Постепенно взял себя в руки.

— И ты, Артур, змей. Твой хлеб.

— Ну, что ты! Яша, я ведь друг тебе, — голос Артура задребезжал, словно он внезапно состарился на десяток лет.

— Да, друг… Может, только на тебя и могу положиться. Нет нынче ни чести, ни совести у молодых. Гриша ведь, сказать по правде, порченый был уже. Илья ему тоже напел про антиквариат. Взял у него денег на покупку. Долю пообещал. Тот и клюнул, потому что знал — никуда Илье не деться. Договорились — если в течение часа он не вернется, Гриша обо всем сообщает мне. Как управу искать — так к дяде, а деньги делить — так без меня. Илья, конечно, загрузил его мастерски. Кругом одни артисты! Еще и Бельфер поддакивал. Вдвоем одного развести — плюнуть, да и Гришка только в своей бухгалтерии и смыслил. Думаю, больше всего он на меня рассчитывал: знал, везде дотянусь. Посоветуйся он со мной, сразу бы ему сказал — под тебя постановка. И так бы все повернул — плохо бы стало постановщикам. Но хоть живы б остались. Жадность сгубила. Фраера! А до меня это дело рано или поздно, но дошло бы. Двурушников не терплю.

— Да, Яша, всю жизнь крутился, не разгибаясь, а нет тебе смены достойной. Арон был парень прямой, мне кажется…

— Не в том суть! Гришка полез в это дело не из подлости. По глупости. Показать хотел, какой деловой. Вот и показал. Арон — да! Тут говорить нечего. Он бы такого не допустил.

— Так кто же гранату бросил?

— Купились на старый номер. Все дело в алиби. Возле дома Гришки никого не видели. Илья у меня сидел, Ленка его в машине парилась. А с ней и сотня тысяч моих шекелей, Гришкой-дураком выданных. Но кто мог знать? Бельфер в баре «Шератона» напивался, от стойки не отходил. Это его и сгубило. Когда Заславские кинулись «по гостевой» в Союз, я крепко о них призадумался. И о Бельфере. Что-то он свои дела поправил неожиданно, тысяч эдак на сорок. И чего ему понадобилось шиковать в «Шератоне», где он сроду не бывал?.. Тащиться через весь Иерусалим, чтобы выпить в два раза дороже, чем рядом с лавкой? Что это, если не цепочка? Я ведь сам не ангел, и как алиби организовать, знаю. Бельфер вышел из номера, где косил под антиквара, отклеил в туалете бара накладные усы и стал успокаивать нервы в баре, торча у всех на виду. Илья, конечно, звонил от меня ни в какой не в «Шератон»: «случайно» заслонил аппарат, чтоб я не заметил номер. Я еще подумал: «Давай-давай, выйду я на антиквара, ты у меня живо под зад коленом получишь. Вот тебе и доля», — Нельсон пристукнул кулаком, утомленно продолжил: — Поздно я хватился проверять, уже когда Заславские съехали.

— Так кто же гранату бросил? Не пойму, Яша.

— И я не сразу врубился. Илья звонил Грише. Тот и выскочил на порог встречать. Что Илья свое сдернул и ему договоренное везет, Гриша был уверен. Только ждать не пришлось. Оно и так уже было здесь. В чашке. Илья чеку выдернул и всадил в нее гранату. Зажатая в ладони ли, в чашке ли может стоять сколько угодно. Вот она и стояла — на верху внутренней двери. Тронь ее, чашка падает, разбивается, три секунды до взрыва… Арон — тот бы среагировал. А Гришка что — одно слово, бухгалтер, — уши развесил… Тут его и достало.

— А если б кто другой вошел Яша?

— Кто? У Гришки, слава богу, семьи не было. Ключи от дома, кроме него, только у меня. А я с Ильей занимался. И чего бы меня вдруг к Гришке понесло? Наружная дверь запирается с улицы — только кнопку нажать. А если б кто и позвонил, Гришка пошел отпирать — результат тот же… Да, неудачно он крутнулся от моих денег… Что ж это, Артур, за жизнь такая, если и кровным веры нету? Мстишь и думаешь: а, собственно, за кого? Только на старую гвардию и можно рассчитывать. Не привьешь щенкам того, о чем они с детства не слыхивали. А смену ох как надо. Не могу больше, тяжело. Тебе сколько?

— Яша, оставь. Ну, пятьдесят восемь. И я отлично знаю, что ты это отлично знаешь. Только незачем мне…

— Есть зачем. В том, что ты умница, я никогда не сомневался. И наказать эту тварь посылал как на последнее испытание. И ты его выдержал. Не стало наследников по крови, будет по духу. К деньгам ты жаден? Так мы все такие. А власть — что ж, сейчас не нужна — а со временем и вкус придет…

Преемника своего Яков Моисеевич назначил на этой же неделе. Без особого шума и помпы, деловито совершилось введение в должность вице-президента «фирмы». Открытого недовольства те, кто и прежде рвались наверх, не высказывали. С Нельсоном не спорили и в немочи. Коротко, решительно привел он подданных под руку наследника. С выбором босса приходилось соглашаться. И Артур оправдал ожидания.

Спустя месяц состоялись пышные похороны. Море хрупких лилий, скорбные лица соратников, кавалькада черных лимузинов вытянулись на квартал. Большего и желать не приходилось.

Умер Яков Моисеевич на исходе восьмого десятка от редкой, неизлечимой и скоротечной болезни.