Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

За утренней трапезой собралась вся семья Шеиных, гости и Анисим с Глашей, которые стали близки Шеиным, считавшим их за членов своей семьи. Глаша была неразлучна с Катюшей, которой пошёл уже шестой годик. Не было за столом лишь Марии. Она дохаживала последние дни и не выходила из опочивальни. Катерина назвала даже день, когда Мария принесёт дитя:

   — На день апостолов Петра и Павла наша роженица и порадует вас сынком и внуком Иванушкой.

После трапезы была беседа о московских новостях. Вдруг в самый разгар разговора Сильвестр быстро встал из-за стола, поспешил к божнице и начал истово молиться. А помолившись, вернулся к столу и, сверкая зелёными глазами, с жаром произнёс:

   — Не моё, но, глаголю, пришло из глубины грядущих веков. Слушайте же. — И Сильвестр вскинул руку с указующим перстом:

Кто б ни был он, спасённый ли царевич,
Иль некий дух во образе его,
Иль смелый плут, бесстыдный самозванец,
Но только там Димитрий появился!..

И Сильвестр указал на Кремль, башни которого виднелись из палат Шеиных.

   — А ведь суть-то глубокая в том, что тебе, Сильвестр, открылось, — отозвался Михаил. — И что же выходит, новый царь уже в кремлёвском дворце появился?

   — Ещё нет, но скоро будет там. И я прошу у боярыни Елизаветы милости, отпустить нас, мужей, посмотреть на въезд царя в Кремль.

В этот миг над Москвой заблаговестили колокола. Особенно усердно они звонили в кремлёвских соборах и звонницах.

   — Вот и знак приближения царя к Москве. Идёмте же, други, посмотрим. — И Сильвестр хлопнул Анисима по плечу.

   — Я сбегаю к Маше, скажу ей, — поднимаясь из-за стола, произнёс Михаил.

Они шли к Красной площади под несмолкаемый звон колоколов. Михаил не помнил, чтобы кого-нибудь когда-либо так встречали. А может быть, священнослужителям нужно так трезвонить. Может, они поверили, что вот-вот въедет в Москву истинный царевич Димитрий. Что ж, в Серпухов к нему съехались сотни вельмож, и все признали его царём, и никто не сбежал, вдруг разуверившись. «Почему?» — задавал себе вопрос Михаил Шеин на пути к Красной площади и не находил ответа. Даже ведун Сильвестр уклонился от праведного слова, когда Михаил спросил его:

   — Ты-то веришь, что сейчас увидим царевича Димитрия?

   — Подожди, Борисыч. Близок час, когда всё станет ясно как Божий день. Главное — присмотрись, кто его окружает. А теперь давай минуем Китай-город и спустимся к Москва-реке. Там, на мосту, лучше всего увидеть его близких, да и самого рассмотреть.

Оказалось, что к мосту близ спуска от храма Василия Блаженного добраться было не так-то легко. Толпа там возвышалась плотной стеной, и, если бы не Сильвестр, стоять бы Михаилу и Анисиму сажен за двести от моста. Он же сломил ивовую ветку, очистил её от коры, выставил далеко вперёд и пошёл к толпе, ведя следом Михаила и Анисима. Он трогал палочкой горожан, они оборачивались и, увидев перед собой «слепого», уступали дорогу.

«Смотри-ка, к убогому да сирому россияне всегда милость проявляют», — подумал Михаил, идя за Сильвестром.

И вот они уже близ моста и слышат, как за Москва-рекой перекатываются мощные отзвуки приветствия вступившему в Москву Лжедимитрию.

Приближался миг, когда воевода Михаил Шеин должен был воочию убедиться, истинно ли перед ним царевич Димитрий. И не проросла ли в нём с новой силой досада на то, что под Добрыничами ему не удалось сразить самозванца? Какая бы благодать наступила на Руси!

Но нет, самозванец здравствует, и вот он уже въехал на мост. Он верхом на белом коне, на нём бобровая шапка, атласный кафтан, он... Нет... Михаил запутался, он не мог вспомнить, каков же самозванец на лицо. Потом вспомнил: он безобразен. Но это было первое впечатление. Михаил позже согласился, что это был молодой человек роста ниже среднего, некрасивый, рыжеватый, с большой бородавкой с правой стороны носа, ко всему прочему неловкий и с каким-то грустным и задумчивым выражением лица. Таким Шеин увидел его позже в Кремле и в те же дни удивился, что за неказистой внешностью скрывалась незаурядная натура, бойкий, как у дьяков, ум, легко разрешающий в Боярской думе многие трудные для тугодумов-бояр государственные вопросы.

Всё это было потом, а пока Шеин видел нечто нелепое и даже никак не совпадающее с представлением о нормальном россиянине. Вот самозванец совсем рядом. Михаилу показалось, что тот посмотрел на него, заметил, может, запомнил. Но тут внимание Шеина было привлечено другим. За самозванцем ехал большой отряд польских вельмож и шляхтичей. Этот отряд удваивался тем, что за ним следовали оруженосцы. Они были увешаны оружием. Михаил вспомнил, что шляхтич без оруженосца всё равно что петух без хвоста. Шеин грустно улыбнулся от этого сравнения и тут же почувствовал, как в его душе рождается гнев: почему же в свите сына Ивана Грозного нет ни одного русского — боярина, князя, рынды, наконец? Всех оттеснили поляки. Что ж, такое было и при Иване Грозном, когда он женился на черкешенке Марии Темрюковне. Тогда его двор заполонили кавказцы.

Однако русские вельможи были в свите самозванца, они ехали следом за поляками, и их было не меньше сотни. Многих из них Шеин запомнил по той поре, когда они были в свите Бориса Годунова. «Вот они, придворные царя Бориса», — мелькнуло у него. Он отвернулся от них, тронул Сильвестра за локоть, сказал ему:

— Пойдём, любезный, от этого балагана подальше.

Вернувшись на Рождественку, Михаил велел накрепко закрыть ворота и калитку, никого из Кремля не впускать и дал самому себе зарок не показываться там. Он оставил за собой лишь возможность получать через Анисима какие-либо вести о жизни в Кремле, в Москве.

Прошло три дня, и Анисим принёс первую весть, которая заставила Михаила задуматься. В селе Преображенском Лжедимитрию была устроена встреча с инокиней Марфой, бывшей царицей Марией, матерью царевича Димитрия Угличского. И царица признала сына, обошлась с ним ласково. А он, как почтительный сын, три версты шёл с непокрытой головой около кареты царицы-матери.

Позже Михаил Шеин понял, как низко пала Мария Нагая, признав спустя какой-то год мощи царевича Димитрия, привезённые в Москву из Углича. Тому событию Шеин был свидетелем сам.

Но пришёл час, и Михаил избавил себя на несколько дней от каких-либо вестей из Кремля, из дворцовой жизни. В доме поднялась радостная семейная маета. Пришла пора Марии рожать дитя, и тут уж никак нельзя было обойтись без Катерины. Мария так и сказала Михаилу:

   — Любый, привези к нам Катеньку-ясновидицу. Без неё я никак не справлюсь с родами. Чувствую, что дитя очень крупное.

Михаил велел запрячь крытый возок и поехал с возницей на Пречистенку. Катерина с дочерью Ксенией были в лавке, стояли за прилавком. Михаил поведал, зачем приехал. Катерина задумалась. Шеин даже испугался: вдруг откажет. Но Катерина размышляла о другом. Покупателей из лавки не выпроводишь — это не принято. Ксюшу одну не оставишь — разные покупатели бывают. Выход один: просить Михаила, чтобы побыл в лавке, пока не вернётся Сильвестр. Она так и сказала:

   — Ты, славный, оставайся с Ксюшей, Сильвестр скоро придёт. Она торговать умеет, цены и счёт знает. А я поеду с твоим возницей.

   — Спасибо, милосердная. За нас не волнуйся.

   — И ты за нас не волнуйся. Всё будет хорошо.

Катерина ушла в дом, там собрала всё, что нужно, чтобы принять роды, и спустя несколько минут возок укатил на Рождественку.

Михаил в этот день славно поторговал с Ксюшей, но Сильвестра так и не дождался и был вынужден заночевать в его доме.

Сильвестр вернулся лишь утром. Впустив ведуна в дом, Михаил потрепал его по плечу:

   — И где это ты пропадал? Катя вчера сказала, что скоро вернёшься. Заставил нас с Ксюшей поволноваться.

   — Простите. Оказия случилась, когда-нибудь расскажу.

41
{"b":"546526","o":1}