""Не хочешь – не надо!" – говорит мама…" "Не хочешь – не надо!" – говорит мама и уносит тарелку остывшего супа на кухню. Скорее всего, подогреет и принесет обратно. Надо бы сразу съесть. Сопротивляться глупо. Но ситуация повторяется многократно. С утра – детский садик. Средняя группа. Огромные няни. Гора игрушек облезлых – медведей, кошек. Ряд белых ночных горшков за занавеской зеленой, застиранной, в бывший желтый горошек. Прогулка по улочке – солнечной, пыльной, одесской. Открытия в области сравнительной анатомии — без объяснений. Рисовать положено море с корабликом или зайчика на полянке, или кактус и фикус – весь набор домашних растений, но мальчики чаще рисуют танк и солдата на танке. Танки едут в столицу Венгрии или еще куда-то, куда скажут-прикажут, – солдат рискует разбить коленки. Все зависит от времени, то есть какая дата на отрывном календаре, висящем на стенке. Хороша, заманчива участь солдата: у него и повидло слаще, и какао без пенки. "Как река разветвляется в устье, в конце пути…" Как река разветвляется в устье, в конце пути жизнь существует в нескольких – трех или пяти вариантах, как ни старайся, единства в ней не найти. Женитьба, аборты и все же – рожденье детей, правленье диктатора с набором жестоких затей, святейший владыка – значит, святого святей. Смена времени, места, бегство, новые берега, шелестит осока, воспитательница была строга, при дележке кому-то достался лишний кусок пирога. Он съел и не подавился, не встал поперек кусок, зарывается маленький краб во влажный песок, связан петух, тетка точит нож о брусок. Вчера несуна задержали на проходной. Куда ты торопишься? Выпьем еще по одной. Сын за отца не ответчик – видимо, не родной. "Тому, кто умер в годах предвоенных…" Тому, кто умер в годах предвоенных, откуда знать, что он не дожил до войны? Тому, кто умер в лагере для военнопленных, откуда знать, что пленные были освобождены? Что электроток от колючей проволоки отключили, вышки снесли, ворота открыли, мертвых отрыли – ступай, несчастный, куда глаза глядят, или, если ослеп, куда ноги несут, но знай: жизнь всегда бывает до войны, или в годину войны, или после – перед новой войной. И негоже тебе, мужлану, простолюдину, роптать на того, кто правит твоей страной. Он, благородный, объезжает коней благородных, садится к штурвалу птицы сверхзвуковой, спускается в бочке на дно озер пресноводных и в морские глубины ныряет вперед головой. Только мелькнут в волнах розоватые пятки, мелькнут огромные челюсти, треугольные плавники… Что же мы не нырнули за ним, подкачали, ребятки! Век не видать нам ни воли стальной, ни железной руки. "Вагончики фуникулера, красно-желтые, еще те…"
Вагончики фуникулера, красно-желтые, еще те, бельгийские, открытые, на манер дачной беседки, катают деток на такой высоте, что с земли не видать, куда укатили детки. Разве только в бинокль театральный смотреть, или в трубу подзорную, раздвижную, разве только медный чайник на примусе разогреть или купить по случаю машинку "Зингер" ножную. Плюс керосин в канистре, если отключат свет. Прикрутить фитиль, чтоб расходовать понемногу. Плюс приличный костюм в чемоданчике на случай, если придет ответ на все вопросы, с которыми обращался к Господу Богу. "Школьный двор. Как положено, во дворе…" Школьный двор. Как положено, во дворе ученики-мученики выстроены в каре, что полк на плацу. С полками жить – по-полчьи выть. Мальчики вырастут – будут шпионов ловить, охранять границы, тюрьмы и все такое, давать отпор врагу железной рукою, пить горькую. Забивать косяк на пустыре. А пока стоят в каре на школьном дворе. Барабан отбивает морзянку: точка-точка-тире. Выпускник-дылда идет, глядя вниз и вперед, у него на плечах первоклассница. Маленький рот сжат и сосредоточен, передничек с кружевами поверх платья. Кумачовый плакат со словами о книге – источнике знаний на серой глухой стене. Источник знаний течет широко по нищей стране, впадая в Каспийское море, с Волгою наравне. Выпускник-дылда идет. Ладони его придерживают коленки девочки. Ничего, все скоро кончится. Сияют белые банты и медные трубы, наяривают музыканты, им сегодня еще успеть хоронить гэбэшного генерала, там тоже цветов завались и народу будет немало. А девочка держит в руке колокольчик, и он молотит-колотит, в ушах отдается звон. Директор в военной форме, даром что без погон. Белые нитяные чулочки. Босоножки, из них торчат пальчики. Девочке тоже нянчить внучат, тянуть до пенсии, ставить подпорку под веревку с бельем, размачивать корку в молоке, лежать под простыней с застывшим лицом, рядом с погибшей страной – и дело с концом. А пока директор толкает про девятнадцатый съезд. Колокольчик колотит-молотит. Как им не надоест? |
