Миновав мостик, он не сбавил скорости. Однако едва собрался было свернуть с дороги и, чтобы срезать часть пути, поехать напрямик, как где-то совсем близко раздался голос:

— Эй, кавалер! А вам не кажется, что поздновато шляться верхом по полям? Готов поклясться, что вас ждет здесь какое-то очень уж срочное дело, иначе зачем бы вам шарахаться в такой темноте, да еще по такой поганой дороге!

— Я не знаю, кто вы такой и как ваше имя, — ответил Матье Мишель, не показав ни малейшей растерянности и почти инстинктивным жестом вытаскивая из седельной кобуры свои пистолеты, — но ведь я же вас не спрашиваю, почему вы сами околачиваетесь здесь в столь поздний час!

Матье Мишель услышал взрыв хохота, и тотчас же другой голос крикнул:

— Ничуть не удивлюсь, если это окажется наш приятель Матье. Бьюсь об заклад, что сейчас он уже заряжает свои пистолеты и держит палец на курке!

— У этого парня неплохие глаза, — снова заговорил Мишель, — если он в такой кромешной тьме способен отличить человека от дерева и лошадь от овцы!

— Ну, так оно и есть! — снова зазвучал первый голос. — Конечно, это Матье Мишель!.. Эй, приятель, давайте сюда, не бойтесь, мы ваши друзья…

— Может, и друзья! — снова заговорил Матье Мишель. — Да только приближаться к вам я все-таки погожу. Лучше подойдите поближе и покажитесь мне чуток, чтобы я смог разглядеть, кто вы такие есть! Только учтите, малейшее подозрительное движение, и у меня для вас припасены два свинцовых зернышка, и, клянусь честью, они попадут куда надо!

Вместо ответа он услышал ухмылки и топот двух лошадей. Одна из них даже заржала. Потом из тьмы показались фигуры двух всадников. Один из них был намного крупнее телосложением, и Матье Мишель тотчас же понял, с кем имеет дело.

Он тоже, в свою очередь, тихонько рассмеялся и заметил:

— Ага! Неразлучные! Мог бы и раньше догадаться! Значит, Л’Арше и Сен-Бон, так, что ли?

— Они самые! — воскликнул Сен-Бон, тот, что покрупнее, первым выехав на открытое место и приближаясь к Мишелю, который тем временем снова прятал в седельную кобуру свое оружие.

— Приветствую вас, господа! — проговорил он. — Надеюсь, мы не слишком рано… Я видел, что у нашего друга Лесажа уже вовсю горит свет. Надеюсь, все уже в сборе и мы не будем самыми последними!

— До дома осталось ближе, чем можно достать выстрелом из мушкета, — сообщил Л’Арше. — Так что, считай, мы уже на месте.

Не произнося более ни единого слова, трое всадников подстегнули своих лошадей и рысью поскакали вперед.

Когда они подъезжали к дому, до них донеслось лошадиное фырканье и ржание.

— Похоже, нас будет немало, — заметил Матье Мишель.

— Нас никогда не может быть слишком много, — ответил ему Сен-Бон.

Свет, который казался им таким ярким издалека, на деле оказался всего лишь какой-то жалкой лампадкой, сооруженной из фитиля, опущенного в сосуд с пальмовым маслом. Она заполняла всю комнату дымом, как, впрочем, и курившиеся там трубки, так что трое мужчин, толкнув дверь, поначалу не смогли рассмотреть ни одного лица.

Мгновение они слышали, как из уст в уста передавали их имена, но почти одновременно и сами воскликнули:

— Привет всей честной компании!

— Привет, друзья! — ответил им кто-то.

Потом они увидели, как к ним подошел Лесаж и по очереди пожал им всем руки со словами:

— Мы ждали только вас!

— Я немного опоздал, — пояснил Мишель, — но это все из-за одного из моих негров, которому всего три часа назад вздумалось пуститься в бега!

— Негр удрал? — переспросил другой колонист, в котором Матье узнал Доранжа. — Но вам, по крайней мере, хоть удалось его поймать?

— Дьявол меня побери! — был ответ Мишеля. Не привозили еще из Африки ни одного черного, который бегал бы быстрее меня, это уж можете мне поверить! Я послал его вместе с пятью-шестью другими рабами резать табак вблизи холма Морн-Желе. И вот, представьте, нынче вечером является мой «командор» и сообщает мне, что раб Аркадиус дал деру! Я тут же сажусь на лошадь, беру своих собак… И вы знаете, где я его поймал, моего Аркадиуса? Аж у холма Морн-Фюме! Далеко убежал, резвый оказался парень!

— Дурной пример! — проговорил Лесаж. — Надеюсь, Мишель, вы наказали его, как он того заслуживал?

Матье Мишель самодовольно улыбнулся.

— Двадцать ударов кнутом и заковал в цепи… теперь он предупрежден. Если он снова возьмется за свое, я его оскоплю!

— А я, — проговорил Сен-Бон, — придумал штучку получше. Я приказал вырыть яму прямо под печью, где пекут хлеб. И всех шутников, которым приходит в голову меня ослушаться, я посылаю провести денек в этой ямке в тот самый день, когда там пекутся булочки! Солнце палит, и еще жар от печи, не было ни одного, который бы не потерял, по меньшей мере, трех фунтов дурного сала.

— Ну ты уж скажешь! — смеясь, бросил Л’Арше. — Дурного сала! Можно подумать, что у твоих негров еще осталось какое-то сало! Ведь всем известно, какой ты скряга! Держу пари, что у тебя не найдется ни одного негра, который бы помнил какую-нибудь другую еду, кроме проса.

Лесаж похлопал в ладоши и проговорил:

— Господа, прошу внимания. Наш собрат отыскал своего негра, все в порядке, но время позднее, и мы собрались здесь, чтобы поговорить о вещах куда более важных. Господин де Лафонтен приехал сюда очень издалека специально, чтобы встретиться с вами. Я хочу попросить его поделиться своими планами и намерениями. Что же касается меня, то потом я хочу рассказать вам множество вещей, которые, не сомневаюсь, будут для вас весьма и весьма интересны!

Едва закончив свою речь, Лесаж тут же заметил, что вновь прибывшим некуда сесть. Он пошел в соседнюю комнату и принес оттуда три стула. Потом опять ушел за кубками и бутылью с ромом.

— Ром собственного изготовления, — с удрученной улыбкой пояснил он, — добрый старый ром, с тех времен, когда мы еще имели право сажать сахарный тростник! Но поверьте мне, господа, — воскликнул он, наполняя протянутые к нему кубки, — попомните мои слова, эти времена очень скоро снова вернутся!

— Выходит, у вас есть какие-нибудь новости? — поинтересовался Лафонтен.

— Я знаю из верных источников, что господин Трезель совсем на мели. Говорят даже, будто недостача, которую он должен возместить Островной компании, достигла чуть ли не семидесяти тысяч ливров! Он пропал, если только ему не удастся найти секрет отбеливания сахара!

— Да полно вам! — заметил Доранж. — Ведь, если разобраться, это ведь нам с вами придется платить, чтобы заштопать эту дыру! Ведь компания-то, она никогда не остается внакладе!

Лафонтен поднялся со стула.

— Господа, — проговорил он, — сохраним надежды, которые желает вселить в наши сердца наш добрый собрат Лесаж. Однако не будем терять из виду, что без генерала Дюпарке все, что бы мы ни задумали, останется только благими пожеланиями.

Он обвел собравшихся многозначительным взглядом и, увидев, что все согласно закивали головами, продолжил свою речь:

— Хочу сказать вам, что я предпринял по своему собственному почину и разумению… Для начала я послал свою «Сардуану» к берегам Сент-Кристофера с посланием для командора де Пуэнси, предложив ему отпустить на свободу Дюпарке в обмен на выкуп.

Все лица с тревогой обратились в его сторону.

— Увы! — продолжил Лафонтен. — Я получил ответ господина де Пуэнси, он категорически против моего предложения и даже не потрудился дать никаких объяснений!

Послышались ахи и вздохи разочарования.

— Учитывая все это, — продолжил Лафонтен, — я обратился лично к господину де Туаси, который, как вы знаете, пребывает ныне на Гваделупе. У меня имеется и ответ господина де Туаси, он таков же, как и ответ господина де Пуэнси. Господин де Туаси не желает вести с командором никаких переговоров, он требует его полной и безоговорочной капитуляции, и даже не упоминает имени генерала Дюпарке, который попал в плен оттого, что пожелал защитить его права и интересы!

На сей раз кто-то громко ахнул от злости.