Паренек вернулся с охоты, задал коню корм, вошел в дом, а там снова его сестра печалится. Спрашивает он ее:

— Чем ты снова опечалена?

— Как же мне не печалиться?! И стены хороши, и крыша, но нет в доме ничего, даже цветов на окнах — принеси цветы от Дюнняя-гюзели, и будет у меня занятие. Ты уйдешь на охоту, а я буду за ними ухаживать, будет чем мне развлечься.

Пошел юноша опять к своему коню. Конь смотрит — его хозяин снова чем-то опечален, и спрашивает его:

— А теперь отчего ты грустишь?

— Эх, да есть отчего, вот построили мы стены из слоновьего зуба, покрыли дом медвежьей шкурой, а теперь мне надо принести цветы от Дюнняя-гюзели, чтобы было моей сестре занятие.

Конь и говорит:

— Это сделать нетрудно, есть дела и потруднее. Встанем завтра рано, и в путь. Цветы Дюнняя-гюзели находятся далеко, в таком-то месте, в хлеву, там три караульных их сторожат: как войдешь в первую дверь, там меч, стоит только замешкаться, как он тут же сечет голову; как войдешь во вторую дверь, там гончая сидит, а за третьей дверью — корова. Перед гончей лежит охапка травы, перед коровой — кусок печени, а меч за столько времени весь покрылся ржавчиной.

Ты, когда войдешь в хлев, цветы не спеши брать, сначала хорошенько протри и поставь на место меч — он тебе потом ничего не сделает, печень, что лежит перед коровой, ты возьми и дай гончей, а охапку травы положи перед коровой. Затем бери цветы и уходи, тебя никто не остановит. Если же ты не сделаешь всего этого, то пострадаешь: или меч посечет, или гончая на куски разорвет, или корова рогом проткнет — что-нибудь да произойдет.

Отправился паренек за цветами к Дюнняя-гюзели, нашел там большой хлев, а в нем много разных цветов, все цветы, какие есть в мире, там собраны. Взял он меч, который весь проржавел, хорошенько его протер, почистил и положил на место. Перед гончей лежала охапка травы, он ее дал корове. Перед коровой же лежал большой кусок печени, он его скормил гончей. После этого взял цветы и пошел своей дорогой.

А у цветов этих был свой падишах. Учуял он, что в его царстве случился грабеж, и говорит:

— Ну-ка, мой меч, догони этого парня, он навредил нам — унес наши цветы. Догони и зарежь его.

— Да как я его зарежу, ты меня столько времени держал в ржавчине, а он пришел, почистил меня и украсил мной место в хлеву.

Тогда падишах цветов говорит своей гончей:

— Ну-ка, моя гончая, догони его и разорви на куски.

— Я не могу его разорвать на куски, ведь ты мне дал охапку травы, а я траву не ем, только печень. Вот он ее мне и дал.

Тогда падишах говорит своей корове:

— Ну-ка, моя корова, догони и проткни его рогом.

— Не могу я этого сделать, я свои ясли наполнила слюной — все пытаюсь оттуда языком достать хоть былинку травы и не достаю, ты же мне дал печень, а гончей дал траву. Человек пришел, мне дал траву, а печень — гончей. Я ничего не могу сделать ему.

Юноша принес цветы домой, и все пошло на лад, они вновь зажили весело и радостно.

Утром паренек сел на коня и поехал на охоту. Бабка же снова пронюхала, что его нет, приходит и говорит девушке:

— Эге-ге, девонька моя, все у вас хорошо, и цветы уже есть, но вот сколько мест вы прошли, все в грязи да в пыли, скажи же брату, чтобы он принес парное молоко морских кобылиц. Я вас искупаю в нем, и вы, насколько красивы, настолько еще красивее станете.

Возвратился брат домой, задал коню корм, вошел в дом, а сестра его, вся в слезах, говорит ему:

— Сколько мест мы прошли, все в грязи да в пыли, принеси же парное молоко морских кобылиц, мы тогда искупаемся, очистимся и на люди сможем выйти.

Пошел паренек к своему коню и все ему пересказывает. Конь тогда и говорит:

— Теперь настал мой час. Ничего труднее этого на свете нет. Хозяин, иди и раздобудь сорок слоев смолы и сорок слоев войлока, завернешь меня поочередно в сорок слоев смолы и войлока, после чего мы отправимся к морским кобылицам, чтобы надоить их молока.

Нашел юноша все, что нужно, завернул своего коня в сорок слоев смолы и войлока и только глаза ему оставил открытыми. Сел на него, и поскакали они к морю. Конь говорит:

— Сейчас приблизимся к морю. Когда я там заржу, морской жеребец мне заржет в ответ, и волны понесутся от того обрыва к этому. Когда же я заржу второй раз, то в лесах все листья попадают, и после этого морской жеребец выйдет на берег вместе с кобылицами. Мы начнем с ним биться, а ты берись доить кобылиц. Я буду биться с жеребцом, он попытается укусить меня за бок, но откусит только смолу, я же буду откусывать от него куски мяса.

И принимается конь с жеребцом биться. Морской жеребец, когда коня кусает, то отрывает лишь войлок со смолой, а когда конь кусает, то отрывает по куску мяса. Морской жеребец откусывает только от одного места и доходит до плоти коня. Рассердился конь, как схватил того жеребца зубами да как сжал его челюстями, так что столб пламени вылетел из его ноздрей. Так и сжег он морского жеребца.

Подошел конь к пареньку, а тот надоил молока морских кобылиц в огромные котлы. Конь тогда его и спрашивает:

— Послушай, хозяин, а для чего вам это молоко?

— Ходит к сестре одна бабка, это она отправила нас за молоком морских кобылиц. Она сказала, что нас с сестрой искупает, и, насколько мы красивы, настолько еще красивее станем.

— Ты у этой бабки спроси: «Нельзя ли мне и коня искупать, ведь и мой конь вместе со мной много дорог исходил, и он таким же пыльным и грязным стал?». Посмотрим, что она на это скажет.

Бабка же решила обварить их горячим молоком. Нагрела она большой медный котел молока, чтобы ошпарить брата и сестру, да скалкой все проверяла, нагрелось ли молоко. Наконец, она им говорит:

— Мой мальчик, моя девочка, давайте начинайте раздеваться, я искупаю вас, и насколько вы красивы, настолько еще красивее станете.

Паренек говорит:

— Бабушка, наш верный конь тоже загрязнился, мы вместе ходили-бродили по белу свету, можно ли и его привести, чтобы и он искупался вместе с нами.

— Можно, — отвечает бабка, — приведи его, мой мальчик.

Когда коня привели, бабка как раз собиралась втиснуть брата и сестру в котел. Пустил тут конь пенные брызги из ноздрей на молоко, и оно покрылось льдом толщиной с нож. Конь и говорит:

— Вот теперь можно купаться.

Так и на этот раз не удались бабке-колдунье ее козни.

Между тем, мать этих детей все так же висела на суку дерева, и ее бил всякий прохожий. Падишах призвал всех, кто жил в том царстве, прийти к месту, где висела эта несчастная, и исполнить, что было им велено, — бросить в нее чем бы то ни было.

Юноша утром встал и сказал коню:

— Ты сегодня остаешься дома, я пойду один.

Конь говорит ему в ответ:

— Этот клич пущен для вас. Это ваша мать висит на том дереве в мешке, ее бьют уже много лет. Чтобы она не умерла с голоду, ей дают по кусочку хлеба и по глоточку воды. Они там следят за прохожими — кто ударил, а кто нет. Будут и вас испытывать, ударите ли вы ее.

Ты возьми свечу, а твоя сестра пусть возьмет пучок базилика и пригоршню проса. Когда ты будешь проходить, падишах станет наблюдать с пристани, следить, кто ударил, а кто нет. Когда ты ударишь свечой, то появится наседка, а когда же твоя сестра ударит пучком базилика, то появятся пять-шесть цыплят, и затем пусть она, не мешкая, бросает за спину пригоршню проса.

И когда падишах спустится и скажет: «Где это слыхано, где это видано, чтобы из свечи появилась наседка, из пучка базилика — цыплята, и чтобы они в один миг всю пригоршню проса склевали?». Тогда ты ему на это ответишь: «А где это видано, где это слыхано, чтобы женщина родила кошку и собаку? Она их не рожала, она родила меня и мою сестру. Снимите ее с дерева, а затем придавите ее грудь к пристани, тогда из наших уст вытечет ее грудное молоко».

На другое утро брат с сестрой нарядились, паренек взял свечу, сестра завернула в свой платок пучок базилика и пригоршню проса. И вот все проходят в том месте, а падишах наблюдает за ними. Все проходящие — тра-а-ам! — у кого что в руке есть, ударяют по их матери, которая в мешке висит. Когда же приходит черед ее детей, то сын ударяет свечой, роняет ее на землю, та превращается в наседку, дочь ударяет базиликом, и тот превращается в цыплят, бросает за спину пригоршню проса, и цыплята принимаются его клевать.