Я поняла, что этот человек гораздо больше Фиренце. Кто бы это ни был, он задул лампы, спускаясь по лестнице. Может быть, это тот, кто преследовал Фиренце, и художник, поднявшись по лестнице, увидел его, поспешил назад, и спрятался в крипте? Что делать, закричать или тоже спрятаться?

Длинная рука в черном рукаве и черной перчатке протянулась и сняла с крюка лампу, висевшую у подножия лестницы. Незваный гость загородил свет, так что в комнату пробивался только узкий лучик, позади этого человека и вокруг него была темнота.

Его шаги замедлились. Спрятавшись за край триптиха, я слышала, как он вошел в комнату. Он может поймать меня здесь. Я не решусь ни окликнуть его, ни задать ему вопрос.

Я согнулась и в темноте на цыпочках стала пробираться к двери в огромную крипту под собором. Говорят, она не меньше размером, чем здание наверху. Дверь скрипнула, я пробормотала себе под нос ругательство, шагнула и оказалась в полной темноте.

Я боялась, что этот человек станет меня преследовать, и я была права. Но как получилось, что все быстро пошло не так?

Я услышала, как он зашел в крипту. Узкий луч лампы обшарил пространство возле двери, двинулся вперед, назад, прошелся по стенам, по полу. Я слышала, как мой преследователь плотно закрыл дверь в часовню, и понимала, что это был мой единственный выход. Если я убегу дальше, в глубину крипты, то там можно бродить в темноте целыми днями и заблудиться в этой кромешной тьме навсегда. Я знала, что должна пробраться назад, к двери и взбежать по лестнице наверх, но мой преследователь тоже знал это. Если меня не будет слишком долго, догадаются ли подмастерья позвать на помощь или послать кого-нибудь поискать меня? Почему я сказала им, что задержусь? Нужно было прислушаться к предупреждениям Фиренце о преследовании. Но где же он сам?

Низко пригнувшись, я попробовала пробраться дальше, но то и дело натыкалась то на каменные, то на металлические гробницы. Одна из них отозвалась приглушенным рокотом, но этот человек, очевидно, не услышал. Луч его лампы, все такой же узкий, двигался взад и вперед у его ног, он медленно продвигался ко мне. Должно быть, он знал, что я не отважусь убежать в глубь крипты. Что же, значит, он знает меня? Это кто-то, с кем я знакома?

Я была в таком ужасе, что чувствовала себя как в замкнутом пространстве, несмотря на то что крипта была огромной. Стук сердца отдавался в ушах. Мне пришлось буквально заставлять себя дышать. Воздух был затхлый. Все, к чему я ни прикасалась, покрывала пыль. Паутина липла к моему покрытому испариной лицу, цеплялась за ресницы. Я слышала, как разбегаются крысы и завидовала им.

За большим каменным памятником я встала на колени и выглянула. Судя по движущемуся в непроглядной тьме лучику света, этот человек методично приближался. Кто это? Уж никак не Фиренце, переодевшись и раздавшись в плечах, решил дать мне урок относительно преследования, хотя он и упоминал неразумных дев, оставшихся в темноте, которых должен был рисовать. Неужели это был ключ к тому, что он собирается сыграть со мной такую жуткую шутку?

Мог ли Кристофер, в последнее время так отчаянно добивавшийся меня, нанять кого-нибудь напугать меня, чтобы я поняла, насколько нуждаюсь в нем? Или он вернулся в город рано? Это может быть один из членов этой благочестивой гильдии, который не одобряет появления женщины в том месте, где они совершают свои тайные ритуалы. Пресвятая Дева Мария, молилась я, сделай, чтобы страх Фиренце оказался необоснованным, страх, что королева послала кого-то, чтобы гарантировать наше молчание. Ник? Нет, конечно, это не мог быть Ник, хотя этот человек был того же роста.

Слезы потекли у меня по щекам, когда я моргнула, но со слезами или без них, с открытыми глазами или с закрытыми, в этой тьме ничего не было видно. Я ощущала над собой тяжесть массивных камней, на меня наваливалась тяжесть моих страхов. Мне пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть от малодушного страха, даже если это выдало бы меня.

Время от времени я слышала, как шпага царапала камень или звенела, задев металлическую гробницу. Держал ли он ее в ножнах или вытащил? И с какой целью против невооруженной женщины?

Внезапно он высоко поднял лампу. Я распростерлась на полу. Он заговорил шепотом, но и тут ему вторило эхо.

– Верайна! Ее Величество послала меня за тобой. Маэстро художник уже в пути. Нам надо спешить.

Откуда этот человек знал о королеве, если не она его послала? Я не отвечала, не шевелилась, только дышала, неглубоко и медленно. Если он подойдет ближе, я отползу дальше и найду укрытие, которого пока не вижу.

Я стала молиться, чтобы смерть и чистилище не были похожи на то, что меня окружает. Должно быть, нужно было тратить больше денег на поминовение Уилла и Эдмунда, на мессы во спасение моей души. Нужно было жертвовать больше вотивных свечей, больше… Не схожу ли я с ума? Мне надо думать о том, что происходит здесь и сейчас.

Я заставила себя ползти, медленно, нащупывая путь перед собой, чтобы не натолкнуться на какой-нибудь очередной памятник. Длинные юбки мешали мне. Я задрала юбку и взяла в зубы подол. Потом поползла голыми коленками по пыльному твердому камню. Следующая гробница представляла собой какую-то большую скульптуру. Я осмелилась вернуться ближе к двери в часовню – во всяком случае, мне так казалось. Если я не утратила способности соображать, то здесь этот человек уже все обыскал. Я встала, чтобы ощупать скульптуру обеими руками. Похоже на каменное изваяние человека в доспехах. В ногах у этой фигуры лежала вырезанная из камня собака. Да, вот и статуя его жены лежит, вытянувшись, рядом с ним, но между ними оставалось расстояние, куда я сумела забраться и втиснуться.

Я могла только молиться, чтобы мой преследователь не нашел меня здесь, за камнем, в темноте. Я лежала неподвижно, как мертвая, как восковые скульптуры, которые я вырезала. То, что мой преследователь больше не подавал голоса, должно было означать, что он боится, как бы я не узнала его голос – или, раз я не отвечала, он понял, что хитростью меня не выманишь.

Разумеется, он не в состоянии обыскать всю крипту. Если здешние сквозняки погасят его лампу, он тоже потеряется. Ручаюсь, он ожидал, что я рванусь к двери в часовню. Мне ужасно хотелось поступить именно так, но я была умнее, – не такая, как мудрые девы со светильниками, а как осторожная вдова в темноте. Если даже он вернется в часовню и запрет меня здесь, я смогу застучать в дверь, когда соберутся члены гильдии этим вечером – если я к тому времени сохраню остатки разума.

Если этот человек думает выйти и оставить открытой настежь дверь в часовню, чтобы поймать меня там, у него ничего не выйдет. Но что он сделал с синьором Фиренце? Брошенная второпях на палитру кисть заставляла меня еще больше опасаться за жизнь художника. Мог бы он отправиться к королеве, в спешке бросив кисть? Нет, если бы это была правда, почему бы моему преследователю не назвать свое имя?

Человек медленно двигался по направлению к часовне. Могу ли я надеяться, что он собирается уйти? Меня так трясло, что плечи бились о каменные плечи приютивших меня статуй. О нет, он подходит ближе. Но он держал лампу так, что луч светил низко, чтобы ему было видно, куда поставить ногу, или чтобы внезапно осветить меня, как загнанную дичь. Как же мне хотелось подскочить к нему, выцарапать ему глаза, сорвать с него шляпу и плащ! Кто ты? хотелось мне закричать.

Он помедлил неподалеку от того места, где я лежала. Я смогла частично разглядеть гробницу в тусклом отраженном свете лампы, каменную, различных оттенков серого, высокий резной памятник надо мной и вокруг меня. Но я не отважилась приподняться, чтобы рассмотреть этого человека.

У меня защекотало в носу. Я не могу чихнуть, тогда я пропала. Хотя я должна была оставаться неподвижной, как камень, я медленно подняла руку и прижала палец к отверстиям ноздрей. Но все равно я собиралась чихнуть. Он найдет меня, я… ах…