— Чем послужить? — спросил старший наряда.

   — Надо выкатить пушку за крепостную стену в овраг и там выстрелить три раза в склон. Вот и всё. Вместо ядра зарядите вот такие камни. Говорят мудрые люди, что после них ядра из пушек дальше летят. Но ты, Варлам, знаешь, как далеко летят твои ядра.

   — Дальше, чем на четыреста сажен, их не уносит.

   — Это хорошо. Ну посмотри, как прочистим. Так что велю вам выкатить пушку в овраг близ речки Кердь. Возьмите три заряда пороху. Сходите за храм, наберите там камней ещё на два заряда. Ты, Анисим, веди счёт камням. — Михаил задумался. — И вот ещё что. На склоне оврага выложите холстины сажен на десять в длину и на две в высоту.

Анисим слушал Михаила, кивал головой, во всём соглашаясь, но у самого горели глаза, он хотел что-то сказать. И вымолвил:

   — Чтобы тесно нам в овраге не было, сажен сто простора надо.

   — Думайте, Анисим и Варлам, о заряде, а не о просторе.

Постепенно волнение у Анисима улеглось. Он вместе с пушкарями выкатил из крепости пушку, сбегал с молодым пушкарём и набрал камней в корзину. Ещё куда-то слетал и принёс куски старых холстин. Вскоре Анисим прибежал к Михаилу и сказал:

   — Батюшка-воевода, у нас всё готово.

Михаил согласно кивнул головой: дескать, всё понял — и тронул за плечо сотского Никанора, с которым вёл разговор.

   — Идём, Никанор, может, диво увидим.

   — Анисим, что ли, придумал?

   — Он, сын Воробушкин, — улыбнулся Шеин.

Сам в этот миг подумал: «Ой, как опростоволосимся, сраму не оберём!»

Пушка была поставлена в тридцати саженях от склона оврага, на котором закрепили колышками холсты. Анисим сбегал от пушки до холстов и обратно, сказал старшему пушкарю Варламу:

   — Батька, давай откатим пушку ещё сажен на десять.

   — Нужды в том не вижу, — ответил как отрубил Варлам.

«Ладно, тридцать сажен тоже хорошо, лишь бы долетели ядрышки», — подумал Анисим и принялся укладывать круглые камни на холстину. Считал до двадцати пяти. Потом увязал в холстину, шар получился как ядро, только с гребнем. «Так гребень-то впереди будет, он не помеха», — отметил Анисим и примерил «ядро» в ствол пушки. Туговато входило, но Анисим поворошил камни и «ядро» шло плотно. Он обрадовался, вытащил «ядро» и крикнул:

   — Варлам, давай заряд на место! — Анисим был возбуждён и знал отчего. Коль не выйдет из его затеи ничего, то позора не оберётся да и в опалу от воеводы попадёт. Ой как боялся он опалы и пострига монашеского! Да ведь не жил без риска. Голова у него будоражная была.

И вот уже всё сделано. Пушкари нацелили пушку на холстину. Анисим чуть ли не перед стволом суетится, готов был бежать следом за «ядром». А куда оно полетит, одному Богу ведомо. Сам-то Анисим лишь в голове воображал, что «ядро» полетит в цель.

   — Давай, Варлам, пали! — крикнул Анисим.

Твёрдая рука Варлама поднесла фитиль к лунке, где чернели крупинки пороха. Раздался выстрел, и дым клубом взметнулся вверх. Все замерли, словно остолбенели, смотрели с напряжением туда, где на склоне холма висели закреплённые холсты. Их не было, они лежали у подножия склона. Анисим первым бросился к ним, хватал их, разворачивал, рассматривал. И вдруг начал прыгать от радости, принялся считать дыры на холстах. Когда подошли Михаил, Варлам и Никанор, Анисим закричал:

   — Семнадцать! Семнадцать дыр!

Михаил не поверил, пересчитал.

   — Да, семнадцать, — подтвердил он, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, как Анисим.

Михаил понял, что значит такая стрельба при обороне крепости. Каждый выстрел пушки найдёт себе десятки целей в рядах врага. Теперь оставалось узнать убойную силу выстрела, на какую глубину в склон оврага ушли камни. Михаил сломал ивовую ветку, подошёл к склону и стал искать пробоины. Он вскоре обнаружил пробоину, и прут ушёл в неё чуть ли не на аршин. Рядом с Шеиным принялись искать пробоины Анисим и Варлам. Стременной каждый раз кричал благим голосом: «Нашёл! Нашёл!»

   — Велика сила у этих ядрышек! — важно сказал Варлам. — Теперь можно и пушку подальше отставить.

Он уже догадался, что ему морочили голову, когда говорили, как чистить ствол пушки. Старый пушкарь подумал, что отныне ближний ордынец ему не страшен: как косой косить будет. И велел Варлам пушкарям откатить орудие от склона оврага ещё на пятнадцать сажен.

Той порой Анисим уложил в холстину уже тридцать камней, но меньшего размера. Выстрелили. На этот раз оказалось девятнадцать попаданий, а «ядрышки» ушли в землю почти так же.

   — Ну, батюшка-воевода, хвала тебе и твоему Анисиму. Да мы теперь... — важно оглаживая бороду, продолжал восхищаться Варлам.

Был выстрел и в третий раз — для укрепления веры в новинку. На холстах и живого места не осталось. Уходя от пушкарей, Михаил сказал Варламу и Анисиму воеводским тоном:

   — Волю вам даю донести новинку до всех пушкарей, показать им, какие камни собирать, как заряжать пушки. — Дал Шеин задание и сотскому: — А ты, Никанор, пошли своих ратников камни искать и тоже покажи им, какие. И кучу за храмом переберите.

Незаметно приблизился Покров Пресвятой Богородицы, праздник, на который было назначено венчание Артемия и Анастасии. Горожане знали об этом событии в семье Селезнёвых, и с утра сотни их собрались на площади близ храма Николая Чудотворца. Кто-то догадался принести соломы и устлать путь до паперти храма. Два старших брата Селезнёвы несли свою сестрицу к храму высоко на руках. Пожилые горожане осуждали молодёжь: эк невидаль выдумали. А молодым потеха: красавицу невесту всем видно.

Жених шёл в окружении воинов, рядом с ним выступали «бояре» жениха Михаил и Никанор. А перед ними кружились, пели «боярки» — девицы-подружки невесты. Вот и врата храма, братья поставили невесту на паперть, жених поднялся к ней и, взяв за руку, повёл в храм к венцу.

В этот час прискакал из Рязани гонец. Открыли ему ворота, он спросил, где найти воеводу Шеина, как узнал, помчал к храму. Гонца россияне всегда угадывали и даже могли сказать по виду, с какими вестями он примчал. Как глянули пронские жёны на гонца, так и поняли, что привёз он недобрые вести. Он же кричал:

   — Дорогу, дорогу! Где воевода Шеин?

Крик гонца достиг ушей Михаила. Он понял, что гонец неспроста к нему рвётся: важные вести привёз. И Михаил сказал Артемию:

   — Иди, брат, в храм. Пусть ваш обряд идёт своим чередом. Я же скоро приду.

   — Понял тебя, побратим. Всё так и будет, как присудили.

Артемий скрылся с Анастасией за вратами храма. А Михаил подошёл к гонцу.

   — Что случилось, служилый? — спросил он.

   — Грамота тебе, воевода, срочная.

Гонец достал с груди из-под кафтана свиток. Михаил взял его, проверил печать, сорвал её и развернул грамоту. Прочитал и стиснул зубы, потому как захотелось ему выругаться с досады. Грамота была краткой и жёсткой. В ней говорилось, чтобы он, воевода сторожевого полка Михаил Шеин, по воле царя Бориса Годунова взял в Пронске две сотни конных, с которыми пришёл из Москвы, и следовал в день получения грамоты в Мценск воеводой передового полка, не добиваясь опалы. Указывалось в грамоте, что вторым воеводой идёт стольник и воевода Борис Михайлович Вельяминов. Находился Вельяминов в эту пору в городке Михайлове.

Осмотревшись, Михаил увидел неподалёку Анисима, кликнул его.

   — Сбегай в полк, позови сотских Никанора и Глеба к дому воеводы Селезнёва. Да не мешкай и им не давай.

   — Исполню мигом, воевода, — ответил Анисим и убежал.

А Михаил Шеин задумался: что могло случиться под Мценском, если его так спешно перебрасывают? Но гонец ещё был рядом, и он, похоже, выложил не всё. Михаил спросил его:

   — Что ещё у тебя, служилый?

   — Фролом меня зовут. А сказать я тебе, батюшка-воевода должен вот что. Как провожал меня дьяк Вылузгин, велел передать тебе добрые вести. Твои в Суздале здравствуют. Голод их не поразил. И семеюшка твоя разрешилась, принесла дочь.

   — Что ж ты, Фрол, до сих пор молчал! — воскликнул Михаил. — Доченьку-то как назвали? Крестили?