Sur un monde sterile

Если Франсуа Борд родился в декабре 1919 г., то Франсис Карсак родился зимой 1943-1944 гг.

Окончательное решение о публикации текста его первого романа было принято мною после долгих и мучительных колебаний, вызванных, во-первых, тем, что сам бы он не захотел увидеть эту книгу изданной, а во-вторых, осознанием того, что начало романа принадлежит перу не Франсиса Карсака, а молодого Франсуа Борда. Но, как ни парадоксально, именно по этой причине я и решился опубликовать роман. По мере его написания Франсуа Борд исчезает, уступая место Франсису Карсаку.

В этом смысле данный роман представляет как минимум «исторический» интерес. Но есть здесь и другой исторический интерес (не говоря уж о чистом интересе, который могут найти в нем читатели), интерес, проистекающий от обстоятельств, в коих роман был написан, иными словами — от обстоятельств «рождения» Франсиса Карсака.

В 1937 г., по возвращении из Индокитая, Франсуа Борд поступает на факультет наук Бордоского университета, где намеревается изучать естественные науки. Тогда у него еще нет какого-либо конкретного плана: ему интересны геология и палеонтология, но в не меньшей степени его привлекает и биология животных. Вплоть до объявления в 1939 г. войны он ведет «студенческую жизнь».

На первом месте для него стоит учеба, с которой он справляется на «хорошо» и «отлично», за все семестры так ни разу и не прибегнув к многим из нас знакомой зубрёжке за день до экзамена, но немало внимания он уделяет и другим видам деятельности.

Например, истории первобытного общества: он продолжает участвовать в раскопках в долине Гаводен и проводит эксперименты над кремнём.

Он много читает, причем всякую всячину (как-то раз он сказал мне, что прерывал чтение «Левиафана» Гоббса ради комиксов под названием «Никелированные ноги»). Он читает скандинавских писателей (Сигрит Унсет, Сельму Лагерлёф, Силланпяя), находя необъяснимое очарование в этом северном уголке Европы. Каждую неделю он покупает «Робинзона», еженедельный журнал комиксов, в котором печатают не только научно-фантастические комиксы вроде «Ги л'Эклера» («Флэша Гордона») и «Люка Брадфера» («Брика Брэдфорда»), но и «Мэндрейка», «Попейю», «Семейство Иллико» («Воспитывая папочку»), и в котором в виде фельетона выходят, наряду с другими романами, две первые «марсианские» хроники Эдгара Райса Берроуза. Таким образом, к 1939 г. он прочитал практически все, что выходило на французском из «научной фантастики» и близких жанров, от лучшего до самого худшего.

Что касается политики, то он придерживается «левых» взглядов и состоит в Федеральном студенческом союзе, где исполняет функции казначея. ФСС объединяет «левых» студентов самых различных направлений, от анархистов до социалистов. Сам он не состоит ни в одной из этих фракций, но называет себя «анархо-синдикалистом». Для набора новых членов ФСС организует специальные бесплатные курсы — по математике, иностранным языкам и т.д., проводимые студентами для лицеистов. На протяжении всего 1937-38-го учебного года одна лицеистка, Дениза де Сонвиль, дочь бордоского художника Жоржа де Сонвиля, которая учится в философском классе, посещает один из этих курсов. Франсуа Борд ведет его, этот курс, и в 1943 году они поженятся.

За пределами университета и города Бордо Франсуа Борд является в то время активным «ажистом». Хотя оно существует и сегодня, теперь уже трудно объяснить, чем в те годы занималось движение «Auberges de Jeunesse», что можно перевести как «туристские базы для молодежи» (AJ, откуда и это название: «ajiste» — «ажист»). Движение AJ, кроме того, что предоставляло примкнувшей к нему молодежи, юношам и девушкам от 15 до 25 лет, кров и еду по очень низким ценам, еще и продвигало унитарную идеологию. Будь ты студент, рабочий, служащий или еще кто-либо, вступив в AJ, ты становился прежде всего «ажистом». Рюкзак за спиной, грубые походные ботинки или велосипеды, палатки или туристские базы… Наводит на мысль о скаутских организациях, но движение «ажистов» — это нечто совершенно другое. Прежде всего, это движение в «индивидуалистическом» смысле: тут нет каких-либо патрулей, совместных куда-то выходов, подготовительных курсов и т.д., но, в то же время, здесь не поощряется и какая-либо «пассивная позиция»: «ажист» — лицо ответственное, обязанное участвовать в уборках территории, мытье посуды, хождении за дровами и т.д. Кому это не нравится, всегда может сказать «до свидания» и уйти. С другой стороны, в AJ каждый должен уважать другого. И это «уважение к другому», каким бы ни был этот человек (разве что совершенно «плохим»), имело для Франсуа Борда, а стало быть — и для Франсиса Карсака, фундаментальную ценность. Товарищеские, и даже дружеские, отношения, которые завязываются у костра, за уборкой территории, или когда ты делишься с товарищем сигареткой (а то и «бычком») или банкой сардин… Он порвет с AJ в 1941 г., когда движение перейдет под контроль правительства Виши. Но начало романа «На бесплодной планете» пропитано «ажистским» духом.

Были наконец и занятия легкой атлетикой, так как Франсуа Борд являлся легкоатлетом, как сегодня, возможно, сказали бы: «высокого уровня». Специализировавшийся в метательных дисциплинах, в 1937 г. он стал чемпионом юниорского первенства региона Перигор-Ажене под цветами клуба «Вильнёв» в метании ядра, молота и диска. Основной его специализацией было метание диска, и в 1938 г., выступая за SBUC (Stade Bordelais Université Club), «Спортивный клуб Бордоского университета», он показал 5-ый результат по юниорам в стране. В 1939 г. он рассматривался в качестве одного из возможных кандидатов в олимпийскую сборную Франции по легкой атлетике (именно как метатель диска), но разразилась война, и Олимпийские игры 1940 г. в Хельсинки так и не состоялись.

Кроме того, он пишет свой первый рассказ, скорее «философскую притчу», нежели «научную фантастику».

Очень-очень давно, во мраке времен, за пределами людской памяти, существовал в Океане чудесный остров. Небо над ним всегда было голубым, и солнце сверкало над многочисленными лесами, озерами и реками, полями и городами людей. Города эти поднимали к лазурному небу высокие, величественные сооружения и храмы с покрытыми золотом крышами. Народ там был красивым, мудрым и сведущим в магии. Над ним царили справедливые и спокойные боги. В главном храме столицы существовала школа Мудрецов, которые преподавали науки наиболее одаренным молодым людям. Среди них выделялся Хор-Атла. То был хрупкий юноша с блестящим умом, но речи его были суровыми и горькими, а сердце источено сомнением и честолюбием.

Стоял прекрасный тихий вечер. Солнце только что исчезло за западным горизонтом, и звезды мерцали над пилонами города. Мягкий свет падал из окон, и воздух был нежен, как песня любви. Он дрожал от легкомысленного смеха девушек. Мужчины после тяжелого рабочего дня безмятежно наслаждались радостями жизни. На вершине Великой Пирамиды светящиеся квадраты отмечали зал, в котором заседал Совет Мудрецов. А Хор-Атла бродил среди апельсиновых деревьев, размышляя перед бесконечностью неба.

«Кто я? Что я? Каково мое призвание? И какое мне дело до привычных радостей? Я красив, я лучший на стадионе, любимый ученик Мудрецов. Почему все это меня не удовлетворяет?