— Видишь, что ты наделал? Комарик ему обязательно расскажет. Как нам теперь выпутаться?

— Гениальный артист! Взял и все напортил!

— Плевать ему на пионерский театр! Он ведь в фильме снимается.

— Слышал, что Павел сказал? Оказывается, Комарик сама написала пьесу.

— Словом, отправишься к Комарику, попросишь прощения.

— И обещай ей, что будешь играть, — потребовала Иголочка.

— Ее сегодня нет в школе, — сообщила Карина. — У пионервожатых методический день.

— Ах да, четверг!

— Все равно! — не унималась Иголочка. — Иди к ней домой. Попроси прощения и возьми пьесу. Сразу же начнем переписывать роли.

Мы требовали, уговаривали, угрожали. Но Индулис наотрез отказался: никуда он не пойдет!

Иголочка разозлилась:

— Раньше я еще думала, что это так, случайно получилось. Но теперь вижу: неслыханное упрямство и зазнайство.

— Ладно, черт с ним! Пусть не участвует, — принял решение Дирт. — Я берусь, без всяких жребиев. Правда, я пониже его. Но разве бабушки обязательно должны быть такими, как отцы? Моя собственная бабушка, например, меньше меня.

— Тогда все в порядке, — обрадовалась Карина. — Но все-таки кому-то придется сходить к пионервожатой. Извиниться за Индулиса, сказать, нам очень жаль, мы все продумали и вместо Индулиса бабушку сыграет Дирт. Ну и пьесу взять.

— Думаешь, пьеса у нее дома? — засомневалась Яутрита. — Может, в школе оставила?

— Неважно, — твердо сказала Карина, у нее без всяких спектаклей повадки опытной учительницы. — Главное не в этом. Важно, чтобы сегодня вечером кто-нибудь к ней непременно явился с извинениями. И попросил заодно, чтобы разрешила переписать роли.

— Пусть идет Гунар, — предложила Югита.

С чего это вдруг? Почему именно я?.. Но и другие были того же мнения.

— Ты умеешь говорить, — пояснила Иголочка.

Честно говоря, я даже почувствовал себя польщенным.

— Что ж, если поручаете ведение мирных переговоров, постараюсь быть на высоте.

Но сделать оказалось намного труднее, чем пообещать.

Дверь мне открыла не сама Комарик, а какая-то угрюмая старушка, ни за что не желавшая пускать меня в дом.

— Только что вернулась с семинара, едва успела поесть. Все время в бегах. Передохнуть не дадут!

Я стал убеждать, что долго не задержусь. Скажу Кайе два-три слова, кое-что у нее возьму — и все.

— Ладно уж! — старушка неохотно пропустила меня в прихожую. — Подожди здесь.

И пошаркала на кухню.

Я стал ждать, когда появится Комарик. Но она все не шла. Пять минут, десять… Странно!

И тут я услышал неясные отрывистые звуки. Насторожился. Похоже на всхлипывания. Ну да, кто-то плачет!

Сначала негромко, пытаясь сдерживаться. Но чем дальше, тем громче и неудержимее становится плач. Вот он уже переходит в настоящие рыдания. Могу спорить: это голос Комарика. Что с ней случилось? Где она?

Я весь превратился вслух. Кажется, плачут в коридоре. Подошел к двери, заглянул осторожно. Нет никого! И тут я снова услышал громкий всхлип, за которым последовали слова, прерываемые плачем:

— Не могу!.. Не могу больше!.. О, несчастная!.. Не хочу их больше видеть! Никого! Никогда!..

Слова стали неясными, голос дрожал. Рыдания, стоны, тяжелый хрип, словно там, за стеной, сжимали рукой горло…

Не хочет нас видеть! Никого! Никогда… Сейчас Кайя подойдет к двери, откроет ее и увидит меня. Одного из тех…

И хотя я вовсе не чувствовал себя таким уж виноватым перед Комариком, мне было легче провалиться сквозь землю, чем посмотреть ей теперь в глаза.

Я рванул дверь и, очутившись на улице, понесся во весь дух. Скорей! Скорей!

До полуночи я названивал своим одноклассникам, у которых есть телефон.

А утром в школе убедился, что о случившемся уже знают все. Настроение в классе было мрачным и подавленным.

— Что теперь будет? — в голосе Сильвии слышались слезы. — Комарика наверняка увезут в больницу.

— Скажи уж прямо: в сумасшедший дом! — Агрис любил точность.

— Кто дал тебе право называть Комарика сумасшедшей? — накинулась на него Карина. — Она просто переутомилась с нами. Вспомните, что сказал Павел: сама написала пьесу! Думаете, это легко и просто? Наверное, работала по ночам, недосыпала… Ребята, что теперь делать?

— Говоришь, в квартире была одна только старушка? — Вилнис пронизывал меня пытливым взглядом следователя.

— Да, больше никого.

— И глуховатая притом?

— Похоже.

— Наверное, она даже толком и не знает, что происходит с Комариком, — встревожилась Иголочка. — Нет, тут без врача никак не обойтись.

— Считаешь, надо вызвать «скорую помощь»?

— Я этого не говорила.

— А если пойти к классной руководительнице? — предложила Сармита. — Она обязательно что-нибудь придумает.

Томинь, глядя на меня, предложил:

— Может, к твоей матери?

— Нет, лучше уж пойти к нашей классной руководительнице.

Так считало большинство.

Классная руководительница — ее фамилия Лауране — выслушала нас спокойно. Потом сказала:

— Ничего не надо предпринимать. И никакой «скорой помощи». Кайя живет у бабушкиной сестры, я очень хорошо знаю эту старушку. Умный, рассудительный человек. Если возникнет необходимость, она сама будет знать, куда обратиться.

— А родителей у Комарика нет? — спросила Яутрита и стала расспрашивать: — Эта самая сестра бабушки — единственная родственница Комарика, да?

— Это что еще опять за Комарик? — Учительница Лауране словно обдала нас ушатом холодной воды. — Сколько раз я вам говорила, что старшую пионервожатую не полагается так называть.

— Трудно мгновенно переориентироваться. — Вилнису очень нравится вставлять в речь иностранные слова, когда к месту, а когда без всякой надобности. — Всю жизнь так ее называли, а теперь…

— Мы без злого умысла, — добавил я. — Срывается иногда.

— У Кайи и отец есть, и мать, и брат, — сказала классная руководительница. — Только живут они в селе. И бабушка ее тоже с ними.

— А почему Кайя все эти годы живет в Риге? Там, у них, что — школы нет?

— Есть, конечно.

— Ну вот! А она почему-то училась здесь, у нас.

— А не кажется ли вам, что вы чересчур любопытны?

— Нет, не кажется, — возразил я. — Просто мы хотим получше узнать пионервожатую.

— Ну ладно, — сдалась она. — Дело в том, что у сестры ее бабушки несколько лет назад умерла единственная дочь. А муж у нее погиб на войне. Так что осталась старушка одна-одинешенька. Вот почему Кайя переехала жить к ней. К тому же девочка хотела после школы поступить на театральный факультет.

— И провалилась, — уточнил Индулис, впрочем, теперь это вовсе не для того, чтобы лишний раз подкусить.

— В жизни всякое случается, — сказала наша классная руководительница. — Надежды сменяются сомнениями. Радость — горем. Успех — провалом. И наоборот. Такова правда жизни, ребята.

— Что же нам все-таки предпринять? — Карине не терпелось действовать.

— Пока ничего. Исправляйтесь…

Мы никак не могли успокоиться — что ни говори, а происшествие небывалое. Сильвия твердила без конца:

— Я вам говорю — у Комарика нервное истощение. О, я хорошо знаю, что это такое! У моей тети было. Четыре месяца пролежала в больнице. А сколько всяких лекарств выпила — ужас!

— Комарик была нам, видите ли, плоха! — каялся Дидзис. — Теперь — пожалуйста! Назначат новую вожатую — какая еще попадется. К тому же Павел — ее друг. Узнает и бросит все. Охота ему будет с нами возиться после всего! Словом, не видать нам больше судоверфи как своих ушей.

Он был прав. Положение — не позавидуешь! На уроках мы никак не могли сосредоточиться, шептались, перебрасывались записками. Учителя то и дело одергивали нас, записывали в дневники замечания.

На большой перемене за обедом — все о том же: что будет с Комариком?

— Ах, хоть бы она выздоровела! Тогда пошло бы по-другому.

— Индулис, а ты бы теперь согласился сыграть бабушку? — Иголочка снова принялась за нашего киноартиста.