Я сделала несколько шагов в его сторону в этой маленькой комнатке. Мне было видно, как раздуваются его ноздри от подавляемого гнева, как бьется жилка на шее. Меня качнуло к нему, прежде чем я успела опомниться и сделать шаг назад, но как же мне хотелось обнять его!

– В свое оправдание, – сказала я срывающимся голосом, – могу только сказать, что была слишком мала, чтобы это помнить.

– Тогда давай я расскажу тебе, как это было, – предложил он решительно и холодно. – В битве при Босворт-Филде, где пали мой отец и дядя, сражаясь против войск короля, их командир, лорд Френсис Ловелл, попросту исчез. На следующий год Ловелл поднял плохо организованное восстание, которое было подавлено, но ему снова удалось скрыться. На следующий год Ловелл возглавил повстанцев против королевских сил при Стоук-Филде, мой брат Стивен сражался на его стороне и пал, а Ловелл исчез. Его тело так и не было найдено, хотя я слышал, что люди короля искали его день и ночь среди раненых и павших. Позже одни говорили, что Ловелл исчез, переплыв реку Трент, другие – что верхом на лошади, говорили даже, что он растворился в воздухе.

Я открыла рот от изумления и, когда он, нахмурившись, прервал рассказ, заметила:

– Слухи. Люди любят слухи, и чем более странные, тем больше.

Он как будто не обратил внимания на мои слова и продолжал:

– Ловелл стал какой-то легендой – для одних спасенным небесами героем, для других – мстительным призраком. Но куда он делся? Он страстно ненавидел Тюдоров, поэтому и сейчас можно опасаться, что он вернется и попробует еще раз. Трижды он избегал королевского суда, дважды из‑за него в мою семью пришла смерть. Но важнее всего для меня то, что в результате битвы при Стоук-Филде погиб мой брат, смелый Стивен, то есть все мужчины моего некогда гордого рода пали – я остался один.

Я подалась вперед и положила правую руку на его крепко сжатый левый кулак. Меня как молнией ударило, когда он разжал кулак и стиснул мою руку. Я чуть не отшатнулась, ощутив его силу. На мгновение мы словно зависли в воздухе, а его взгляд, до тех пор отсутствующий, как будто он воображал сцены битвы, обратился на меня. Клянусь, я ощущала его хватку и его жадный взгляд еще долго после того, как он отпустил меня и я отошла от него.

– Я понимаю твое горе и твои утраты, – сказала я не своим голосом. Мы не могли отвести взгляд друг от друга, пока в наступившей пронзительной тишине я не заставила себя вернуться к работе. Мне приходилось постоянно обмакивать маленькую кисточку конского волоса в расплавленный воск над медным чайником, подвешенным над углями, потому что я не доверяла своей дрожащей руке, пытавшейся придать форму другой восковой брови. Я чувствовала на себе его горячий, как угли, взгляд.

– Я много лет злился на весь мир, – заговорил Ник, когда я уже решила, что он не станет продолжать рассказ. Он вздохнул и, тяжело опустившись на скамейку, привалился спиной к каменной стене. – Злился на свою милую бабушку, с которой после нашего разорения я жил в страшной бедности, злился на Тюдоров, несмотря на то что они приблизили меня и дали возможность мне – моему роду – вернуться ко двору. Но больше всего я зол на этого дьявола Ловелла. Он бросил своих людей, и говорят – слухи носятся в воздухе, Верайна, – что он до сих пор делает тайные попытки в Европе и здесь, чтобы скинуть Тюдоров, закоренелый йоркист, сторонник короля Ричарда. Я жду дня, когда…

Его голос замер, но в нем прозвучала такая угроза, что я обернулась посмотреть, держа кисточку на весу.

– Я жду дня, – повторил он сквозь сжатые зубы, стукнув кулаками по коленям, – когда король обратит внимание на мои прошения и позволит мне уехать выслеживать Ловелла, как чертову собаку, да он и есть собака!

Прошения? Так это над ними он все время склонял свою светловолосую голову? Такая жажда мести была выше моего понимания.

– Я должен отомстить и должен восстановить наше положение не только ради тех, кого потерял, но ради бабушки, – продолжал он, снизив голос до шепота. – Она еще жива и живет в бедности, на деньги, которые я ей посылаю. Наша преданность недостойной стороне стоила нам гордости и наших владений под Ноттингемом, и я собираюсь вернуть и то и другое – ради себя самого и ради бабушки, которая вырастила меня и которая столько утратила. Кто знает, сколько лет ей осталось, и если я не смогу…

Мы оба вздрогнули, когда из коридора раздался голос – голос королевы:

– Я тоже жду этого дня и жду возмездия за другие гнусные дела. Говорят, наверное, ты слышал, Николас, что Френсис Ловелл мог быть причастен, – она оперлась руками о дверной косяк, словно собиралась обнять сама себя, – к исчезновению моих братьев с целью поддержать своего сеньора короля Ричарда III.

Ник вскочил на ноги, я сделала реверанс.

– Я слышал это о Ловелле и ему подобных, Ваше Величество, – сказал Ник, распрямляясь после поклона. – Но, разумеется, есть и еще имена, которые молва связывает и этим жутким делом.

– Какие же? – требовательно спросила она, останавливаясь на ходу и оборачиваясь к нему. Ника, казалось, удивила ее горячность.

– Говорят, рыцарь-телохранитель короля Ричарда, сэр Джеймс Тиррелл, кое-что знает об этом, – сообщил он ей. – Но нам пришлось восстановить его честное имя, поскольку он один из немногих йоркистов, которые получили прощение и теперь служат Его Величеству. Я знаю, что с тех пор он верно служит, и потому считаю это слухом. Я слышал, Тиррелл все еще находится во Франции, охраняя форт в Кале для Англии.

– Это так, но я думаю, Его Величество вызовет его по случаю королевской свадьбы. Ну, мы увидим… ах, как я рада увидеть такую прекрасную резьбу!

Она наклонилась, чтобы ближе присмотреться к моей работе. Я бросила взгляд на Ника. Он стоял молча, глаза сузились, губы крепко сжаты, словно он удерживал себя, чтобы не сказать ничего больше.

Ее Величество взглянула на воск, с которым я работала, и негромко сказала:

– Мы больше не будем говорить об этом сегодня и весь этот веселый период королевской свадьбы. Пойдемте со мной оба. Мы посетим королевскую детскую, потому что у моей младшей, Мэри, там идет урок, а принц Генри, поскольку бдительно охраняющей его бабушки сегодня здесь нет, находится вместе с Мэри.

– Счастлив принц Генри, что его бабушка рядом, – сказал Ник, но не заметил, что при этих словах королева нахмурилась (я, правда, не поняла почему). Я торопливо сняла свой холщевый рабочий фартук и, вытаскивая из-под ногтей застывший воск, последовала за королевой. Ник шел за нами, и я надеялась, что Ее Величество не слышала, как он говорил, что зол из‑за утрат, постигших его семью, воевавшую против Тюдоров.

Было удивительно идти по широким украшенным коридорам и залам самогó дворца, ведь Ник обычно проводил меня через лабиринты коридоров царства слуг. Нас сопровождали две придворные дамы, обеих мне уже приходилось видеть, это были Сибил Винн и Сара Миддлтон. Но королева велела всем, кроме меня, остаться за охраняемой дверью и вошла в просторную солнечную комнату.

Две дамы и мужчина, без сомнения, учитель, вскочили на ноги и преклонили колена перед Ее Величеством. То же сделали прелестная белокурая девочка лет пяти, принцесса Мэри, дитя королевских кровей, и высокий, крепкий рыжеголовый мальчик, десятилетний принц Генри. Я сделала реверанс перед обоими детьми. Выпрямившись и обмениваясь приветствиями, официальными представлениями – миссис Верайна Весткотт, художница – и объятиями королевы со своим потомством, я разглядывала эти детские королевские лица, полные энергии и жизни. Хотя мне доводилось видеть принца Артура, когда он проезжал по улицам Лондона, я никогда не видела другого сына, Генри, герцога Йоркского[21]. Братья нисколько не походили друг на друга, они были как ночь и день, и принц Уэльский, к сожалению, был ночью. От этого мальчика исходила сила тела и характера, в то время как Артур был так худ, что казался болезненным. А маленькая принцесса была одной из самых красивых девочек, каких я когда-либо видела.