На городской толкучке Заславский и прежде пользовался известным уважением и влиянием. В соответствии с этим находились и доходы. На него работала небольшая, но крепкая группа мелких «спекулей». В цепочке, дальний конец которой упорно не давался в руки спецам из ОБХСС, звеньев хватало. Однако в глубине души Илья серьезно сомневался, что его возвращения ждут. И меньше всех — его верный соратник, помощник номер один.
Пять лет назад Заславский, подняв из мелкой фарцы, толкавшейся под мебельным магазином, невзрачного, с вечно липнущей к сальному бугристому лбу немытой челкой, Юрчика Люкина, спас его от неминуемой тюрьмы. Использовал его Заславский в качестве мальчика на побегушках в делах, требующих времени и бесконечной беготни при минимальном умственном напряжении. Бегал Юрчик быстро и не без пользы, так что вскоре стал раскатывать на отпущенной ему боссом вместе с ежемесячной выплатой первой модели «жигулей». Смешно подумать, Юрчик тогда не мог позволить себе купить моментально ржавеющую развалюху, стоившую в благословенные застойные времена смехотворные четыре тысячи — меньше его теперешнего ежемесячного дохода. Доход в цифровом выражении рос, правда, менее быстро, нежели таял удельный вес «деревянных». Круг знакомств Юрчика расширялся, уничижительная кличка «Лючок», прилипшая к нему на первых порах, забылась. Одни внезапно вспомнили о приличиях, другие поневоле прикусили язык. Да и Заславский величал помощника Лючком лишь с глазу на глаз, не желая подрывать его авторитет перед знакомыми из торговли, с которыми, собственно, через Юрчика и налаживались контакты. А перед отъездом отдал ему и «выходы» на товар.
Всякого рода директора магазинов и баз, оберегая свой покой и достаток, неохотно шли на новые связи. Осторожность — гарантия спокойствия. Но Заславский уходил, а доходы должны держаться на привычном уровне. И рекомендации Ильи оказалось достаточно для приобщения его подручного к источникам товара. Ковры и мебель, бытовая техника и, в особенности, доходная повседневная мелочевка: сигареты, спиртное и прочее… Все реализовалось по разным каналам: от банальной толкучки до матерых доставал, обремененных мощной сетью телефонной клиентуры.
Случалось, продавцам, властителям и распределителям подприлавочного товара, доставляли нужные товары не с базы, но хитрыми окольными путями. И дефицитные «Электроны» с «фирменными» кинескопами по звонку Заславского отправлялись из Львова в дальний путь самыми разными способами. Иной раз почти неправдоподобными. Однако при всех различиях методов доставки и реализации товара во всех них было общее — с каждой большой и малой его партии набегал процентик Заславскому. А затем немедленно превращался в вещи, имеющие у нас непреходящую ценность. Наличные, если и держались, то непременно в той или иной, но всегда приличной валюте.
Хорошо жилось Люкину вторым лицом при Заславском. Но вряд ли он сожалел об этом времени, став неограниченным властителем маленькой империи. И уж тем более не помышлял о том, чтобы все повернулось вспять. Однако приличия были соблюдены. Люкин сидел по правую руку от товарища и учителя на пиру, закаченном по случаю возвращения.
Мощности «Старой таверны» работали с полной загрузкой. Столы ломились от деликатесной жратвы, большей частью поставляемой сюда тем же Люкиным. Без радости взирая на приближенных спекулей, приглашенных на банкет, Заславский размышлял о тем, что потраченным деньгам можно было бы найти и более полезное применение. Расходы на ближневосточный вояж навсегда впечатались в память. Не давали уснуть, да и бодрствовать спокойно не удавалось — страстно хотелось восстановить утраченное. Однако нет-нет, да и приходилось идти на жертвы. Впрочем, присутствующие компенсировали расточительность хозяина почтительными подношениями.
Каждый из собравшихся в «Таверне», независимо от национальности, допускал для себя возможность вояжа на «землю обетованную». С жадностью впитывали каждое слово из россказней Ильи. Однако трепался Заславский при всех возлияниях не бесконтрольно. Больше напирал на экзотику и особенности климата, чем на деловую сторону поездки. Да там и нечего было особенно темнить — какие уж тайны в работе подносчика кирпичей на стройках Иерусалима. Подтянутая, строгая, отнюдь не расслабившаяся в объятиях родины, Елена сидела слева от раскрасневшегося супруга. Ее привычное место занимал Люкин. На спиртное не налегал, уверенно направлял ход общей беседы, не упускал и мелочей. Он уже давно не походил на когдатошнего мелкого спекуля и прочно держался в верхах коммерции. Что, кстати, и тревожило Заславских. Приличествующее коммерческому руководителю средней руки (как в легальном, так и в нелегальном бизнесе) выражение достоинства и всеведения вполне шло к лисьей мордочке Люкина.
Зато его бывший босс, истосковавшийся на корыстном, трезвом, расчетливом Западе по настоящему разгулу, был откровенно пьян и на грани того, что китайцы именуют «потерей лица»…
После этого памятного вечера в «Таверне» прошло около месяца. Новый скачок цен и повседневные затруднения привели к тому, что это кооперативное кафе частенько пустовало. Необходимость все чаще задумываться о завтрашнем дне не миновала и богатых. Собственно, только они и составляли круг посетителей. Именно поэтому администрация с радостью согласилась сдать зал на вечерок небольшой, но хорошо платящей компании. Гости ожидались важные, и посторонних на «междусобойчике», завершающем деловую часть переговоров, видеть здесь не желали. Поэтому потребовалось очистить и остальные две кабины, примыкавшие к залу и рассчитанные на четверых клиентов каждая.
Ближе к вечеру одну из кабин — прямо напротив входа — занял атлетический красавец Глеб. Из той же компании, но никогда не приглашаемый к общему столу. Ужин его составляли вареные овощи и зелень, а к мерзости табачного дыма и алкогольных испарений целомудренному красавцу было не привыкать.
По распоряжению арендовавших «Таверну», официантка заперла входные двери на замок. Единственный путь, которым могла явиться какая-либо опасность. Собственно, и ее ожидать не приходилось. Хотя, за отсутствие в подобном месте микрофона любознательных органов нельзя было поручиться. Поэтому о серьезных делах за столами не болтали, так что и Глеба удалили скорее для порядка. Он посиживал в своей кабинке, разглядывая от скуки видимый оттуда кусочек интерьера фойе.
Конечно, сместившись к углу кабины, можно было обозревать и скрытую сейчас правую часть фойе, где находились трое дверей: вход во вторую кабину, затем — в основной зал, и в углу, за декоративным выступом — в кухню. Вместо того, чтобы любоваться этим малоинтересным пейзажем, Глеб предпочел потеснее придвинуться к столу и заняться цветной капустой.
В главном зале публика отдавала дань гораздо менее полезным для желудка яствам. За рассчитанным на по меньшей мере вдвое большее число едоков столом расположились пятеро пассажиров серебристого «вольво», мягко подогнанного Глебом к ступенькам «Таверны».
Глеб удовлетворил бы требованиям босса и покрупнее Заславского. Мгновенная реакция, стальные мышцы, сосредоточенное внимание. Полная его противоположность — Боря Штерн, статью почти не отличимый от Люкина, юркий, вертлявый, как и положено «толкачу». Обладая недюжинными связями, хороший снабженец мог выбиться — частенько так и случалось — в первые лица дела. Однако стать таковым Боря не стремился. И без того многое было подвластно этому некрасивому, с лицом, словно тронутым оспой, но наделенному замечательным обаянием сорокалетнему человеку.
Махнуть ли во Владивосток за контейнером с сопроводительной документацией на семейный скарб, куда почитающие Борину щедрость грузчики сосредоточенно набьют бочонки с икрой, — что может быть проще! Уломать начальство пригородного заводика переполовинить партию импортной бытовой электроники, предназначенной передовикам производства, — нет проблем, к обоюдной выгоде!
Однако не дело Штерна — железной рукой собирать со спекулянтов недоимки, успевая все контролировать, улаживать конфликты и не поддаваться на слезы и мольбы, когда торгаш разорится. Нехватка бойцовских качеств у Бори с лихвой возмещалась умением добыть, выпросить, выхватить то, что надо, и вовремя.
