Скотт повел Мэгги к переулку. Она шла у его левой ноги, как учили, но, пожалуй, слишком близко, к тому же с поджатым хвостом и опущенными ушами. На проезжавшие автомобили она смотрела так, словно боялась, что они вот-вот выскочат на тротуар. Дойдя до переулка, Скотт остановился и огладил ей спину и бока. В ушах у него звучала назидательная речь Леланда.
Собаки, они же не машины. Они живые, чувствительные, теплокровные творения Господа, и они будут вас любить всем своим сердцем! Они будут вас любить, когда ваши жены и мужья воткнут нож вам в спину. Увидев ваш позор, они не осудят вас. Собаки будут самыми честными, самыми лучшими партнерами, каких только можно пожелать, они за вас жизнь отдадут. И единственное, о чем они просят, единственное, чего они от вас хотят и что им нужно, — это всего лишь доброе слово.
Тремя часами раньше это живое, чувствительное, теплокровное творение Господа слизывало слезы с его лица, а сейчас дрожит, когда мимо проезжает какой-то мусоровоз. Скотт погладил ее по спине и шепнул ей в ухо:
— Это нормально, что ты боишься. Я тоже боюсь.
Таких слов он никогда не говорил ни одному живому существу. И опять глаза его увлажнились, потому что ему захотелось сказать те слова, и он все-таки сказал их, гладя ей спину: «Я тебя защищу».
Потом он поднялся на ноги, вытер глаза и вытащил из кармана целлофановый пакет. Колбасу он заранее нарезал на кусочки. Поощрение едой не приветствовалось, но он решил, что будет это делать, поскольку с Мэгги это работает.
Не успел он открыть пакет, как Мэгги вскинула голову. Уши стали торчком, ноздри затрепетали.
— Хорошая девочка, да, ты моя маленькая. Ты же ведь храбрая собака, да?
Она схватила кусок, словно умирает от голода, и заскулила, прося еще. Он выдал еще кусок, убрал пакет и свернул в переулок. Теперь Мэгги шагала поживее и все косилась на его карман.
Хозяйственный двор за домом Шина служил владельцам магазинов местом, где они разгружали машины с товарами и куда убирали мусор. Сейчас там стоял светло-синий фургон с открытой боковой дверью. Молодой толстый азиат толкал тележку с грудой коробок от магазина к фургону. Скотт с Мэгги прошли мимо фургона на зады магазина Шина. Здесь была пуленепробиваемая дверь, но зато в стене четырехэтажного здания были прорезаны окна, весьма грязные, а на крышу вела ржавая пожарная лестница. Окна нижнего этажа защищали металлические перекладины с засовами, а выше никаких засовов не было. Выдвижная пожарная лестница располагалась слишком высоко от земли, но с крыши фургона, к примеру, на нее можно было попасть и потом залезть в окна верхних этажей.
Скотт смотрел, как бы ему забраться на крышу, когда к фургону стремительно подбежал высокий тощий мужчина и заговорил с сильным ямайским акцентом.
— Вы положите конец этим преступлениям?
Он выскочил из-за фургона прямо на Скотта, потрясая указательным пальцем, и голос у него был громкий и требовательный.
Мэгги рванулась к нему так сильно, что едва не вырвала поводок из рук Скотта. Шерсть на загривке поднялась дыбом, она залаяла.
Мужчина нырнул в фургон и захлопнул дверцу.
— Фу, — сказал Скотт. Это была команда, отменяющая нападение, но Мэгги его не послушалась. Она лаяла, скалила зубы и рвалась с поводка. Скотт вспомнил, как Леланд говорил: «Скажи это убедительно! Ты здесь главный! Ты — босс!».
Скотт повысил голос и гаркнул по-командирски властно:
— Фу, Мэгги! Фу!
И словно выключатель щелкнул — Мэгги подошла к его левой ноге и села. Она продолжала наблюдать за человеком в фургоне, и Скотт понимал, что, если он отпустит поводок, она непременно нападет. Он почесал у нее за ухом.
— Хорошая собака. Ай какая умница Мэгги.
Снова вспомнились слова Леланда: «Голос должен быть поощрительный, дурак! Собаки любят тонкий голосок, высокий! Влезь в ее шкуру. Прислушайся к ней. Пусть она тебя научит!»
Скотт засюсюкал, словно говорил с какой-нибудь чихуа-хуа, а не с сорокакилограммовой немецкой овчаркой, которая вполне может перегрызть человеку горло.
— Мэгги, девочка моя хорошая.
Мэгги вильнула хвостом. И встала, когда он вытащил целлофановый пакет. Он дал ей еще кусок колбасы и приказал сесть. Она села.
Мужчину в фургоне Скотт жестом попросил опустить стекло. Тот опустил — наполовину.
— Эта собака взбесилась! Я не выйду.
— Прошу прощения, сэр. Вы ее напугали. А выходить вам и не нужно.
— Я уважаю закон, я хороший гражданин. А если она хочет кого-то покусать, пусть кусает тех ублюдков, что обокрали мой магазин.
Скотт посмотрел на его магазин за фургоном. Парень с тачкой выглянул было и скрылся за дверью.
— Ваш магазин — вот этот?
— Да. Меня зовут Элтон Джошуа Марли. Не разрешайте этой собаке кусать моего помощника.
— Она не собирается никого кусать. О чем вы меня спросили?
— Вы поймали тех, кто это сделал?
— Вас ограбили?
Марли снова сердито насупился.
— Это было уже две недели назад. Полицейские пришли, но с тех пор не возвращались. Так вы их поймали?
Скотт подумал и достал блокнот.
— Я не знаю, сэр, но я узнаю. Как, вы говорите, вас зовут?
Скотт стал записывать, а когда закончил делать пометки, Марли набрался смелости и вышел из фургона. Опасливо косясь на Мэгги, он провел Скотта в свой магазин.
Марли закупал у производителей в Мексике дешевую одежду в карибском стиле и продавал в магазинчиках южной Калифорнии. В коробках были рубашки с короткими рукавами, футболки, шорты. Марли рассказал, что грабитель (или грабители) вошли и вышли через окно второго этажа и унесли два компьютера и сканер. За последний год магазин Марли грабили четыре раза.
— А сигнализации нет? — спросил Скотт.
— Владелец в прошлом году поставил сигнализацию, но она сломалась, а он не чинил, дешевка.
Скотт вспомнил Шина. Это здание — прямо-таки рай для воров. Хоздвор с улицы не просматривается. А если нет и камер видеонаблюдения, вор может не бояться, что его найдут.
— И что, все магазины здесь грабили? — спросил Скотт.
— Все. И в этом квартале, на этой улице, и в соседнем.
— И давно это продолжается?
— Два или три года.
— А можно ли подняться на крышу иначе чем по пожарной лестнице?
Марли провел их внутрь, к общей лестнице, и дал Скотту ключ от выхода на крышу. Нога и бок от подъема заболели, и боль все усиливалась. На третьем этаже он остановился и всухую проглотил таблетку викодина. Мэгги поднималась по лестнице охотно и с интересом, но, когда Скотт остановился унять боль, вдруг заскулила. Скотт понял, что она почувствовала, как ему плохо, и погладил ее по голове.
— А сама-то ты как? Бедро не болит?
Он улыбнулся, и она, казалось, улыбнулась ему в ответ, и они продолжали подъем. На крышу вела металлическая дверь с заводским замком, который запирался и отпирался только изнутри. Снаружи замочной скважины не было, но стальная рама была исцарапана фомкой — явно дверь не раз пытались открыть.
Этот дом с магазинами Марли и Шина стоял на боковой улице, из которой выехал «кенворт». Соседнее здание смотрело прямо на место перестрелки. Крыши этих домов разделяла невысокая стена. Крыша Марли была усеяна окурками сигарет, разбитыми пивными бутылками, сломанными трубками для крэка и прочим мусором, оставленным ночными гостями. Скотт решил, что эти гости приходили сюда по пожарной лестнице, так же как и те, кто пытался взломать дверь.
Скотт провел Мэгги по крыше дома Марли к соседнему зданию. Дойдя до низкой стены, Мэгги остановилась. Скотт похлопал по верху стены.
— Прыгай. Здесь всего три фута высоты. Прыгай.
Мэгги смотрела на него, вывалив язык. Скотт перекинул ноги через стену, вскрикнув от боли в боку, и ударил себя в грудь.
— Даже я могу это сделать, а я в очень плохой форме. Давай!
Мэгги облизнулась, но не сделала попытки последовать за ним. Тогда Скотт вытащил целлофановый пакет и показал ей колбасу.
— Давай!
Мэгги тут же перемахнула через стену, изящно и легко, села у его ног и уставилась на колбасу. Скотт засмеялся.