Умбопа тщательно настраивал большой телескоп. Установленный в носовой части звездолета и предназначенный для удаленного изучения систем, необходимость посещения которых все еще была под вопросом, этот, снабженный электронным амплификатором аппарат выдавал фантастические масштабы увеличения. Но и он пока что выводил на экран все то же небольшое светящееся пятно, не имевшее какой-то определенной формы.

— Придется подождать, капитан, — проговорил темнокожий астроном своим басистым африканским голосом, более глухим, чем любой европейский.

Они принялись ждать, в тишине, нарушаемой лишь сообщениями телеметристов и «пока ничего, капитан» радистов, тщетно пытавшихся восстановить контакт с другими.

Впрочем, тихо было практически в каждом уголке «Искрящегося». Закупорившись в герметических отсеках, люди ждали приказа, который развязал бы яростное сражение или же, напротив, положил конец боевой тревоге. Снаружи, за тонким — ох! сейчас он казался всем таким непрочным — корпусом корабля, — звезды прорезали космическую ночь своим не отбрасывающим лучей светом, а где-то вдали, под звездолетом, вертелась планета, к которой они летели с исследовательской миссией от имени всего человечества, и за которую другие, возможно, желали с ними побороться. До сих пор человеческая экспансия в космосе носила миролюбивый характер, пусть даже десятью годами ранее людям и пришлось сразиться в непродолжительной войне с кцлилями.

Запищал передатчик, и Оливарес нажал на кнопку приема.

— Капитан, теперь мы совершенно уверены, что, помимо естественных, никаких других форм энергии планета не эмиттирует. Ни радиоволн, «ни волн Кольбака», ни радиоактивности нами не отмечено.

— Стало быть, на ней нет разумной жизни или, по крайней мере, промышленной цивилизации.

— Разве что, капитан, они нас засекли и теперь прикидываются мертвыми!

— Цивилизация — это вам не тюлень, Хоркарнак: она никогда не прикидывается мертвой! К тому же нами ничего не было выявлено и в момент приближения. Беда в том, что если эта небесная Земля девственно чиста для нас, то такова же она и для них.

Капитан указал рукой на экран, где по-прежнему светилось небольшое пятно. Оно уже заметно увеличилось в размерах. Умбопа подкрутил маховик телескопа.

— Теперь уже можно различить форму!

— Если это можно назвать формой!

— Что бы это ни было, ни к нам, ни к кренам, ни к хополпопам, ни к синерийцам, ни к…

— Нет смысла перебирать всю цепочку, Кемаль, — остановил его Тераи. — Это действительно нечто новое.

— Вероятно, они не такие традиционалисты, как мы или любая другая известная нам раса…

— Это уж точно! В то время как мы сохранили для наших звездолетов внешний вид первоначальных моделей, веретенообразный либо сферический…

— И все же что-то вроде этого предлагалось в те времена, когда наши предки считали, что смогут завоевать космос с помощью атомных ракет.

— Да, но там было нечто гораздо более простое!

Чужеземный летательный аппарат теперь уже четко вырисовывался на экране. От шаровидной центральной части, словно шипы морского ежа, исходили лучеобразные структуры, каждая из которых заканчивалась небольшой сферой. Какого-либо двигателя или силовой установки заметно не было.

— Должно быть, как и мы, они используют космомагнетизм…

— Капитан, капитан! Телеконтакт!

Комментарии заглушил крик офицера связи. Телеэкран, тоже включенный, расцветился всеми цветами радуги. Все семеро застыли в напряженных позах. На какую-то долю секунды иризация упорядочилась, и на экране промелькнула картинка.

— Вы видели?

— Да, но это…

— Первые повстречавшиеся нам гуманоиды!

— Не может быть! Изображение было столь мимолетным, что наши глаза…

— Так или иначе, они пытаются установить контакт.

— Быть может, мы уловили эту картинку совершенно случайно…

— Это при их-то техническом уровне? Вот только к кому…

— Она возвращается!

Картинка закреплялась на экране. Выглянувшее из глубин космоса, на них смотрело лицо — лицо гуманоида! Разумеется, оно не могло принадлежать ни к одной из земных рас. Под длинными золотисто-зелеными волосами, над необычными, фиолетовыми, в форме продолговатой миндалины, глазами, глазами раскосыми, гиперазиатскими, возвышался гладкий и узкий лоб. Нос был прямой и тонкий, рот — средний, без прогнатизма, кожа — теплого смугловатого оттенка. Шея была длинная и грациозная, уши — маленькие, но мясистые, лицо — треугольное, а чуть приподнятые уголки рта придавали ему вид милой иронии.

— Боже правый, до чего же она прекрасна! — воскликнул Мишо.

— Но разве это женщина?

— А вы приглядитесь получше! К тому же, вот и мужчина!

На экране возник второй персонаж, чуть более высокий, с более грубыми чертами лица, но с все теми же расовыми признаками.

— Вот так-то, Мишо! Похоже, место занято, старина!

— Хватит уже нести вздор! — отрезал Оливарес. — Лучше передайте им свои изображения! Пусть видят, что мы тоже — гуманоиды!

— Так мы не станем с ними сражаться, капитан?

— Нет, если этого можно избежать! И сфотографируйте устройство их командной рубки!

Стена, позади чужеземцев, изобиловала аппаратурой, знакомой в своей необычности. Мужчина подкрутил ручку настройки, и зажегся один из экранов, на котором возникли лица офицеров «Искрометного».

Оливарес встал перед трансмиттером и, протянув вперед руки ладонями кверху, медленно провозгласил:

— Приветствуем наших братьев по космосу! Мы пришли с миром!

— Илия оленга аритсуну теб ириг'но… нет, не так — ириег'но.

Чужеземный язык, язык других ложился на его уста почти естественно. Вот уже три месяца «Искрометный» двигался по орбите планеты, а вместе с ним — и звездолет чужеземцев. По сперва молчаливому, а затем и четко определенному договору, два капитана решили дождаться падения лингвистического барьера и лишь затем приземлиться для установления контакта. На «Искрометном» в роли переводчиков выступали Мюллер и Мишо, у других те же функции выполняли молодая девушка и ее брат.

Вначале дело шло ни шатко ни валко. Несмотря на помощь изображений, передаваемых посредством телеконтакта, двум расам, двум абсолютно разным цивилизациям было непросто понять друг друга. О! Конкретные слова, относящиеся к простым действиям, были быстро усвоены обеими сторонами. Но если сказать: «Я сажусь на стул» было просто, то выразить абстракции, даже чувства, оказалось сложнее. К счастью, «гуманность» чужеземцев, похоже, распространялась и на их психологию, и, вероятно, немало диссертаций еще будет написано в обоих мирах на тему невероятного совпадения, которое — и на Земле, и на Элалухине — вызвало столь одновременные эволюции! Оно, это совпадение, охватывало не только число хромоносом, но, судя по всему, еще и гены с биохимией, вследствие чего Брайан О'Хара, один из судовых биологов, даже высказал предположение, что межрасовый брак, возможно, был бы во всех отношениях плодотворным.

Изучение элалухинского языка оказалось делом трудным и неблагодарным, и без всесторонней поддержки пожилого немецкого филолога Мишо, вероятно, и не удалось бы заговорить на элалухини спустя столь короткий промежуток времени. Илие, молодой чужеземке, стоило куда меньших трудов справиться с космическим, сознательно упрощенном как в синтаксисе, так и в вокабуляре.

— Илия, я счастлив, что вскоре смогу приветствовать вас лично, — говорил Мишо. — Я уверен, что эта встреча принесет огромную пользу обеим нашим расам, столь далеким и в то же время столь близким.

— Я тоже очень этому рада. Вы еще помните ваши недавние опасения, Жан?

Он весело, от всего сердца, рассмеялся. Как только они научились обмениваться не просто отдельными словами, но целыми фразами, он поинтересовался ее ростом, так как опасался, что она окажется великаншей десятиметровой высоты или же тридцатисантиметровой карлицей. И в самом деле: ничто не позволяло установить априори величину тех предметов или существ, которые появлялись на экране телевизора. Но, зная размеры чужеземного звездолета и исходя из информации о соотношении параметров, он, к своему облегчению, высчитал, что элалухини мало чем отличаются от землян: рост Илии составлял примерно 1м 73 см, а ее брата — 1 м 80 см. Позднее были установлены более точные стандарты, практически ничего не изменившие в этих его подсчетах.