепей, — казалось, думали они про себя, — почему бы не попытаться и нам?» И все разом принялись срывать с себя оковы.

Самый первый, самый неистовый среди них испускал какие-то нечеловеческие вопли. Время от времени он на каком-то непонятном языке обращался к кому-нибудь из невольников, судя по всему, давая советы, как лучше освободиться. Вскоре дикие крики послышались и из трюма. Сухо и резко, точно пистолетные выстрелы, защелкал кнут.

Капитан Морен бросился на палубу и, размахивая руками, заорал:

— Уберите отсюда тех, кто еще закован! Побросайте их обратно в трюм! Всыпьте же им хорошенько! Вы что, испугались, что ли?!

Это был бунт, начало которого явно не предвещало ничего хорошего и могло иметь самое трагическое продолжение, ибо казалось невозможным даже приблизиться к закованным в цепи неграм. Один моряк посмелее неосторожно вышел вперед и тут же, весь лоб в крови, рухнул на палубу, потеряв сознание от мощного удара железными наручниками.

Внезапно — никто так и не успел понять, как это могло случиться, — вслед за первым невольником освободился от оков и второй.

Дюпарке выхватил из-за пояса пистолеты. Заметив его движение, Морен воскликнул:

— Ради всего святого! Не спешите стрелять! Ведь каждый из этих черномазых стоит по шестисот ливров! Я от этого плавания и так не много выручу… Лучше постараемся взять их живыми!

Но это оказалось куда легче сказать, чем выполнить на деле. С какой-то невероятной силой, которой от них никак нельзя было ожидать, судя по их изможденному виду, двое освободившихся отодрали доску от планшира и, вооруженные этим деревянным оружием, весьма опасным в руках людей, исполненных решимости биться до конца и к тому же хмельных от ярости, приготовились к схватке с командой корабля.

Угрожающе размахивая над головами своим грозным оружием, они умудрились оттеснить назад тех, кто стоял ближе к ним, получив таким образом возможность прикрывать своих собратьев, которые еще оставались в цепях. Положение становилось серьезным.

Не слушая более капитана, Жак зарядил один из своих пистолетов. Но Морен снова вцепился ему в руку.

— Умоляю вас! — простонал он. — Только не стреляйте! От шума они еще больше озвереют. А вы сами видите, в каком они состоянии! Надо во что бы то ни стало помешать им освободить остальных… Иначе нам с ними не справиться.

В тот момент валявшийся без сознания матрос, которого друзья тщетно пытались оттащить от опасного места, открыл глаза и старался подняться на ноги. Но один из негров с дьявольским проворством метнулся к нему, схватил за руку и кинул за борт, где, как и накануне, кишели в ожидании добычи акулы.

Матросы разом испустили истошный вопль ужаса. Послышались презрительные реплики в адрес капитана, упреки в трусости и слабости.

Внезапно щелканье кнута, непрерывно доносившееся на палубу из трюма, смолкло, и из батарейного люка показался матрос, которого капитан посылал за черным товаром. В руках у него не было ничего. Бледный как смерть, с расширенными от ужаса глазами, он крикнул:

— Надо немедленно задраить все люки! Там, внизу, тоже есть негры, которые освободились от цепей! Они отняли у меня кнут!

Капитан бросился на него и схватил за шиворот.

— Освободились?! — воскликнул он. — Значит, и там освободились! Они задумали это заранее! И только выжидали подходящего момента! — Потом отпустил матроса и отдал приказ: — Задраить все люки! Десять матросов к котлам! Принести сюда кипятку!

И, обернувшись к Дюпарке, добавил:

— Прошу вас, господин губернатор, отойдите куда-нибудь подальше… Сейчас мои матросы будут пытаться захватить невольников с палубы. Боюсь, как бы вас не ранили…

Жак позволил увести себя в сторону. Теперь матросам «Люсансе» удалось ухватиться за цепи, и они изо всех сил тянули их на себя, пытаясь оттащить невольников, которые, точно гроздь черного винограда, были прикованы к их противоположным концам. Несколько матросов окружили их кольцом, пытаясь отсечь от обезумевших рабов, которым удалось освободиться первыми. Однако, как они ни старались, те цеплялись за любой выступ на палубе и отчаянно сопротивлялись их стараниям.

Вскоре принесли огромный котел с кипятком. Но чтобы выплеснуть его на мятежников, требовался личный приказ капитана.

Тот же, похоже, медлил, раздираемый противоположными чувствами. Ходил взад-вперед, от одной группы к другой и так и не осмеливался принять решения. Про себя он думал, что, если разобраться, ожоги на телах невольников скорее всего еще больше снизят цены. Кроме того, колонисты не слишком-то охотно покупают негров мятежников — ну кому здесь нужны на плантациях чересчур горячие головы!

Дюпарке с силой схватил Морена за плечо.

— Пошлите человека на берег, пусть позовет на помощь солдат из форта, — проговорил он. — Надо как можно скорее обуздать мятежников… Если слухи об этом дойдут до рабов острова, нам несдобровать! Ведь стоит вспыхнуть бунту хоть в одном небольшом селении — это хуже эпидемии и распространяется быстрее, чем огонь по пороховому шнуру!

— Двое на берег, оповестить солдат форта! — проорал Морен.

Тут, запыхавшись, появился матрос, сообщивший, что почти всем неграм, находившимся в трюме, удалось освободиться от цепей и теперь они так напирают на крышки люков, что те вот-вот не выдержат и все они вырвутся на палубу.

Капитану не понадобилось слишком много времени, чтобы понять: если черномазым удастся открыть крышки люков, тогда их уже ничто не сможет остановить. Они заполонят все судно и станут на нем хозяевами. Что они будут делать дальше? Возможно, ничего, ведь они даже не смогут управлять кораблем, которое, по всей видимости, вскорости будет продырявлено парой-тройкой пушечных ядер, выпушенных из форта. Однако вся команда, от простого юнги до капитана, да и сам губернатор кончат либо за бортом, либо с перерезанными глотками!..

Тем не менее Морен еще с минуту поколебался. Потеря товара — ничто в сравнении с теми последствиями, к каким может привести этот бунт. Ведь тогда ему придется смириться не только со смертью всех черномазых, но также с гибелью команды и потерей судна!

— Капитан! — потеряв всякое терпение, воскликнул Дюпарке. — Примите же, черт побери, решение! Пора действовать!