Ехать! Ехать! Ехать! Плыть, лететь, мчаться, все вперед и вперед, освобождаясь от мертвого груза, прочь из круга ненависти, туда, на родину, где ты, наконец, обретешь дар слова, где вспомнишь все забытые слова...

     На третий день - это было воскресенье - внезапно выяснилось, что на пароходе, отходящем на следующий день, в понедельник днем, из Марсели в Хайфу, имеется свободное место. По телефону закрепили за мной это место, и в тот же вечер я уехал в Марсель.

     Перрон Лионского вокзала проплыл мимо окна, с вечерней сутолокой огней и провожающих, и я остался один, со знакомым детским чувством: снова один, потерянный в ночи, в огромном мире, как пловец упавший за борт парохода в океан. Но океан был на этот раз не бурный, ледовитый и враждебный, а теплый, без волн и спокойный... и пароход, светя огнями, не уходил отдаляясь, а стоял и ждал... ждал в марсельском порту.

     Я долго стоял в пустом коридоре у окна, вглядываясь в темноту ночи. Поезд мчался с грохотом, замедляя и ускорял движение, семафоры указывали ему путь, диспетчеры сигнализировали его проход, на станциях он вздрагивал, меняя колею, и я слышал обрывки разговоров, которыми обменивались ночные пассажиры, сонные слова, язык Франции. Я был на Западе, и лучшее доказательство - что я мог стоять здесь у окна, не боясь, так беспечно и спокойно! А завтра в это время я буду спать в жаркой кабине, под шум мотора, где-нибудь у берегов Италии...

     Молодой человек остановился около меня и любопытно оглядел. Он выглядел как студент. Что во мне было интересного? Я был немолод, устал и упорно молчал, глядя в ночь. Он заговорил со мной первый.

     - «Так далеко, из Сибири!» - сказал он, узнав, откуда я еду. - «и в Палестину! Вы видели много стран. И что же? Были где-нибудь люди довольны, счастливы? Скоро и я уеду отсюда далеко - за море, в Индо-Китай!»

     - Зачем? Неужели воевать?

     - Нет, мы уж довольно воевали. Мы ищем мира. Может быть найдется за морем страна, где можно все начать сначала. Мир вокруг нас обваливается. Франция нищенствует. Франция в трауре. Откуда придет свет? С Востока? С Запада?

     - Пустяки,- сказал я. Вы молоды. У вас прекрасная, богатая страна. Работайте и не доверяйте чужим. Не ищите у них света. В Сибири какой же свет? Там холод, нужда,- и они были бы рады иметь ваши заботы.

     Молодой человек продолжал домогаться у меня подробностей о Сибири. Палестина интересовала его меньше. Во Франции он, видимо, уже совсем разочаровался. Я пожелал ему спокойной ночи и ушел спать в купе.

     В десять утра, в проливной дождь, мы прибыли в Марсель. Я поспешил на рю де Републик в бюро пароходного общества. Место на пароходе было еще свободно. Я вытащил свой варшавский паспорт и кипу французских ассигнаций: уплатить за билет. Но при виде моего паспорта лицо служащего омрачилось.

     - Вы иностранец? В таком случае вы обязаны по закону платить за билет заграничной валютой. Есть у вас доллары, фунты?

     - Нет, но если нужны доллары, пожалуйста, я сейчас выйду разменяю деньги.

     - Невозможно,- сказал служащий.- Вы можете платить только той валютой, которую ввезли во Францию и при въезде задекларировали на границе. Сколько вы ввезли? -

     - Я ничего не ввез, сударь. Но у меня родные в Париже, они снабдили меня деньгами.

     - В таком случае мы не можем продать вам билета.

     - Я забеспокоился.

     - Послушайте, Так получается, что я вообще и никогда не смогу уехать из Франции. Посудите сами: я иностранец, которому продают билеты за валюту отмеченную в паспорте, а если ничего отмечено, то что же мне делать?

     Служащий высказал мысль, что лучше всего было бы вернуться в Париж и похлопотать в министерстве.

     - Но тем временем истечет моя транзитная виза! вот штемпель «без права продления».

     - Ах! - сказал служащий - какая жалость. Неужели вам придется вернуться в Польшу?

     Я мягко заметил: но ведь у меня паспорт эмигранта. Без права возвращения. Если в вернусь, Польша меня не примет.

     - Ну, значит, оставайтесь,- позволил служащий.- Есть у вас кто-нибудь в Америке,кого бы вы могли просить купить вам билет? Вот выход: Америка.

     Я снял себе номер в отеле на рю Кольбер, недалеко от Канебьер и поехал после обеда в бюро Сионистской организации. Там мне объяснили, что выехать из Франции я могу лишь с ближайшим транспортом беженцев, которые по соглашению с французским правительством периодически переправляются сионистской организацией из Марсели в Палестину. Меня обещали включить в следующий транспорт, но не могли точно указать, когда он пойдет. Может быть на этой неделе, а может быть на будущей.

     Я остался ждать парохода и ждал его три недели.

     Префектура продлила мне визу, несмотря на штемпель «без права продления». Такая вещь в Советском Союзе не прошла бы гладко. Там штемпель есть штемпель. За невыезд во время, т. е. «за нарушение паспортного режима» полагается несколько лет принудительного труда в исправительном лагере, как я выяснил в свое время. Но французы народ беспечный.

     Итак, я застрял в Марселе, но не жалел об этом. Приятно находиться «в состоянии отъезда» на юге Франции, в большом портовой городе, который видишь в первый раз в сентябре, когда небо синее и улицы залиты солнцем. Чувство бездумной легкости, сказочной невесомости, овладело мною. Я знал - это не надолго. Но это было исполнение давнишней мечты. В 1943 году, в советском лагере, я написал, обещал себе, закрепил:

     Вот с этими стихами, живыми в подсознании, я проводил свои дни на улицах и бульварах, в кафе, где сервировали кофе без сахара, и каждый день обедал в другом ресторане. Я научился есть «буйябез» и пить вино стаканом. Я пил виноградный сок у киосков, которые назывались «стасион юваль». Я ходил в синема на Марлену Дитрих и Фернанделя.

     Осенью 1946 года Франция переживала голодное время, но я не замечал этого: с меня было более чем достаточно. В полночь я ел сэндвичи на улице и стоял в очереди: за жареными каштанами. Я съездил на остров Иф на внешнем рейде, со знаменитой крепостью, в казематах которой содержался Мирабо, и, помнится, умер Портос, перебив сто шесть человек перед геройской кончиной. Я поднялся лифтом на высоту Нотр-Дам де Гард и созерцал миллионный город в потоках южного солнца и платиновый блеск моря. Я ездил на Корниш и купался в море. Я получал и писал письма. Я был полон терпения. Я был доволен жизнью. Все происходившее со мной казалось мне божьим чудом. Денег у меня было ровно столько, чтобы дожидаться парохода, скромно живя и никуда не отлучаясь из Марселя, где каждый день мог быть дан сигнал на посадку.