Ханыка будто вихрем вынесло из кабинета. В приемной он тяжело плюхнулся на стул и вытер рукавом пот со лба. Страшно иметь дело с этими Човдуровыми, но главное сделано. Аннатувак так прямо и сказал: «Я должен разобраться в этом негодяе Атаджанове».
Оставшись один, Аннатувак заперся на ключ. Ярость душила его. Ненавистное лицо Тойджана стояло все время перед глазами. Теперь ясно, зачем ему понадобилось поссорить Тагана с сыном! «Этот насквозь фальшивый, бессовестный беспризорник никого не любит. Что ему отец, что Айгюль? Он играет нами, Човдуровыми!»
Аннатувака поразила эта мысль, и он снова повторил вслух:
— Играет Човдуровыми!
Глава тридцать восьмая
Я не хочу быть невестой
Только среди дня в кухонном чаду, в хлопотах ненадолго забывала Мамыш свою навязчивую идею — женить сыновей. На сковородке весело шипели баранина и желтоватый, пропитанный жиром лук; белый пар клубами бил из кастрюли. Мамыш засыпала рис в кипяток, взяла щепотку соли, но в это время послышался робкий стук в дверь. Она насторожилась. Все домашние и даже соседи входили без стука. Значит, пришел кто-то посторонний. Мигом старушка очутилась в передней и распахнула дверь. Перед ней стояла красивая, нарядная девушка. Скромно поклонившись, она спросила:
— Нурджан здесь живет?
— Здесь, — глухо ответила старуха, чуя недоброе.
— А вы тетушка Мамыш?
— Я тетушка Мамыш.
— Вот как хорошо! Очень рада вас видеть!
Заметив недружелюбный взгляд старухи, Ольга остановилась на пороге. Мамыш безмолвствовала. Чтобы прекратить неловкое молчание, Ольга задала пустой вопрос:
— Нурджана еще нет дома?
Хотя Мамыш сразу догадалась, кто пришел к ней в дом, хорошо помнила, что рассказывал Дурдыев про девушку, и ни минуты не сомневалась в справедливости его слов, но торжественный и вместе с тем скромный вид Ольги, ее ласковый взгляд подкупили старуху. К тому же Ольга свободно, хотя и с акцентом, говорила по-туркменски. Мамыш оживленно заговорила:
— А Нурджан так и не показывался с утра, никогда сразу не приходит с работы… — И вдруг зажала рот рукой, вспомнив, что никак ей не следует быть приветливой с Ольгой.
Снова воцарилось тягостное молчание. Мамыш не позвала девушку в комнату, не предложила раздеться, не спросила имени… Ольга испытывала мучительную неловкость, но и уходить сразу казалось неудобным.
— Может быть, мне подождать Нурджана? — спросила она. — Или лучше уйти?
Разглядывая девушку, Мамыш с трудом сдерживала желание сказать: «Если хочешь уйти — зачем пришла? Я не тосковала без тебя. Скатертью дорога!» Однако, заметив в глазах девушки робкий укор, постеснялась отвечать грубостью и неохотно выдавила из себя:
— Если есть дело — жди. Он должен появиться. Проходи, садись…
— У меня, собственно, нет дела к Нурджану Атабаевичу, — Ольга замешкалась на пороге комнаты. — Только он приглашал меня… Вот я и пришла.
— Приглашал? — переспросила Мамыш. — А как тебя зовут?
— Ольга.
— Ах, Олге! — Мамыш хотела сказать что-то еще, но снова прихлопнула рот рукой, словно кастрюлю крышкой.
Хотя вторичного приглашения не последовало, Ольга отважилась и, не снимая пальто, прошла в комнату, присела у стола. Мамыш, словно пришитая, последовала за ней, устроилась напротив, подперла подбородок рукой и беззастенчиво уставилась на девушку. Да, Ханык был прав. Она в самом деле красива. Темно-зеленое пальто ловко облегает стройную фигуру, из-под шляпки, надетой набекрень, выбиваются пушистые золотые волосы, расстегнутый воротник открывает нежно-белую шею. Скромный вырез Ольгиного платья показался старухе величайшим бесстыдством, но особенно противны были ей стройные ноги девушки в прозрачных чулках.
Ольга ежилась, как на огне, под этим пристальным осмотром. Взгляд Мамыш как будто говорит: «Кто тебя звал в мой дом? Стыдно бросаться на шею мужчине! Не для таких бесстыжих я растила своего Нурджана. Если тебе нужны парни, ищи в другом месте!» Нет, не такой встречи ждала Ольга, когда шла сюда. Она думала, что мать Нурджана обрадуется, начнет рассказывать о сыне, расспрашивать Ольгу о ее семье. Конечно, во всем виноват Нурджан. Откуда Ольге знать, как ведут себя такие старухи? Если позвал, должен был подготовить мать. Может, по ее понятиям, девушке неприлично приходить к товарищу? Разве угадаешь чужие обычаи? Нурджан должен был предвидеть все.
Ольга посмотрела на часы. Только четверть пятого. Конечно, и сама она виновата, пришла на полчаса раньше срока. Тут эти полчаса, пожалуй, покажутся годом… Что ж, если старуха так неприветлива, не надо подражать ее примеру. И Ольга непринужденно спросила:
— Тетушка Мамыш, вы, должно быть, часто остаетесь дома одна? Вам не бывает скучно?
Окинув девушку удивленно-презрительным взглядом, Мамыш ответила:
— Дорогая, какое тебе дело до моих радостей и печалей?
Ольга совсем растерялась от такой грубости.
— Да я просто так спросила…
— Просто так говорят с подругами, а со старыми людьми надо говорить подумавши.
Если бы дома Ольге кто-нибудь осмелился прочитать такое наставление, она сумела бы найти ядовитый ответ. Теперь ей больше всего хотелось убежать куда глаза глядят, но неподвижный взгляд Мамыш будто пригвоздил к месту. Потупившись, она прошептала:
— Простите, я не хотела вас обидеть…
Мамыш торжествующе смотрела на нее. Нет, не нужна ей невестка, твердо печатающая шаг, выставляющая напоказ свои ноги, смотрящая прямо в лицо, как будто собирается сводить счеты. Та невестка, которую она ждет, войдет в дом робко, неслышно. Будет ходить опустив голову, возле дверей снимет калоши, ручным соколом сядет на ковер, глубоко надвинет на глаза платок, не посмеет задать ни одного вопроса и будет во всем соглашаться с Мамыш. Подумать только! Сидит эта бесстыжая, выставляет толстые ноги, улыбается, смотрит на все, как председатель санитарно-бытовой комиссии из домоуправления. А совести нет и в помине. Другая бы, зная про себя все, что рассказывал Ханык, за версту стала бы обходить дом Нурджана. Взволновав себя такими размышлениями, Мамыш резко спросила:
— Хорошо. Если ты Олге, зачем тебе нужен Нурджан?
Каждое слово старухи казалось Ольге бесконечно обидным, но она решила выдержать до конца и вежливо ответила:
— Мы с Нурджаном вместе работаем, хорошо знаем друг друга, часто приходится встречаться, разговаривать… Иногда он приходит к нам…
— Нурджан бывает у вас? — испуганно вскрикнула Мамыш.
— Да, конечно. Он знаком с моим братом, снохой. А сегодня Нурджан пригласил меня к себе. Хотел познакомить с вами, показать, как вы живете. Вот я и пришла.
Услышав, что сын бывает в доме Сафроновых, старуха загорелась желанием сказать еще какую-нибудь колкость.
— Пока что этот дом не Нурджана, а мой. И, по правде сказать, у меня нет большого желания видеть у себя всех случайных подруг сына.
Больше Ольга не могла выдержать. Она вскочила с места и сказала:
— Я тоже нисколько не стремлюсь быть нежеланной гостьей…
Мамыш не стала ее усаживать и, желая окончательно рассорить с Нурджаном, ехидно заметила:
— Олге-джан, если верить слухам, ты гуляешь с моим сыном. Может быть, тебе кажется, что ему и не найти лучшей подруги, но… Ты уж прости, дорогая, но его судьба решена. Девушка, которая будет моей снохой, начала готовиться к свадьбе. Нурджан уже обручен, дорогая… — И впилась змеиным взглядом в глаза Ольги.
Ольга не знала, верить или не верить старухе, и больше всего боялась расплакаться. Ей было очень трудно, к горлу подкатил комок, но самолюбие взяло верх надо всем.
— Тетушка Мамыш, — сказала она небрежно, — вы, должно быть, ошибаетесь. Приняли меня за кого-то другого. Мы с Нурджаном только товарищи по работе. Если вы готовитесь к свадьбе, желаю вам всякого успеха. А теперь до свидания. Нурджан не пришел, а у меня много дел.
И она быстро ушла.
Оставшись одна, Мамыш беспомощно оглянулась. Ей показалось, что исчезло что-то, наполнявшее светом всю комнату. И в то же время она почувствовала, что сбросила с плеч тяжелый груз, избавилась от мучительной неловкости. Увидела пустой стул, на котором только что сидела Ольга, и он показался ей голым, а комната унылой до отчаяния. Что же случилось? Закружилась ли голова или сон дурной приснился? Уронила бадью в колодец? Выпустила из рук птицу? Ведь только что они сидели за столом? Только что разговаривали? Где же эта Ольга?
