— Я пытался, — сказал Себастьян; примерно так он и думал.

— Ты меня любишь? — спросила Лотта.

— Да.

Очень. Больше, чем когда-либо прежде. Он осознал это только сейчас, сидя рядом с нею в машине. Она и он, и больше никого.

— Ты очень сердишься? За то, что я приехала к Джо Тинбейну?

— Ты это про мотель? — спросил Себастьян. — Нет. — В конце концов, он сам виноват; а потом была эта поездка к Энн Фишер. — Мне только жаль, что его в результате убили.

— Этого я никогда не забуду, — сказала Лотта, словно давая зарок.

— А что они делали с тобой в Библиотеке? — спросил Себастьян и приготовился услышать худшее.

— Да, собственно, ничего. Записали меня в очередь к их психиатру, он должен был что-то сделать с моим мозгом. А еще эта женщина, эта мисс или миссис Фишер, она зашла и немного со мной поговорила.

— О чем?

— О тебе. Она говорит, — продолжила Лотта своим характерным голосом маленькой девочки, — что у вас с ней была интимная близость. Что вы с ней вместе легли в постель. И много прочего в этом роде. Но я ее, — добавила Лотта, — конечно же, не слушала.

— И молодец, что не слушала, — похвалил Себастьян, чувствуя, что безнадежно вязнет в трясине собственного вранья.

«Сперва врал Лотте, а скоро придется врать Рэю Робертсу, ведь для юдитов нужно будет что-нибудь придумать. Всем нужно что-нибудь соврать, и как можно убедительней, таков отныне стиль моей жизни. Хуже, чем Р. К. Бакли, у того это выходит хотя бы естественно. А для меня это нечто чужеродное. И все равно — вот вам, пожалуйста».

— Меня бы ничуть не обидело, — сказала Лотта, — даже если бы все, что она говорила, оказалось бы вдруг правдой. Ведь посмотри, что я сама-то сделала… в смысле, про этот мотель. Я бы совсем на тебя не злилась, я бы просто не могла.

— Но главное, это неправда, — сказал Себастьян.

— Она же очень симпатичная, эти абсолютно черные волосы и ярко-голубые глаза. Гораздо симпатичнее меня.

— Я ее ненавижу, — сказал Себастьян.

— Из-за Джо?

— И по этой причине, и по всяким другим.

Себастьян не стал уточнять.

— А куда мы сейчас? — спросила Лотта.

— Домой, в нашу квартиру.

— Ты думаешь позвонить юдитам? И сказать им, что…

— Они позвонят мне сами, — обреченно сказал Себастьян.

Из своей квартиры Себастьян позвонил в витарий, убедиться, что бизнес еще на ходу.

— «Флакон Гермеса», — раздался из трубки веселенький голос Черил Вейл.

— Сегодня я уже не приеду, — сказал Себастьян. — А как там остальные, все уже на месте?

— Все, кроме вас, — подтвердила Черил. — Да, мистер Гермес, Боб Линди давно уже хочет с вами поговорить, он хочет подробно вам рассказать, как Библиотека отобрала у него Анарха. Если у вас есть минута времени…

— Я поговорю с ним позднее, — сказал Себастьян. — Это дело как-нибудь подождет. Привет.

Он повесил трубку с жутким ощущением вины.

— Я вот думаю, — начала Лотта, садясь на кушетку напротив, ее лицо светилось возбуждением. — Если уж эти, из Библиотеки, ничего не спустили Джо и даже его убили, так почему они не мстят тебе?

— Я об этом тоже думаю, — сказал Себастьян.

— И еще эти Сыны Могущества. Я боюсь, что…

— Да, — оборвал ее Себастьян.

«Все они, — думал он, — буквально все. Итальянцы, Библиотека, юдиты. Своими действиями я сумел восстановить их всех против себя, всех до единого. Даже полицейских Лос-Анджелеса, они могут подумать, что Джо Тинбейна убил я за то, что он увез мою жену в мотель, вполне очевидный мотив».

— К кому же ты можешь обратиться? — спросила Лотта.

— Ни к кому, — сказал Себастьян; это было жуткое, кошмарное ощущение полной незащищенности. — Ни к кому, кроме тебя, — тут же поправился он.

Ведь Лотту он все-таки вернул. И это большое облегчение.

Большое, но отнюдь не достаточное.

— Может, — говорила Лотта, — нам с тобой нужно спрятаться, ты и я, и никого больше. Уехать в другое место. То, что они сделали с Джо, так и стоит у меня в глазах, этого я никогда не забуду. Я помню их беготню по крыше, а затем лицо с носом, прижатым к оконному стеклу. И ведь у Джо были пистолет и винтовка, и он знал, что они идут, и все бесполезно. Думаю, нам нужно уехать из Лос-Анджелеса, а может, и вообще из Западных Соединенных Штатов. Может быть, даже с Земли.

— Податься на Марс?

— Юдиты там совершенно бессильны, — сказала Лотта. — Там вся власть принадлежит ООН, и поселенческие купола не жалуются. Все и всегда находится под контролем. И они постоянно зазывают добровольцев, по телевизору их рекламу крутят каждый вечер.

— Но оттуда нельзя вернуться, — предупредил Себастьян. — Иммигрировал — и с концами. Тебя об этом предупреждают перед тем, как дать на подпись бумаги. Это билет в один конец.

— Я знаю, но, по крайней мере, так мы останемся живыми. Мы не услышим как-нибудь ночью шорох на крыше или за дверью. Думаю, Себастьян, тебе нужно было все-таки вытащить оттуда Анарха, тогда бы тебе помогали хотя бы юдиты. А теперь…

— Я пытался, — обреченно сказал Себастьян. — Ты же слышала Энн Фишер; про него я не смог договориться. Я взял то, что смог, — взял тебя — и убрался оттуда на хрен. Рэю Робертсу придется это проглотить, иного выхода просто не было.

Но где-то внутри он прекрасно знал, что даже толком и не пытался освободить Анарха. Он думал только о Лотте. Как верно сказал Рэй Робертс, это был почти биологический порыв. Порыв, которого Робертс опасался и который в конце концов, как Робертс и предвидел, заслонил все прочее. Как только Себастьян вошел в Библиотеку, все эти разговоры о «непреходящей исторической ценности» развеялись как пар, как дым от гранаты с ЛСД.

— Я бы правда с радостью отправилась на Марс, — сказала Лотта. — Помнишь, мы с тобой это обсуждали? Говорят, это просто потрясающе… такое странное ощущение огромности космоса, благоговейное осознание того, как это здорово — человек на другой планете. Говорят, головой этого не поймешь, надо самому пережить.

— Единственное, что я могу делать, это искать и вынюхивать.

— Находить мертвецов, которые вот-вот вернутся к жизни?

— Ты же знаешь, что это мой единственный талант, — безнадежно махнул рукой Себастьян. — А что от него толку на Марсе? На Марсе все проверки по эффекту Хобарта дают нулевой результат.

Он не хотел на Марс и по этой, и по другой, родственной, причине. Там он снова начнет стареть, и для него это скоро кончится летальным исходом: в этом направлении его неизбежно ждали болезни и смерть.

«Для Лотты все, конечно, по-другому, — думал он. — У нее будут впереди десятки лет нормальной жизни, значительно больше, чем на Земле. А нужно ли мне так уж бояться, что я вскоре постарею и умру? Я проходил через это однажды, и было не так уж и плохо. В некотором роде это меня могло бы даже обрадовать — великий, бесконечный покой. Никаких тебе тягот, никакого бремени».

— А ведь и правда, — согласилась Лотта. — На Марсе мертвецы не воскресают, я как-то совсем забыла.

— Я мог бы заняться физическим трудом или стать каким-нибудь там клерком, — предложил Себастьян.

— Нет, там же наверняка оценят твои управленческие способности, твой талант организатора. Они наверняка будут тестировать твои профессиональные склонности, так же везде заведено. И тогда они узнают про все твои разнообразные достоинства, понимаешь?

— Ты полна молодого оптимизма, — сказал Себастьян. А я, добавил он про себя, старческого отчаяния. — И вообще подождем что-нибудь решать, пока я не побеседую с Рэем Робертсом. Может, я буду настолько убедителен, что он мне даже поверит. В смысле, — поправился Себастьян, — что заставлю его понять всю безнадежность положения, в котором я находился. И может быть, эти боевики, про которых ты там говорила, может, они сумеют спасти Анарха. В общем-то, задача и вправду скорее для них. Я и об этом напомню.