— Как тебе не стыдно? Нахал! Идиот! Кретин!

Она поносит его всячески, а он блаженно ухмыляется, словно в его честь туш исполняют.

И тут только до меня дошло, что именно приключилось и при чем здесь фотоаппарат.

— Нахал и кретин, говоришь? — Потеряй сделал вид, что сильно рассердился.

— Виктор! Прошу тебя — засвети пленку. Зачем она тебе?

Потеряй снова распустил губы:

— Как «зачем»? Что хочу, то и сделаю. К примеру, карточку отпечатаю и в альбом наклею. «Вите от его Вали». А кто мне запретит?

— У тебя ума хватит, — проговорила Валентина, закрывая лицо руками, а Потеряй продолжал:

— Могу и засветить. Хочешь — прямо при тебе!

— Прошу тебя как человека, — открыла лицо Валентина и улыбнулась.

— Вот это другой разговор.

Он о чем-то поразмышлял, затем проговорил, хитро щуря глаза:

— Засвечу… Ей-богу!.. Но давай договоримся — танцевать только со мной. Больше ни с кем. Все лето. Усекла?

Все знают, как Валентина любит потанцевать в клубе и какой рой партнеров вьется вокруг нее. Она оскорбленно вспыхнула:

— С тобой — танцевать?

— Со мной.

— Иди ты знаешь куда?..

Потеряй обнажил свои лошадиные зубы и опять сделал вид, что уходит.

— А что? И уйду. Мне уйти — раз плюнуть. Только потом сама за мной побегаешь. Мое вам с кисточкой.

Кривляясь, он сделал прощальный жест рукой. Дурак, так уж и есть дурак. У него и поговорки какие-то дурацкие — при чем здесь кисточка?

— Витенька! — крикнула она ему вслед. — Куда же ты?

Это Потеряй-то «Витенька»! Меня аж передернуло от этого слова.

Потеряй обернулся с торжествующей ухмылкой:

— Забоялась?

Валентина колебалась, волнуясь, кусала губы. Он приблизил свою морду к ее лицу:

— Только без обмана.

Она взглянула на него с презрением:

— Если слово дам, то сдержу. Но я еще не согласилась.

— А тебе как не согласиться? — подмигнул Потеряй. — Ты у меня вот где. — Он выразительно поднял руку и медленно сжал пальцы в кулак.

В это время появился я. До этих пор они не обращали на меня внимания. Подумаешь — какой-то белобрысый мальчишка стоит по пояс в воде и слушает, как пререкаются двое почти взрослых людей.

— Дай сюда пленку, — проговорил я как можно внушительней, выходя на берег.

Валентина взглянула на меня с некоторой надеждой, но Потеряя мое появление только насмешило:

— Ты-то откуда вылупился?

— Отдай пленку! — еще раз сказал я.

— Накось, выкуси, — хохотнул Потеряй, сунув мне под нос кукиш.

Тут я понял, что дискуссия окончена и пора действовать. Я сам не представлял, что именно буду делать, но твердо знал, что выручу Валентину. Я двинулся к Потеряю без всякого плана, но, должно быть, на лице моем отразилось нечто необычное, потому что он невольно отступил на шаг.

— Ты что, Ванька?

Я схватил фотоаппарат, который болтался у него на животе, и дернул изо всех сил. Тонкие ремни оборвались, я взмахнул аппаратом над головой и швырнул его на середину реки. Он булькнул и скрылся под водой. Несколько мгновений мы все трое стояли, пораженные случившимся.

По реке медленно расходились зеленые круги.

Потеряй выругался, скинул рубашку, ботинки и кинулся в воду. Вообще говоря, все это продолжалось довольно долго. Сто раз можно было задать стрекача. Валентина подталкивала меня:

— Ванюшка, беги!

Но я не убежал.

Потеряй все нырял, фыркал, плевал водой. Потом, совершенно обессиленный, шатаясь, выбрался на песок и лег на него лицом вниз. Отдышавшись, он вскочил и, сжав кулаки, двинулся ко мне.

— Мыряй! — захрипел он, указывая на воду.

— Сам ныряй, дебил несчастный, — в отчаянии крикнул я.

Потеряй был на голову выше меня. Первый же его удар сбил меня с ног. Затем он пустил в дело ботинок. А я все пытался подняться. Последнее, что помню, — Валя схватила горсть песку и кинула ему в лицо. «Неужели он ударит ее?» — подумал я и потерял сознание.

Очнулся я от прикосновения к моему лбу чего-то мокрого и холодного. Это была намоченная в воде Валина голубая косынка.

— Живой, — воскликнула она радостно, когда я открыл глаза.

Я лежал на спине, а она на коленях стояла возле меня. Такой красивой она еще никогда не была. Ты бы видел ее лицо…

— Ванюша, — прошептала она. — Какой же ты молодец. Ты сам не понимаешь, какой ты хороший.

Она погладила ладонью мое плечо и вдруг сказала:

— Хочешь, я поцелую тебя?

Она низко склонилась надо мной, ее волосы, соскользнув вниз, коснулись моего лица. Да, да, это был не бред. Она так сказала. Мы были на берегу вдвоем, и ничто не помешало бы ей, но мне почему-то стало страшно, так страшно, что и сказать не могу.

— Лучше не надо, — ответил я ей каким-то хриплым, не своим голосом.

Она поднялась, отряхнула колени от прилипшего песка, деловито повязала волосы косынкой. Это была уже не та Валя. Совсем не та…

Она ушла, а я еще долго сидел на берегу. Пока не стемнело. Не мог же я в таком виде явиться в деревню.

— А куда делся Витька? — спросил меня Женя.

— Потеряй? Струсил. Удрал с ночным бийским. Но не в этом суть. Все это чепуха. Непонятно другое. Теперь Валентина со мной не разговаривает. Встретит, кивнет и проходит мимо. Вот ты смеешься. Смеяться легче всего. Ну, а ты-то, ты, понимаешь в чем дело?

Женька неторопливо почесал затылок и изрек задумчиво:

— Я бы согласился иметь вдвое больше синяков, чем ты. Только бы она сказала мне то же самое…

Такого ответа я не ожидал. Как бы он все-таки поступил на моем месте? Этого он не сказал. Впрочем, мы по-прежнему остаемся друзьями — не ссориться же из-за девчонки, даже такой взрослой, как Валентина. И по-прежнему мы сидим за одной партой. Правда, уже последний год.